Диетическая месть
— Марина, хватит уже торт поглощать, а то скоро в лифт не поместишься!
Голос Игоря, довольный и громкий, разрезал уютную атмосферу вечеринки у друзей. За ним последовал взрыв мужского хохота — не злого, просто глупого гогота, который только подзадорил его. Игорь откинулся на спинку дивана, самодовольно оглядев компанию. Взгляд человека, выдавшего, по его мнению, остроумную шутку.
Марина тогда ничего не ответила. Просто поставила тарелку с недоеденным куском торта на столик и допила кофе. Она смотрела на мужа поверх края чашки и видела не любимого человека, а чужого типа, самоутверждающегося за ее счет.
Следующим утром в пустой квартире эти слова все еще висели в воздухе. Марина стояла посреди кухни, залитой солнечным светом. Внутри нее поселился арктический холод. Никаких слез, никаких истерик. Ярость, которая должна была взорваться вчера, за ночь превратилась в твердое, острое решение.
Она подошла к холодильнику и распахнула дверцу. Оттуда пахло сытой жизнью Игоря. На верхней полке — его любимая копченая колбаса. Рядом упаковка сарделек. На дверце — армия соусов: майонез, кетчуп, горчица. В морозилке — два пакета пельменей на случай ее задержки на работе. Внизу — шесть банок пива как награда за трудный день.
Марина достала из шкафа большой мусорный пакет. Черный, плотный. Раскрыла и поставила на пол. Движения были четкими, без суеты — как у хирурга перед операцией.
Первой в пакет полетела колбаса. Глухо стукнулась о дно. Затем сардельки. Потом все соусы, один за другим. Она не выдавливала содержимое — просто избавлялась, как от ненужных вещей.
Открыла морозилку. Пакеты с пельменями с тяжелым стуком упали в мешок. Потом банки пива — каждая с холодным металлическим клацаньем. Заглянула в хлебницу — багет тоже в мешок. Остатки вчерашней пиццы в коробке последовали за ним.
Покончив с продуктами, взяла губку и моющее средство. Методично отмыла полки холодильника до стерильной чистоты. Белый пластик заскрипел под губкой. Дверцу, морозилку — все до блеска.
Процесс занял двадцать минут абсолютно молчаливой, сосредоточенной работы.
Холодильник сиял пустыми полками. Марина открыла овощной ящик. Достала пучок петрушки, три огурца, морковь, сладкий перец. Разложила на средней полке — строгий, аскетичный натюрморт. На дверцу поставила литровый пакет обезжиренного кефира.
Завязав тугим узлом мешок, вынесла его к мусоропроводу. Он с грохотом провалился в темную шахту. Звук был окончательным.
Вернулась в квартиру, села за кухонный стол. Налила стакан воды. Теперь оставалось только ждать.
Ключ в замке щелкнул ровно в семь. Марина не шевельнулась, продолжая сидеть за пустым столом. Слышала, как Игорь вошел в прихожую, бросил ключи на полку, стягивал ботинки.
— Я дома! — крикнул он из коридора. — Что-то странно пахнет...
Вошел на кухню, расстегивая рубашку. Взгляд скользнул по жене за пустым столом, метнулся к плите. Тоже пустой. Брови сдвинулись.
— А ужин где?
Не дождавшись ответа, направился к холодильнику. За привычной банкой пива и чем-то перекусить. Дернул ручку. Дверца распахнулась.
Он замер.
Секунду просто смотрел на сияющие белизной полки. На одинокий пучок петрушки там, где утром была колбаса. На сиротливый пакет кефира в дверце. Мозг отказывался обрабатывать картину. Открыл морозилку — та же звенящая пустота.
— Что такое? — растерянно обернулся к жене. — Нас обокрали? И взяли только еду?
— Это диета, — спокойно ответила Марина, не меняя позы. — Наша новая совместная диета.
Игорь нервно хмыкнул:
— Ха-ха, смешно. А теперь серьезно — где нормальная еда? Я голодный как волк.
Тогда она сказала это. Медленно, четко, вбивая каждое слово:
— По твоим словам, мне надо худеть, я, видите ли, толстая для тебя — так ты заявил вчера друзьям? Вот и жри теперь одну траву вместе со мной, потому что больше никаких вредных продуктов в этом доме не будет!
До него дошло. Это не розыгрыш. Это месть. Лицо начало наливаться краской. Захлопнул дверцу холодильника так, что корпус вздрогнул.
— Ты рехнулась? Это была просто шутка! Все посмеялись и забыли! Ты из-за этого всю еду выбросила?
— Я не забыла. И мне не было смешно, — голос остался ровным и холодным. — Теперь худеем вместе. По-партнерски. Нарезала тебе петрушку. Можешь макать в кефир. Очень полезно.
Слово «по-партнерски» ударило как пощечина. Образ остроумного парня рассыпался перед лицом этой холодной, чужой женщины.
— Да не буду я жрать твою траву! Я мужик, работаю, мне нужно нормальное мясо! Понимаешь, что натворила?
— Понимаю. Избавила дом от вредного, — она встала, взяла пакет кефира. — Если что-то не нравится — дверь там. Можешь идти к друзьям. У них найдется пиво и чипсы. Посидите, обсудите, какая я жирная. Тебе будет комфортнее.
Ультиматум. Ясный и бесповоротный. Он смотрел на ее спокойное лицо и понимал — спорить бесполезно. Она не кричала, не плакала, и это бесило больше всего.
— Да пошла ты! — рявкнул он, хватая куртку. — Поеду к матери! Там меня накормят как нормального человека, а не как кролика!
Выскочил, хлопнув дверью. Марина осталась на кухне. Спокойно открыла кефир, налила полный стакан и сделала большой глоток. Вкус кисловатый и пресный.
Вкус свободы.
Игорь ехал по городу злой и голодный. Шутка! Просто дурацкая шутка! Разве нормальные люди так реагируют? В голове крутился образ пустого холодильника — белое, стерильное, оскорбительное пространство.
Ехал туда, где его поймут. Где холодильник всегда полон и право на котлету никто не оспаривает. К матери.
Дверь открылась мгновенно. Мать в домашнем халате окинула его встревоженным взглядом.
— Игорек? Что случилось?
— Мам, есть что поесть? Сейчас сдохну, — прошел на кухню.
Через минуту на плите заскворчала сковорода, из холодильника появились кастрюля с борщом, контейнер с котлетами. Запах жареного лука наполнил кухню. Запах дома, безусловного принятия.
— Опять она? — осторожно спросила мать, ставя тарелку дымящегося борща.
— Не говори, — набросился Игорь на еду. — Вчера пошутил, что ей худеть надо. Для смеха! Так она сегодня всю еду выбросила! Всю! Оставила кефир и зелень. Говорит, будем вместе худеть. Совсем крыша поехала.
Мать поджала губы, нарезая хлеб. Поставила сковороду с картошкой, положила три котлеты. Не сказала, что всегда считала Марину странной — действия были красноречивее слов.
Игорь съел все. Борщ, второе, запил сладким чаем. Сытость принесла спокойствие. Гнев сменился снисходительным раздражением. Перегнула палку, бывает. Вернется — она уже остынет. Куда денется?
В это время в квартире раздался звонок. Марина говорила спокойно и деловито:
— Здравствуйте, нужно срочно поменять замки. Да, оба. Как можно быстрее.
Через сорок минут пришел слесарь с ящиком инструментов. Не задавал лишних вопросов. Работа есть работа.
Марина не стояла над душой. Ушла в комнату, прислушиваясь к звукам. Визг дрели, металлический скрежет извлекаемого замка. Тишина, возня, щелчки и финальный уверенный клацающий звук нового механизма.
— Готово, — слесарь протянул пакет с пятью ключами.
Расплатилась, он ушел. Марина вскрыла пакет. Один ключ на свою связку, остальные в ящик комода. Подошла к полке, где лежали Игоревы ключи от квартиры. Взяла их — еще теплые от его рук. Несколько секунд смотрела на бесполезный металл. Прошла на кухню, бросила в мусорное ведро. Со стуком упали на дно.
Воздух в квартире стал другим. Стал ее.
Игорь вернулся к одиннадцати. Сытый, обласканный материнской заботой, утвердившийся в правоте. Дал Марине время «остыть» и осознать глупость поступка. Сейчас войдет, скажет: «Ну что, бунтарка, навоевалась?», и все вернется на круги своя. Был готов великодушно простить.
Поднялся на этаж, насвистывая мелодию. Вставил ключ в замок. Повернул. Ничего. Ключ упирался во что-то и не двигался. Нахмурился. Попробовал с усилием. Тот же результат. Вытащил ключ, осмотрел, снова попробовал. Безрезультатно. Второй замок — та же история.
Недоумение сменилось раздражением. Нажал звонок. Коротко, требовательно. Тишина. Еще раз, держа палец на кнопке. Зазвенело в ушах от трели. Из-за двери — ни звука.
— Марин, открой! — крикнул, не сдерживая злости. — Что за фокусы? Ключ не подходит!
Тишина. Начал колотить кулаком. Удары гулко отдавались в подъезде.
— Марина! Знаю, что ты там! Открывай! Это не смешно!
Наконец из-за двери раздался голос. Спокойный, ровный.
— Что тебе нужно, Игорь?
Опешил от тона.
— Как «что нужно»? Домой попасть не могу! Замки сменила? Ты в уме?
— В полном. Впервые за долгое время.
— Открывай! Это и мой дом! — ударил по двери с силой.
— Уже нет. Это мой дом. Ты же сам сказал, что поедешь к маме, где тебя кормят как нормального человека. Вот и оставайся.
Кровь застыла. Не мог поверить услышанному. Это был не скандал. Что-то окончательное.
— Что несешь? Поел там и домой вернулся! К себе! Открывай!
— Нет.
Короткое, рубленое «нет». Прозвучало как приговор. Прислонился лбом к холодному металлу, пытаясь осознать происходящее. Привычный мир рушился по ту сторону двери.
— Марина... — сменил тактику, голос стал мягче. — Хватит дуться. Сказал же — шутка была. Глупая, признаю. Погорячился. Открой, поговорим.
Тогда услышал финальный ответ. Тот же спокойный голос, но с новой ледяной ноткой презрения:
— Знаешь, Игорь, я подумала. Тебе правда лучше у мамы. Пусть откармливает борщами и котлетами. Ты же это любишь. Не нужно думать — всегда накормят, пожалеют. Идеальные условия. Пусть теперь она слушает твои остроумные шутки. А мне надоело. Пошути перед друзьями, как круто в тридцать два снова жить с мамочкой, которая откармливает тебя как поросенка на убой.
Каждое слово било точнее кулака. «Поросенка на убой» — фраза повисла в воздухе подъезда. Отшатнулся от двери как от удара. За дверью снова воцарилась тишина. Но теперь это была тишина пустоты. Место, куда ему больше не было входа.
Стоял один в тускло освещенном подъезде. Ключи в руке казались бесполезным мусором. Смотрел на дверь бывшей квартиры, на новую блестящую скважину, которая насмешливо глядела маленьким безжалостным глазом.
Его «просто шутка» обрела материальную форму — форму запертой двери. И он понял, что эта дверь не откроется больше никогда.