— Марин, тут такое дело… Маме срочно на ремонт деньги нужны, — Олег произнес это будничным тоном, размешивая сахар в чае и не глядя мне в глаза. — Ты же премию годовую получила. В общем, надо отдать.
Я замерла с чашкой в руке. Воздух на нашей уютной кухне вдруг стал плотным и тяжелым. Я посмотрела на мужа, пытаясь понять, шутит он или нет. Но лицо у него было серьезным, даже немного напряженным. Он явно готовился к этому разговору и выбрал самую простую тактику — поставить перед фактом.
— Что значит «отдать»? — переспросила я так тихо, что сама едва расслышала свой голос.
— Ну, в прямом смысле. Отдать ей деньги. У нее там трубы прорвало, все течет, нужно срочно менять сантехнику и плитку в ванной перекладывать. Сумма приличная набегает. А у нас как раз твоя премия есть. Очень вовремя.
Он сказал «у нас есть», и это резануло слух сильнее всего. Премию получила я. За год бессонных ночей, за проекты, которые я вытягивала на себе, за бесконечные отчеты и нервотрепку. Эти деньги были моим личным достижением, моим вздохом облегчения. И у меня на них были совершенно другие планы.
— Олег, это моя премия. Я заслужила ее. И мы с тобой обсуждали, что вложим эти деньги в первый взнос за новую машину. Нашей уже десять лет, она сыпется на ходу.
— Машина подождет, — отмахнулся он, наконец-то подняв на меня глаза. В них читалось плохо скрываемое раздражение. — Ты не понимаешь, это же мама! Она одна, ей тяжело.
— Почему это одна? — удивилась я. — С ней живет твой отец. Он получает хорошую пенсию, у него есть сбережения. Почему он не может оплатить ремонт в собственной квартире?
Олег помрачнел. Этот аргумент ему явно не понравился.
— Ты же знаешь отца. Он считает, что это все «бабские прихоти». Говорит, что можно и так пожить, ничего страшного. У него на все один ответ: «Денег нет». Мама с ним уже ругалась, все без толку. Вся надежда на нас.
На нас. Точнее, на меня. Эта история повторялась уже не в первый раз. За десять лет нашего брака я привыкла, что проблемы его родителей автоматически становятся нашими. Точнее, моими. Когда свекрови, Светлане Петровне, понадобился новый холодильник, потому что старый «уже не так морозит», Олег пришел ко мне с той же фразой: «Маме надо». И я, молодая, желающая быть хорошей невесткой, пошла и купила. Когда ей захотелось съездить в санаторий «подлечить нервы», путевку оплачивала тоже я. Небольшие просьбы вроде «купи продуктов, а то у меня пенсия только через неделю» я уже даже не считала. Я молча давала деньги, не желая портить отношения.
Светлана Петровна принимала мою помощь как должное. Она никогда не говорила «спасибо» прямо, лишь бросала что-то вроде: «Ну, молодец, Маринка, правильный у тебя подход к семье». А Олег смотрел на меня с гордостью, словно я сдавала какой-то важный экзамен на звание идеальной жены. И я, дура, верила, что так и нужно. Что крепкая семья — это когда все в один котел.
Но сейчас что-то внутри меня взбунтовалось. Речь шла не о холодильнике и не о продуктах. Речь шла о крупной сумме, которую я заработала потом и кровью, и которая должна была пойти на нужды нашей с ним семьи. Нашей машины.
— Олег, я не хочу отдавать эти деньги, — твердо сказала я. — У нас есть своя семья, свои планы. Твоя мама — взрослый человек, и у нее есть муж. Это их общая квартира и их общая ответственность.
— То есть, ты отказываешься помочь моей матери? — его голос стал ледяным. — Я правильно понял?
— Я считаю, что эту проблему должен решать твой отец.
— Я же тебе объяснил, он не будет! — Олег начал заводиться. — Что ты предлагаешь? Чтобы моя мать жила в квартире с текущими трубами, пока отец копит себе на новую удочку? Ты бессердечная, Марина! Я от тебя такого не ожидал.
Он вскочил из-за стола, с грохотом отодвинув стул.
— Я думал, ты мне родной человек. А ты… ты думаешь только о себе и о каких-то железках! Машина ей важнее, чем здоровье моей матери!
Он схватил куртку с вешалки в коридоре.
— Куда ты?
— Поеду к маме! Успокою ее! Она звонила вся в слезах, а я ей пообещал, что мы поможем. Спасибо, жена, подставила!
Дверь за ним захлопнулась. Я осталась одна на кухне, оглушенная его словами. «Бессердечная», «думаешь только о себе»… Неужели он и правда так считает? Или это просто манипуляция, чтобы заставить меня почувствовать себя виноватой? Я сидела и смотрела на остывающий чай, и во мне боролись два чувства: обида на мужа и упрямство, которое шептало, что в этот раз я не должна уступать.
Олег не возвращался два дня. Телефон его был выключен. Я не находила себе места, разрываясь между тревогой и гневом. На третий день он явился — мрачный, с осунувшимся лицом. Молча прошел на кухню, налил себе воды и сел за стол.
— Мама в больнице, — без предисловий сообщил он. — Давление подскочило на нервной почве. Врач сказал, нужен полный покой и никаких волнений.
Мое сердце сжалось от чувства вины, которое тут же попытался заглушить здравый смысл.
— Я… мне очень жаль. Что с ней?
— Что с ней? — он усмехнулся. — Она переживает, что сын привел в дом жену, которой наплевать на его семью. Что ее бросили все в трудную минуту.
Это была откровенная манипуляция, и я это понимала, но удар все равно достиг цели. Вечером того же дня позвонила сама Светлана Петровна. Голос у нее был слабый и жалобный.
— Мариночка, доченька… Ты уж прости меня, старую, что я вас своими проблемами обременяю… Я же не для себя прошу. Просто сырость эта в ванной, грибок по стенам пошел, дышать нечем… Врач говорит, мне таким воздухом дышать нельзя, астма начнется. Но вы не волнуйтесь, я уж как-нибудь сама… Продам что-нибудь из старых вещей…
Она говорила, а я представляла себе эту картину: несчастная, больная женщина, брошенная всеми, вынуждена продавать фамильные сервизы, чтобы починить проклятые трубы. Стало тошно. Может, я и правда была неправа?
— Светлана Петровна, не надо ничего продавать. Мы решим этот вопрос, — сказала я, чувствуя, как сдаюсь.
В трубке послышался вздох облегчения.
— Ой, спасибо, дочка! Я знала, что у тебя доброе сердце!
Положив трубку, я почувствовала себя опустошенной. Победа снова была не на моей стороне. Я уже готова была пойти в банк и снять деньги, но что-то меня остановило. Какая-то мелкая, незначительная деталь в ее рассказе не давала покоя. «Грибок по стенам пошел…» Но когда мы были у них в гостях месяц назад, ванная была в идеальном состоянии. Неужели все могло так быстро измениться?
Рука сама потянулась к телефону. Я нашла в записной книжке номер свекра, Виктора Семеновича. Мы с ним редко общались, он был человеком молчаливым и замкнутым, но сейчас мне нужно было услышать его версию.
— Виктор Семенович, здравствуйте, это Марина. Как вы? Как здоровье Светланы Петровны? Я слышала, она в больницу попала.
На том конце провода помолчали.
— Здравствуй, Марина. Да ничего страшного с ней, давление немного подскочило, завтра уже выписывают. А ты чего звонишь? Олег что-то наплел?
— Он сказал, что у вас трубы прорвало, и нужен срочный ремонт…
Свекор хмыкнул.
— Какие трубы? Она просто кухню новую захотела. Увидела у соседки итальянскую, теперь и ей такую же подавай. Я ей сказал, что на эти глупости денег не дам. Вот она и устроила концерт с больницей. Каждый раз одно и то же, когда ей что-то нужно. А трубы мы меняли два года назад, там все новое.
Я слушала его и чувствовала, как ледяная ярость вытесняет остатки жалости и вины. Меня обвели вокруг пальца. Нагло, цинично, используя самые низкие приемы.
Когда Олег вечером вернулся домой, я ждала его на кухне. На столе лежал мой телефон с открытым сайтом автосалона.
— Я завтра еду вносить первый взнос за машину, — спокойно сообщила я.
Он посмотрел на меня с недоумением.
— Какую машину? Мы же договорились… Ты же обещала маме!
— Я ничего ей не обещала. И денег она не получит.
— Ты опять за свое?! — вскипел он. — Я тебе объяснял, она в больнице!
— Ее завтра выписывают. И я знаю, что никакие трубы у вас не прорывало. Она просто хочет новую кухню.
Олег замер. Лицо его вытянулось.
— Откуда ты…
— Звонила твоему отцу. Он мне все рассказал. И про кухню, и про то, как твоя мама любит устраивать спектакли, когда ей отказывают в прихотях.
Муж молчал. Аргументов у него не было.
— И знаешь, что я тебе скажу, Олег? — я встала и подошла к нему вплотную. — С каких пор я должна отдавать свою премию на ремонт твоей маме? Пусть твой отец её содержит, а не я. Мои деньги — это мои деньги. И я буду тратить их на нашу семью. На машину, в которой мы будем возить нашего ребенка. На отпуск, в который мы поедем вдвоем. А не на итальянские кухни для твоей мамы-манипуляторши.
Я впервые за десять лет говорила с ним таким тоном. И впервые он не нашел, что мне ответить.
На следующий день я внесла залог за новую машину. Олег был молчалив и задумчив. Он так и не извинился, но я видела, что в его голове что-то щелкнуло. Скандал со Светланой Петровной был грандиозный. Она звонила, кричала, что я разрушаю семью и настраиваю сына против матери. Я молча выслушала и положила трубку, добавив ее номер в черный список.
Это был трудный шаг. Но стоя потом в салоне и получая ключи от нашей новой машины, я впервые за долгое время почувствовала не вину, а гордость. Я отстояла себя и свою семью. И я знала, что больше никому не позволю садиться себе на шею. Даже самым близким.