- Ты хоть понимаешь, что делаешь? - раздался голос мамы, переходящий в шипение, - Принес ей конфет. Раз в полгода. Какой заботливый папочка! Куда с добром. Это все, на что ты способен? Пришел, дал конфет и пошел дальше мимо своих родительских обязанностей? Ты хоть знаешь, как мы живем? Хоть раз ты спросил об этом? Деньги принес? Хоть раз! Нет! Только маячишь тут перед ней изредка, чтобы она не забывала “папу”. Хороший, добрый папа принес ребенку, который днями сидит один, потому что я не могу уйти с работы, конфеток!
Ни разу еще не случалось такого, чтобы мама выясняла с ним отношения при Веронике. И сейчас Аня старалась сделать все, чтобы дочка не слышала, но с такими-то стенками…
***
Двенадцать квадратных метров. В углу - письменный стол. На нем - россыпь карандашей, криво вырезанная фигурка из бумаги и стопка учебников, раскрытых наугад.
Здесь, в комнате, которую Вероника делила с игрушками, она проводила львиную долю своих самостоятельных вечеров. Ей было семь, но она уже привыкла быть одна. Особенно по вечерам. В школе много друзей, одноклассников, есть сосед по парте, а дома она одна.
Вероника корпела над тетрадкой по математике. Цифры плавали перед глазами, она уже устала и совершенно не понимала, как это решается, но доделать надо, сдавать пустую тетрадку нельзя, а помочь некому. Неизвестно, во сколько вернется мама и будет ли у нее время.
Вероника все делает сама. Уроки. Все сама. Из школы - сама, через два двора, где на ветру раскачивались старые качели. Обед - разогреть вчерашний суп на плите. И вот - математика.
- Так, пять плюс три… восемь. Пишем восемь, - старательно выводила она, проговаривая вслух.
А рядом будто мама стояла:
- Ты у меня большая, Вероничка. Справляйся.
И Вероника справлялась. Потому что мама, Аня, была на работе. Всегда. С утра до позднего вечера. Мама, которая старалась, мама, которая любила, и мама, которая так редко могла просто побыть мамой.
Вдруг сквозь тонкие стены Вероника расслышала голоса в подъезде. Какой-то спор, кажется… Вероника замерла, карандаш завис над тетрадью. Кто-то подошел к двери. Мама… и кто-то еще.
С присущей ей осторожностью Вероника подкралась к двери своей комнаты. Аккуратно приоткрыла ее, заглядывая в полумрак коридора.
В квартиру вошли.
Картина, которая предстала перед ней, была одновременно знакомой и чужой. Мама, Аня, стояла у двери их квартиры, челка, которую она завивала по утрам, сдвинулась на бок. А рядом с мамой… рядом стоял папа. Вадик.
Вадик, который уже пару лет не жил с ними. Папа, чья большая блестящая машина иногда появлялась во дворе, вызывая у мамы странное сочетание нервозности и чего-то похожего на ожидание. Вероника за полгода, что его не было, уже отвыкла от того, что у нее есть папа…
В его руке, ярко выделяясь на фоне серого бетона лестничной клетки, красовался… красный пакет.
Мама повесила куртку на крючок.
Папа захлопнул за собой дверь.
- Вероника! - когда мама произнесла ее имя, это прозвучало по-доброму, но потом мама, уже грубо, добавила, оглянувшись на бывшего мужа, - К нам гость.
Вероника неуверенно вышла из комнаты, не сводя глаз с красного пакета. Вадик, увидев дочь, показательно так улыбнулся и начал сюсюкаться:
- Привет, принцесса! - сказал он, протягивая ей пакет, - Держи. Вкусняшки. Специально для тебя искал, выбирал, копил на них…
Вероника осторожно взяла пакет. Он был довольно увесистым. Из-под полупрозрачной пленки виднелись блестящие обертки. Конфеты! Дома конфеты были редкостью, своего рода праздником, который случался, когда бабушка приходила в гости или на какой-нибудь детский утренник.
А тут - целый пакет! И она, забыв обо всем, начала разворачивать одну конфету. Это был ее любимый “Мишка”.
- Спасибо, папа! - даже не прожевав конфету, с набитым ртом, сказала она, и полезла снова в пакет.
Мама, Аня, смотрела на это с выражением, которое Вероника уже научилась расшифровывать. Это было не одобрение, не радость и уж точно не желание увидеть бывшего мужа вновь. Это было что-то другое, более сложное.
- Вадик, пойдем в гостиную, - сказала Аня.
Она взяла мужа под локоть и, не обращая внимания на Веронику, которая все еще с упоением разворачивала конфету и глотала их, почти не жуя, повела его дальше, вглубь квартиры.
Вероника, почувствовав, что ее присутствие здесь уже не так важно, отступила в свою комнату. Но она слышала. Она все слышала.
- Ты хоть понимаешь, что делаешь? - раздался голос мамы, переходящий в шипение, - Принес ей конфет. Раз в полгода. Какой заботливый папочка! Куда с добром. Это все, на что ты способен? Пришел, дал конфет и пошел дальше мимо своих родительских обязанностей? Ты хоть знаешь, как мы живем? Хоть раз ты спросил об этом? Деньги принес? Хоть раз! Нет! Только маячишь тут перед ней изредка, чтобы она не забывала “папу”. Хороший, добрый папа принес ребенку, который днями сидит один, потому что я не могу уйти с работы, конфеток!
Ни разу еще не случалось такого, чтобы мама выясняла с ним отношения при Веронике. И сейчас Аня старалась сделать все, чтобы дочка не слышала, но с такими-то стенками…
- Аня, ну... - начал Вадик, он добавил что-то еще, но это было так неразборчиво, что Вероника, даже приложив ухо к стене, ничего не услышала.
- Не “Аня, ну”! - перебила она, - Я до сих пор плачу за твой кредит! За твой развалившийся бизнес! Ты помнишь, на кого он был оформлен? На меня! А ты гуляешь где-то там, свободный такой. Не хочешь с долгами расплатиться?
Послышалось непонятное шуршание.
- Я плачу по долгам, но столько, сколько могу, - голос отца стал едва слышным, - Деньги… они не появляются из ниоткуда. Чем могу, тем и помогаю. Мог бы осыпать вас золотом - осыпал бы.
- Помогаешь? - Аня заговорила в полный голос, - Ты приносишь ребенку конфеты, и это твоя помощь? Хорошо… Допустим, что денег у тебя нет. Продай машину. Закрой кредит.
- Ань, как я продам машину, если я без нее реально не выживу? Я сейчас только так и зарабатываю. Без машины-то я куда?
- Не помогаешь деньгами - так приходи посидеть с ребенком.
- Приходил бы, если бы было время, но его нет. Уж такова жизнь.
Вероника стояла, прижавшись к стене, и по ее спине бежали мурашки. Ей было всего семь, но она уже все понимала. Понимала, что папа ушел. Понимала, что долги - это что-то страшное. Понимала, что бизнес, которым так хвастался отец, теперь не гордость, а обуза. И все это - из-за папы.
Конфеты в руке показались ей не такими уж и вкусными. Несправедливо! Но с другой стороны - где вы видели справедливый мир?
***
Много лет спустя.
Розовый пакет и горький вкус.
Картина повторялась.
Только Вероника уже не была семилетней девочкой. Ей было под тридцать, она была взрослой женщиной с трехлетней дочкой Машей, которая сейчас, наверное, носилась по квартире, играя с подружкой во что-то, что они вдвоем только и понимали.
А в дверь снова раздался знакомый стук. И снова - отец.
На этот раз, правда, обошлось без скандала на лестничной клетке. Мама уже давно не выплачивала кредиты Вадика. Мама всю жизнь тянула Веронику сама. Отец же, получив приличную долю от продажи их старой квартиры (когда мама окончательно решила, что больше не будет ждать чуда, и продала ее, чтобы переехать в более скромное жилье, а ему досталась часть денег, как бы “компенсация” за его долю), продолжал появляться в жизни Вероники раз в полгода, что ее уже давно не умиляло.
- Привет, принцесса! - улыбка Вадика была такой же, как и тогда. В руке он держал уже не красный, а ярко-розовый пакет, - Внучке гостинцы принес.
Вероника выдавила из себя улыбку.
- Здравствуй, папа. Проходи.
Хотелось сказать другое, но она зачем-то поддерживала с ним нейтральные отношения.
Маша, услышав незнакомый голос, выглянула из детской. Увидев дедушку, которого плохо помнила, она насторожилась, но ее взгляд привлек розовый пакет.
- Кто это? - спросила она у Вероники.
- Это дедушка, Машунь. Не помнишь? Он в том году приходил, Барби тебе подарил, - ответила Вероника, - Дедушка Вадик.
Вадик протянул пакет Маше.
- Привет, Машенька! Смотри, что у дедушки есть!
Маша взяла пакет.
Внутри оказались не конфеты, а какие-то яркие игрушки-фигурки. Присмотревшись, Вероника поняла - это мини-игрушки, что раздавали по акции в магазинах. Хлам, если честно.
- Ты, пап, во всей своей красе, - сказала Вероника, - Не меняешься.
- А чего мне меняться? Я и так хорошо, - улыбнулся он, решив, что это комплимент его подарку.
Вероника знала, что он никогда особо ей не помогал. Он не приносил денег, когда нужно было оплатить репетиторов для подготовки к поступлению в университет. Он не помогал, когда она, будучи студенткой, подрабатывала по ночам, чтобы купить себе новую куртку. Его “помощь” всегда ограничивалась символическими подарками.
- Я тут, знаешь ли... - Вадик уселся в кресло, которое давно пора было поменять, - Сына женю.
Вероника вздрогнула. Сын. Гоша. Сын от второй жены, появившийся на свет в 2002 году. Вероника никогда его не видела, только на фотографиях, а лично знакома не была, да и не стремилась.
- Поздравляю, - коротко ответила она, - Хочешь, чтобы я взяла кредит на его свадьбу?
Тут даже непрошибаемый Вадик стушевался.
- Пригласить тебя хочу…
- Не пойду.
- Да ладно тебе, Вероник, - настаивал он, - Все-таки семья. Гоша тебя звал. Он знает, что ты есть. Так, на всякий случай. Приходи хоть на часок. Отвлечешься.
Хотелось высказать ему все, кричать, запустить в него разделочной доской, но Вероника опять сдерживалась… Почему? Почему ни разу не сказала отцу, кто он такой? У этого Гоши, ее якобы брата, было все и всегда. Любимый сын. А она кто?
- Хорошо, - сказала она, - Я приду.
***
Свадьба. Пышная такая, какой у Вероники никогда не было, потому что им с мужем она была бы не по карману. Она сидела за дальним столиком, предназначенном для коллег, знакомых и пятиюродных братьев. Она видела Гошу. Видела его невесту Марину - хрупкую девушку в дорогом белом платье. Видела Вадика, который весь вечер стремился угодить молодым.
Когда пришло время поздравлений, Вадик поднялся. В руке у него был не пакет, а какой-то документ.
- Дорогие мои, Гоша и Марина! - провозгласил он, - Сегодня я хочу поздравить вас с Днем рождения. Да, с ним. Сегодня рождается ваша себя. Берегите друг друга, не забывайте родителей, стройте ваше счастье. А, чтобы ваше счастье было без бурь и гроз, я кое-что для вас приготовил…
И он вручил Гоше ключи. Ключи от квартиры.
Темнота. В глазах Вероники потемнело. Никогда она не чувствовала такой ненависти, как сейчас, будто все, что копилось годами, выплеснулось разом.
Квартиру. Сыну - квартиру. А ей, Веронике, приходилось и приходится работать, работать и еще раз работать, чтобы выплачивать ипотеку за свою, гораздо более скромную квартиру. Ей, чья мама годами выплачивала за папашу кредиты. Ей, которая сама училась и зарабатывала. А Гоша… Гоша, у которого всегда было все. Которого Вадик с детства возил по курортам и покупал ему все, что тот хотел.
- Вот тебе и справедливость, - прошептала она.
Уходя, Вероника бросила на отца и всю его новую семью полный ненависти взгляд. В голове у нее прозвучала ядовитая мысль: “Чтобы это был ваш последний счастливый день!”
***
Буквально через месяц.
До Вероники дошли слухи родственников, которые, как всегда, знали все обо всех. Гоша подрался. В подворотне. Его хотели ограбить. Он защищался. И его избили. Приложили несколько раз головой об асфальт. Он выжил. Но… не мог ни ходить, ни говорить. Лежал.
Вадику пришлось нанять сиделку. Марина была беременна. Ей нельзя было поднимать тяжести, мужа таскать она не могла. Но беременность протекала тяжело. На пятом месяце она потеряла ребенка. Вадик разрывался между лежачим сыном и рыдающей невесткой. Стакан стал его единственным утешением.
Однажды он пришел к Веронике еле держащимся на ногах.
Пришел, чтобы излить душу.
Вероника слушала. Слушала внимательно, кивала, но внутри… внутри было только какое-то злорадство. Наслаждайся, папуль, своей счастливой жизнью.
Вероника не вдавалась в подробности того, как жил Вадик дальше. Не интересовалась. Вернула долг - если это можно было назвать долгом.
Прошло еще какое-то время.
Вероника решила навестить могилу бабушки по папиной линии. Бабушки, которая всегда относилась к Веронике лучше, чем папа, и бабушки, которой Вадим, любимый сыночек, тоже ни разу не помог. У бабушкиного надгробия она увидела… свежую могилу. Рядом с бабушкой. Гошу.
- Отмучился, - констатировала она.
У Вероники не было никаких эмоций. Ни грусти, ни злости, ни жалости. Пустота.
Она теперь знала, что незнакомого ей брата больше нет.
Однажды отец все-таки пришел. Снова. На этот раз с просьбой.
- Вероник, - по нему видно, что из молодящегося пятидесятилетнего мужчины он превратился в дедушку, - У тебя не будет тысячи? Я верну… Ну, скоро верну.
- Когда?
- Ну, как получится…
- Да можешь не возвращать.
Вероника согласилась. Без вопросов. Ей даже было приятно. Приятно от того, что он так низко пал.
С отцом она больше не виделась. От родственников она узнала, что Вадик продал обе свои квартиры. Вложил деньги в какую-то секту. Увлекся, видимо, нашел там отдушину. Его жена, мать Гоши, уехала на родину, чтобы пережить свое горе. А Вероника… У Вероники пошла белая полоса. Они с мужем, выплатив ипотеку, даже вторую квартиру взяли - под сдачу в аренду. Она жила. И иногда, очень редко, когда она задумывалась о прошлом, об отце, о его семье, ей приходила в голову мысль: а не из-за ее ли желания произошли все эти несчастья?