Найти в Дзене
Две империи

Ши Тао: монах, странник, отшельник — и Окаменевшая волна

Не рисуй, чтобы славиться. Рисуй, чтобы не исчезнуть. Ши Тао — не просто имя. Это целая эпоха в китайской живописи, время, когда искусство стало формой медитации. При рождении в 1642 году его звали Чжу Жофэй (朱若極) — внук императора династии Мин, наследник престола. Его жизнь была обречена: после падения Мин и захвата власти маньчжурами началась безжалостная охота на всех, кто мог претендовать на трон. Мальчика спасли слуги, укрыв в буддийском монастыре. Ему было всего два года. Имя, данное при рождении, оказалось пророческим — «подобный пределу», «едва достигший края». Он был тем, кто чудом остался в живых. Тем, кого, казалось, не должно было быть. В возрасте 10–15 лет он принял буддийское имя Юань Цзи (原濟 — «изначальный», «переправлять», «нести через»). Он странствовал, изучал сутры, рисовал первые пейзажи — сдержанные, в рамках традиции. Учился у древних мастеров, писал стихи, медитировал. Но в нём росло с
Оглавление
Автопортрет с посохом 策杖圖 (Cè Zhàng Tú). 1674 г. На этом раннем автопортрете Ши Тао (石涛, 1642-1707) изображает себя в облике отшельника-монаха, сидящего на лоне природы. Рядом с ним — бамбук, символ благородства и стойкости, и посох, указывающий на его связь с буддийским монашеством или на готовность «пронзить» старые традиции
Автопортрет с посохом 策杖圖 (Cè Zhàng Tú). 1674 г. На этом раннем автопортрете Ши Тао (石涛, 1642-1707) изображает себя в облике отшельника-монаха, сидящего на лоне природы. Рядом с ним — бамбук, символ благородства и стойкости, и посох, указывающий на его связь с буддийским монашеством или на готовность «пронзить» старые традиции

Не рисуй, чтобы славиться. Рисуй, чтобы не исчезнуть.

Ши Тао — не просто имя. Это целая эпоха в китайской живописи, время, когда искусство стало формой медитации.

Он родился — чтобы исчезнуть. Но исчезновение стало его началом

Воспоминания о реке Циньхуай 懷古秦淮圖 (Huái Gǔ Qínhuái Tú). Создано до 1707 года. Это не просто пейзаж, а своего рода медитация о "потерянном мире", который стал отправной точкой для его собственного творческого пути, о прошлом, о ностальгии и о том, как человек находит покой в своей душе, даже находясь вдали от родных мест. Она показывает, что художник уходит от суеты мира, поднимаясь над ней, подобно этой горе, но при этом хранит память о своем пути
Воспоминания о реке Циньхуай 懷古秦淮圖 (Huái Gǔ Qínhuái Tú). Создано до 1707 года. Это не просто пейзаж, а своего рода медитация о "потерянном мире", который стал отправной точкой для его собственного творческого пути, о прошлом, о ностальгии и о том, как человек находит покой в своей душе, даже находясь вдали от родных мест. Она показывает, что художник уходит от суеты мира, поднимаясь над ней, подобно этой горе, но при этом хранит память о своем пути

При рождении в 1642 году его звали Чжу Жофэй (朱若極) — внук императора династии Мин, наследник престола. Его жизнь была обречена: после падения Мин и захвата власти маньчжурами началась безжалостная охота на всех, кто мог претендовать на трон.

Мальчика спасли слуги, укрыв в буддийском монастыре. Ему было всего два года. Имя, данное при рождении, оказалось пророческим — «подобный пределу», «едва достигший края». Он был тем, кто чудом остался в живых. Тем, кого, казалось, не должно было быть.

Его переправили через реку страдания — и он стал переправлять других

Ясная осень в Хуайяне 清 华岩 淮扬洁秋图 (Qīng Huá Yán Huái Yáng Jié Qiū Tú). 1700 год. На картине изображен живописный осенний пейзаж в районе реки Хуай. Одинокая лодка плывет по широкому водному пространству, окруженному холмами, покрытыми деревьями и хижинами. Композиция создает ощущение спокойствия и умиротворения. Это произведение часто рассматривается как один из лучших примеров зрелого стиля Ши Тао, где его кисть сочетает силу и грацию, а пейзаж служит отражением внутреннего состояния художника.
Ясная осень в Хуайяне 清 华岩 淮扬洁秋图 (Qīng Huá Yán Huái Yáng Jié Qiū Tú). 1700 год. На картине изображен живописный осенний пейзаж в районе реки Хуай. Одинокая лодка плывет по широкому водному пространству, окруженному холмами, покрытыми деревьями и хижинами. Композиция создает ощущение спокойствия и умиротворения. Это произведение часто рассматривается как один из лучших примеров зрелого стиля Ши Тао, где его кисть сочетает силу и грацию, а пейзаж служит отражением внутреннего состояния художника.

В возрасте 10–15 лет он принял буддийское имя Юань Цзи (原濟 — «изначальный», «переправлять», «нести через»).

Он странствовал, изучал сутры, рисовал первые пейзажи — сдержанные, в рамках традиции. Учился у древних мастеров, писал стихи, медитировал. Но в нём росло смятение и бунт.

Он следовал правилам — чтобы однажды их разорвать

Хижина отшельника на горе Лушань 廬山草堂圖軸 (Lúshān Cǎotáng Túzhóu). Около 1700 г. Эта работа является прекрасным примером новаторского подхода Ши Тао к традиционным темам. Он использует динамичные и экспрессивные мазки, чтобы передать мощь и духовную силу горного пейзажа, на фоне которого изображена небольшая, уединенная хижина. Картина выражает идею ухода от суеты и погружения в природу, но делает это не с помощью классической, детализированной техники, а с помощью свободных, почти абстрактных форм. Она символизирует независимый дух художника и его стремление создавать свой собственный мир.
Хижина отшельника на горе Лушань 廬山草堂圖軸 (Lúshān Cǎotáng Túzhóu). Около 1700 г. Эта работа является прекрасным примером новаторского подхода Ши Тао к традиционным темам. Он использует динамичные и экспрессивные мазки, чтобы передать мощь и духовную силу горного пейзажа, на фоне которого изображена небольшая, уединенная хижина. Картина выражает идею ухода от суеты и погружения в природу, но делает это не с помощью классической, детализированной техники, а с помощью свободных, почти абстрактных форм. Она символизирует независимый дух художника и его стремление создавать свой собственный мир.

В тридцать лет он сам себе выбирает новое имя — Ши Тао (石涛) — «Окаменевшая Волна» — своего рода парадокс, указывающий на единство противоположностей — «я — буря и покой в одном». Он больше не монах-ученик. Он — художник-философ, бунтарь кисти, учитель будущих поколений.

Пейзажи Ши Тао не просто рисунки — это диалог с природой. Его кисть не подражала миру — она рождала его заново, через внутреннее видение. В его работах — не деревья и горы, а энергия Ци, движение Инь-Ян, дыхание Дао.

Не пиши, чтобы учить. Пиши, чтобы дышать вместе с теми, кто придёт после

Пейзаж  山水圖扇頁 (Shānshuǐ Tú Shànyè), 1699 год. На этой картине, выполненной на веере, Ши Тао сформулировал свою теорию "Одной кисти" (一画, Yī Huà). Он писал, что все в мире, от гор до людей, может быть создано одним движением кисти. Эта работа, с ее спонтанными, но точными линиями, является визуальным воплощением этого принципа. Художник не просто рисует пейзаж, а позволяет ему "родиться" на бумаге, следуя за потоком своей интуиции, а не за строгими правилами.
Пейзаж 山水圖扇頁 (Shānshuǐ Tú Shànyè), 1699 год. На этой картине, выполненной на веере, Ши Тао сформулировал свою теорию "Одной кисти" (一画, Yī Huà). Он писал, что все в мире, от гор до людей, может быть создано одним движением кисти. Эта работа, с ее спонтанными, но точными линиями, является визуальным воплощением этого принципа. Художник не просто рисует пейзаж, а позволяет ему "родиться" на бумаге, следуя за потоком своей интуиции, а не за строгими правилами.

Ши Тао называют реформатором китайской живописи. Это верно, но слишком узко. Он — не реформатор. Он — освободитель. Освободил кисть от догм, учеников — от слепого подражания, искусство — от рамок.

В своей главной теоретической работе — «Записки о живописи» (画语录, Хуа Юй Лу) — Ши Тао провозглашает:

«Одна кисть порождает всё многообразие мира» (一画)

Это не метафора — это космология. «Одна кисть» — первичный импульс творения, аналог Дао. Из неё рождается форма, линия, тень, свет, движение, покой. Художник, овладевший «Одной кистью», становится соавтором Природы.

Ключевые принципы «Одной кисти»:

  • Живи кистью — не контролируй каждый штрих, доверься потоку.
  • Следуй своему сердцу — не подражай древним, не гонись за модой.
  • Пустота — тоже форма — невысказанное важнее сказанного.
  • Общайся с природой — не копируй её, а вступай в диалог.

Дао и буддизм в одном дыхании

Тридцать шесть вершин горы Хуаншань 黃山三十六峰意圖 (Huángshān Sānshíliù Fēng Yìtú). Около 1705г. Горы Хуаншань были излюбленным местом Ши Тао. Этот пейзаж отличается величественной и мистической атмосферой. На картине горные вершины окутаны туманом, что символизирует даосскую идею о "пустоте" и "невыразимом". В то же время, твердые, почти каллиграфические линии гор отражают буддийскую идею о стойкости и медитативном созерцании. Это произведение — идеальный пример синтеза двух филоссофий в его творчестве.
Тридцать шесть вершин горы Хуаншань 黃山三十六峰意圖 (Huángshān Sānshíliù Fēng Yìtú). Около 1705г. Горы Хуаншань были излюбленным местом Ши Тао. Этот пейзаж отличается величественной и мистической атмосферой. На картине горные вершины окутаны туманом, что символизирует даосскую идею о "пустоте" и "невыразимом". В то же время, твердые, почти каллиграфические линии гор отражают буддийскую идею о стойкости и медитативном созерцании. Это произведение — идеальный пример синтеза двух филоссофий в его творчестве.

Ши Тао начинал как буддийский монах, но его философия впитала даосскую естественность и спонтанность. При этом он не отверг буддизм — его картины остались медитациями, а трактаты — сутрами для художников.

Он писал:

«Горы и реки — мои учителя. Облака и туманы — мои собратья»

Для него природа — живой Учитель. Его «пятна чернил» и «размытые контуры» — не просто приём, а визуальные дзен-коаны, способные разрушить привычное восприятие и открыть ум зрителя истине.

Наследие, что прорастает веками

Осенняя листва на горе Цзинтин 敬亭山秋色圖 (Jìngtíng Shān Qiūsè Tú). 1697 г. Этот шедевр считается одной из самых глубоких работ Ши Тао, в которой он достигает зрелого и гармоничного стиля. Картина отличается необычным ракурсом, ассиметричной композицией и свободными мазками, которые создают ощущение энергии и жизни. Она оказала огромное влияние на последующие поколения художников, включая «Восьмерых чудаков из Янчжоу», и стала образцом для подражания в своей смелости и инновационности.
Осенняя листва на горе Цзинтин 敬亭山秋色圖 (Jìngtíng Shān Qiūsè Tú). 1697 г. Этот шедевр считается одной из самых глубоких работ Ши Тао, в которой он достигает зрелого и гармоничного стиля. Картина отличается необычным ракурсом, ассиметричной композицией и свободными мазками, которые создают ощущение энергии и жизни. Она оказала огромное влияние на последующие поколения художников, включая «Восьмерых чудаков из Янчжоу», и стала образцом для подражания в своей смелости и инновационности.

При жизни Ши Тао был беден и умер в безвестности в 1707 году — в возрасте около 65 лет. Но, как писал он сам: «Кисть не умирает — она ждёт руки, что продолжит её путь».

Его тело — исчезло в тумане времени. Его дух — остался в каждом мазке, что осмеливается быть свободным. Его идеи проросли столетия спустя:

  • Вдохновили «Восьмерых чудаков из Янчжоу» — художников-бунтарей XVIII века.
  • Предвосхитили европейский экспрессионизм и абстракционизм.
  • Определили направление многих мастеров XX века — от Фу Баоши (傅抱石) до Цуй Жучэня (崔如琢).

Его стихи на картинах не просто подписи — это ключи к пониманию:

«Я рисую не горы — я рисую своё одиночество.
Я рисую не реки — я рисую своё странствие»

Ши Тао не писал «для выставок». Его работы — не для глаз, а для души. Зритель должен войти в картину, потеряться в ней и найти себя.

Кисть, что не стареет

Пейзаж, написанный в праздник Двойной Девятки 重陽山水圖 (Chóngyáng Shānshuǐ Tú) 1705 г. Эта картина была создана Ши Тао незадолго до его смерти. Он написал ее для своего молодого друга, который навестил его в праздник Двойной Девятки, традиционно отмечаемый восхождением на горы. В надписи на свитке Ши Тао выражает грусть по поводу своего старения и физической немощи, но при этом его кисть остается сильной и энергичной. Картина, наполненная туманом и светом, символизирует его вечную молодость в искусстве.
Пейзаж, написанный в праздник Двойной Девятки 重陽山水圖 (Chóngyáng Shānshuǐ Tú) 1705 г. Эта картина была создана Ши Тао незадолго до его смерти. Он написал ее для своего молодого друга, который навестил его в праздник Двойной Девятки, традиционно отмечаемый восхождением на горы. В надписи на свитке Ши Тао выражает грусть по поводу своего старения и физической немощи, но при этом его кисть остается сильной и энергичной. Картина, наполненная туманом и светом, символизирует его вечную молодость в искусстве.

Прошло три века, но кисть Ши Тао всё ещё пишет — в сердцах художников, в шелесте листвы, в утреннем тумане у гор. Он не просто великий мастер прошлого. Он — вечный спутник всех, кто ищет истину через красоту и свободу через дисциплину, себя — через слияние с миром.

Пусть его кисть коснётся и твоей души, странник.
И тогда ты поймёшь:
«Одна кисть» — это и твоя кисть тоже.

Под сосной — вопрошая о Дао (松下問道圖). Около 1700–1707 гг. Это поздняя работа Ши Тао, созданная в период, когда его стиль достиг вершины экспрессивности и свободы. На картине изображены два человека — один сидит, другой стоит с посохом, — ведущие глубокую беседу под могучей сосной, которая символизирует силу и долголетие. Они находятся в уединенном уголке природы, что подчеркивает тему ухода от мира и поиска истины.
Под сосной — вопрошая о Дао (松下問道圖). Около 1700–1707 гг. Это поздняя работа Ши Тао, созданная в период, когда его стиль достиг вершины экспрессивности и свободы. На картине изображены два человека — один сидит, другой стоит с посохом, — ведущие глубокую беседу под могучей сосной, которая символизирует силу и долголетие. Они находятся в уединенном уголке природы, что подчеркивает тему ухода от мира и поиска истины.
Бамбук и камень (竹石图). Примерно 1700–1707 гг.
Эта картина действительно является прекрасным примером позднего творчества Ши Тао, где он использует лаконичные, но очень выразительные мазки, чтобы передать глубокий символизм. Бамбук и камень — это классические образы, которые в китайской живописи олицетворяют стойкость, благородство и силу духа. Это — диалог между мягким и твёрдым, между временем и вечностью, между человеком и природой.
Бамбук и камень (竹石图). Примерно 1700–1707 гг. Эта картина действительно является прекрасным примером позднего творчества Ши Тао, где он использует лаконичные, но очень выразительные мазки, чтобы передать глубокий символизм. Бамбук и камень — это классические образы, которые в китайской живописи олицетворяют стойкость, благородство и силу духа. Это — диалог между мягким и твёрдым, между временем и вечностью, между человеком и природой.
Горы, хижины, горный ручей (溪山茅屋).  Перед нами не просто пейзаж, а живое дыхание туши, пустоты и наполненности — диалог между вечностью и мимолётностью. Здесь горы — не пейзаж, а воплощение духа вечности. Они не гладкие и не идеальные, а грубые, изрезанные, будто прожили сотни лет, выдержав тысячи бурь. Они — символ силы, нерушимости, опоры. На их фоне — маленькие, почти незаметные хижины, приютившиеся на уступах. Это и есть человек: хрупкий, скромный, но обретший своё место в этом могучем мире.
Горы, хижины, горный ручей (溪山茅屋). Перед нами не просто пейзаж, а живое дыхание туши, пустоты и наполненности — диалог между вечностью и мимолётностью. Здесь горы — не пейзаж, а воплощение духа вечности. Они не гладкие и не идеальные, а грубые, изрезанные, будто прожили сотни лет, выдержав тысячи бурь. Они — символ силы, нерушимости, опоры. На их фоне — маленькие, почти незаметные хижины, приютившиеся на уступах. Это и есть человек: хрупкий, скромный, но обретший своё место в этом могучем мире.
Рисунок нарцисса 水仙图. Это — не просто картинка. Это зашифрованное послание от того, кто ломал каноны, творил безумие внутри порядка. Здесь стих не подпись —  ключ. Без него картина молчит. С ним — она задаёт вопрос, на который нельзя ответить словами: «А кто смотрит?»
Рисунок нарцисса 水仙图. Это — не просто картинка. Это зашифрованное послание от того, кто ломал каноны, творил безумие внутри порядка. Здесь стих не подпись — ключ. Без него картина молчит. С ним — она задаёт вопрос, на который нельзя ответить словами: «А кто смотрит?»
Долгожданный дождь у горной хижины 山亭喜雨. 38 x 24,5 см. 1690г.
Долгожданный дождь у горной хижины 山亭喜雨. 38 x 24,5 см. 1690г.
"Цветы персика" (桃花圖). 31,2 x 20,4 см. 1694г. Текст на картине описывает состояние художника, когда он весенним днём поднялся на гору Юйхуа и увидел, как персиковые деревья пышно цветут, розовея среди облаков и дымки. Это классический пример его мысли: важен не объект, а дух, внутреннее переживание, что рождает образ «за пределами образа» (象外之意).
"Цветы персика" (桃花圖). 31,2 x 20,4 см. 1694г. Текст на картине описывает состояние художника, когда он весенним днём поднялся на гору Юйхуа и увидел, как персиковые деревья пышно цветут, розовея среди облаков и дымки. Это классический пример его мысли: важен не объект, а дух, внутреннее переживание, что рождает образ «за пределами образа» (象外之意).