«Тень в зеркале»
Слово за слово, день за днём — жалобы сына стали фоном жизни. Как дождь за окном: сначала раздражает, потом привыкаешь, потом перестаешь замечать. Но отец, Максим, не перестал замечать. Особенно, когда сын, Артём, в десять лет, с глазами, полными слёз и обиды, Шептал:
— Она опять… Она опять смотрит на меня так, будто я ей не сын. Будто я… мешаю.
Мачеха, Лариса, была приятная с виду и ухоженная женщина. Красивая, с идеальной улыбкой и манерами, как будто сошедшая с обложки журнала «Идеальная хозяйка». Она никогда не кричала, не ругалась, не поднимала руку. На глазах — особенно на глазах у Максима — она была образцом забот: готовила любимые блюда Артёма, водила его в кружки, покупала книги, гладила по голове. Но сын продолжал жаловаться. На «странное выражение лица», на «тихие слова, которые она шепчет, когда думает, что я сплю», на «взгляды в зеркало, когда она смотрит, что я не вижу».
— Папа, она не такая, как кажется, — повторил Артём, сжимая кулаки. — Ты просто не видишь.
Максим старался быть объективным. Он любил Ларису — или думал, что любит. После смерти жены, матери Артёма, он тонул в одиночестве. Лариса появилась как спасение: теплая, заботливая, умеющая слушать. Она приняла его сына без колебаний — или так казалось. Но чем больше Артём жаловался, тем больше Максим начинал сомневаться. Не в сыне — в себе. В своей способности видеть правду.
Однажды, возвращаясь с работы, Максим заглянул в магазин электроники. Продавец, увидев его растерянный взгляд, предложил:
— У нас есть мини-камеры. С Wi-Fi, запись на карту памяти, питание от USB. Незаметные. Для… контроля.
Максим не стал уточнять, для какого именно контроля. Он просто купил камеру — чёрную, размером с пуговицу, с углом обзора 120 градусов. Вечером, когда Лариса ушла на йогу, а Артём делал уроки, он установил ее в гостиной — в плафоне настенного светильника. Затем ещё одна — в детской, замаскировав под игрушечный динозавр на полке. Он чувствовал себя предателем. Но страх за сына был еще большим стыдом.
Первые две недели записи были скучны. Лариса вела себя безупречно: делала с уроками, убирала, готовила, смеялась, обнимала Артёма. Максим начал думать, что сын просто не берет мачеху. Что это возрастное неприятие, ревность, травма от потери матери. Он даже собрался снять камеру.
Но в третью неделю что-то изменилось.
Запись от 17 мая. Вечер. Лариса в гостиной одна. Артём в комнате, делает уроки. Она сидит на диване, листает журнал. Вдруг поднимает глаза — прямо в камеру. Улыбается. Не той теплой, незнакомой улыбкой, которую Максим привык видеть. Холодная, почти театральная. Затем встаёт, подходит к зеркалу на стене, поправляет волосы — и начинает говорить. Шепчет. Максим представляет изображение, включающее электромагнитный звук.
— …всё равно ты не настоящий. Ты — ошибка. Остаток. Папочка тебя любит, да… Но папочка скоро поймёт. Что ты — лишний. Что я — его настоящее счастье. А ты… ты просто напомни о том, что лучше забыть.
Она поворачивается к камере — или к тому моменту, где она спрятана — и снова улыбается. На этот раз — с вызовом.
Максим выключил запись. Сердце колотилось так, будто пыталось вырваться из груди. Он пересмотрел фрагмент трижды. Нет, он не ошибся. Это была Лариса. Но не та, которую он знал. Это была… другая женщина. Или, может, настоящий.
Он не спал всю ночь. Утром, когда Лариса принесла ему кофе с ласковой улыбкой, он едва смог смотреть ей в глаза. Артём, как обычно, молчал за завтраком, опустив голову. Максим положил руку ему на плечо. Сын вздрогнул — как будто ожидал удара.
— Всё будет хорошо, — прошептал Максим. — Я тебе верю.
Артём посмотрел на него — впервые за долгое время — с надеждой.
Максим стал просматривать записи каждый вечер. Он искал паттерны, доказательства, объяснения. Лариса была аккуратной — никогда не кричала, не била, не унижала вслух. Но ее действия… Они были хуже. Она выбирала вещи Артёма — его любимую кружку, тетрадь с рисунками — и «случайно» выбрасывала их. Она приготовила ему блюда, на которые у него была легкая аллергия — «ой, забыла!». Она подложила в его портфель мелкие пакеты — жвачку на учебник, записала в карман — а потом сокрушённо качала голову: «Наверное, в школе шалят…».
Но самым страшным было то, что случилось, когда она думала, что дома никого нет.
Однажды, 23 мая, она вошла в детскую, когда Артёма не было. Подошла к его кровати. Достала из-под подушки своего плюшевого медведя — того самого, с которым он спал с трех лет. Медленно, почти нежно, провела пальцем по шву по животу. Затем — достала ножницы. Аккуратно, хирургической стороной, разрезала шов. Вытащила вату. Положила внутри что-то маленькое, блестящее. Затем зашила обратно — почти незаметно.
Максим перемотал запись. Увеличить. То, что она включила внутри… Это был USB-накопитель. Почему? Зачем?
Он не стал ждать. Дождался, пока Лариса уйдёт в душ, и вытащит медведя из комнаты сына. Разрезал шов сам. Достал флешку. Вставил в ноутбук.
Там был один файл. Текстовый документ. Название: «План А».
Максим открылся.
«Этап 1: Подорвать защиту ребенка к отцу. Через ложные обвинения, слезы, манипуляции. Цель — сделать так, чтобы отец начал сомневаться в адекватности сына.
Этап 2: Создать «доказательства» неадекватного поведения ребенка. Подкладывать острые предметы, писать от его имени, провоцировать истерики. Цель — чтобы отец доверялся. Захотелось «изолировать проблему».
Этап 3: Предложить решение. Пансионат. Интернат. Лечение. Цель — удалить. Всегда.
Этап 4: После доставки — укрепите связь с отцом. Дети? Возможно. Но только наши. Только мои.
PS Он слишком умён. Слишком наблюдателен. Надо ускориться.»
Максим закрыл файл. Закрыл глаза. В ушах стоял звонок. Он чувствовал, как земля уходит из-под ног. Это не просто мачеха, которая не любит пасынка. Это — план. Холодный, расчётливый, жестокий. Это — попытка уничтожить его сына.
Он не стал ничего говорить Ларисе. Он стал неудачным. Он знал: если она почувствует кого-то — уйдёт, скроется, уничтожит доказательства. Это были не эмоции. Ему нужна была ловушка.
Он начал действовать.
Сначала — адвокат. Договорился о конфиденциальной консультации. Передал все записи, файлы, распечатки. Адвокат, суровый мужчина за пятьдесят, сначала промолчал. Потом сказал:
— Это уголовщина. Психологическое получение, подстрекательство, угроза жизни и здоровью несовершенного. Если, допустим, умысел — до 7 лет. Но нужны свидетели. Или ее перемены.
— Признание я получу, — сказал Максим.
Затем — психолог. Не для Артёма. Для себя. Он рассказал всё. Психолог, женщина с добрыми глазами, слушала молча. Потом сказала:
— Ваш сын — в острой травме. Он чувствует себя легко, но не может ее озвучить, потому что боится, что ему не поверят. Вы — его последняя надежда. Если вы сейчас не защитите его — он замкнётся навсегда. Или… что-то сделала с собой.
Максим похолодел.
— Что мне делать?
— Играть. Играть в ее игру. Но с вашими правилами.
Он понял.
На следующий день он «случайно» уронил флешку на пол в гостиной, когда Лариса была рядом. Она подняла ее, посмотрела — и лицо ее на мгновение произошло. Ужас. Потом — холодная ярость. Но она быстро взяла себя в руки.
— Что это? — спросила, протягивая ему.
— Да хрен его знает, — пожал плечами Максим. — Наверное, Артём опять что-то скачал. Вечно эти гаджеты…
Он увидел, как она сглотнула. Как пальцы сжали флешку. Она улыбнулась:
— Дай-ка я проверю. Вдруг там вирусы.
— Да, конечно, — заметил он. — Только потом вернулись.
Она ушла в свою комнату. Через десять минут вернулся — с пустыми руками.
— Всё чисто, — сказала. — Я ее выбросила. На всякий случай.
Максим существа, будто поверил.
На следующий день он установил ещё одну камеру — в спальне Ларисы. За зеркалом шкафа.
Той ночью он увидел то, что не мог забыть до конца жизни.
Лариса сидела перед зеркалом. Распущенные волосы, халат. В руках — бокал вина. Она смотрела на свое отражение — и говорила. Не Шептала. Говорила громко, четко, как актриса на сцене.
— Ты молодец. Ты почти победила. Он тебе верит. Он слепой дурак, но он тебе верит. Ещё немного — и мальчик исчезнет. Ты будешь проверять. Единственной женщиной в его жизни. Единственной матери его будущих детей. Ты это заслужила. Ты стерпела его слезы, его нытьё, его «папа, она опять…». Ты стерпела. И скоро — получишь всё.
Она подняла бокал — в знак своего признания.
— За нас.
И выпила.
Максим выключил запись. Руки дрожали. Он понял: она просто не ненавидит Артёма. Она общается с тобой. С другой маркой себя. С той, которая… руководит.
Он решил выйти в финал.
На следующий день он сказал Ларисе:
— Я думаю… может, Артёму действительно нужно сменить обстановку. Он стал… таким нервным. Замкнутым. Может, пансионат? На лето?
Она замерла. Потом — медленно улыбнулась. Та самая улыбка. Холодная. Победная.
— Ты прав, милый. Ему… нужно пространство. И тебе — тоже. Без него. Мы это заслужили.
— Да, — понял Максим. — Я уже нашёл место. В Подмосковье. Очень хорошо. С психологами. С охраной. Он будет в безопасности.
Она положила руку ему на плечо.
— Ты делаешь правильный выбор.
Он поцеловал ее в лоб. И пошёл звонить адвокату.
Через три дня — всё было готово. Полиция. Судебный приказ на обыск. Психиатр. Социальный работник. И… камера. Все записи — на флешке. В двух экземплярах.
Когда они вошли в дом, Лариса как раз приготовила завтрак. Улыбалась. Напевала.
— Что это? — спросила она, увидев полицию.
— Обыск, — сказал следователь. — По подозрению в психологическом насилии над несовершенным летом.
Она рассмеялась.
— Это шутка? Кто вам сказал? Артём? Он врёт! Он всегда врёт!
— У нас есть доказательства, — сказал Максим. — Видео. Аудио. Письменный план.
Она посмотрела на него. В ее глазах — не страх. Не удивление. А… разочарование. Как только она выросла, ее испортили игрушку.
— Ты… подставил меня?
— Нет, — сказал Максим. — Я просто поверил сына.
Обыск длился два часа. Нашли флешку с «Планом А». Нашли вторую флешку — с «Планом Б» (резервный вариант: инсценировка суицида). Нашли дневник. Страницы и страницы. О том, как она ненавидит «этого мальчишку», как мечтает «увидеть его лицо, когда он поймёт, что его предали», как планирует «новую жизнь — чистую, без прошлого».
Когда ее уводили, она обернулась Максиму.
— Ты пожалеешь, — сказала она. — Он тебя уничтожит. Это рождение — яд. Ты сам не знаешь, что ты сделал.
Максим нет.
Артём сидел в режиме рабочего работника. Смотрел в окно. Молчал.
Когда всё закончилось, Максим подошёл к нему. Опустился на колени. Взял его за руки.
— Прости, — сказал он. — Что не поверил тебя раньше.
Артём посмотрел на него. Глаза — сухая. Но в них — не обида. Облегчение.
— Я знал, что ты поймёшь, — прошептал он. — Рано или поздно.
Они обнялись. Крепко. Как впервые за много лет.
Ларису арестовали. Через месяц — суд. Ее признали виновной по трем статьям. Дали пять лет условно — с обязательной психиатрической экспертизой и запретом обращаться к Артёму. Она подала апелляцию. Проиграла.
Максим продал квартиру. Купил дом — за городом. С большим садом. С собакой. С новой жизнью.
Прошёл год. Артём стал спокойнее. Раскрылся. Начал рисовать. Писать рассказы. Иногда — просыпался ночью. Но теперь звал отца. И Максим всегда приходил.
Однажды, листая старые вещи, Артём нашёл того плюшевого медведя. Посмотрел на него. Потом — на отца.
— Можно… оставить его?
Максим наклонен.
— Конечно. Он — часть тебя. Часть того, что ты пережил. И победил.
Артём обнял медведя. Потом — отец.
— Спасибо, что поверил.
Максим прижал его к себе.
— Я всегда буду верить тебе. Всегда.
Прошло ещё два года. Однажды, возвращаясь из школы, Артём зашёл в магазин. Купил новую флешку. Пришёл домой. Сел за компьютер. Создал файл.
Название: «План А».
Открыто. Начал печатать.
«Этап 1: Никогда не забывал, что правда — важнее страх.
Этап 2: Всегда говори то, что чувствуешь — даже если боятся, что не поверят.
Этап 3: Защищать тех, кто слабее — потому что однажды кто-то защитил тебя.
Этап 4: Любить. Настоящей любви. Без масок. Без плана.
PS Папа — ты мой герой.»
Он сохранил файл. Закрыл ноутбук. Посмотрел в окно. На закате. В саду. На собаку, которая резвилась на траве.
Он улыбнулся.
И впервые за долгое время — не боялся своего отражения в зеркале.