Профессиональное чутьё – способность ценная, с этим вряд ли поспоришь. И всё-таки слепо ему доверяться тоже не стоит. Взять, хотя бы, мою психиатрическую чуйку. В основном она исправно работает, грех жаловаться. Но порой и сбои даёт, словно испорченный металлоискатель. К примеру, знаешь человека, общаешься с ним, никаких тревожных сигналов не чувствуешь. И потом, неожиданно для себя, видишь его раздавленным психическим недугом. Бывает и наоборот, чуйка звенит, верещит оглушительно, мол, безнадёжен этот больной, всё, приплыли, сушите вёсла! Однако смотришь и видишь: нет безнадёги-то, сигнал оказался ложным. Вот о таких двух случаях я вам и поведаю.
В один из своих выходных я подрабатывал, дежурил в парке на спортивном мероприятии. Дело шло к завершению, всё было спокойно, помощь никому не требовалась. Настроение благостное, стою у машины, дышу свежим воздухом, как вдруг старуха ко мне подходит. Да, понимаю, что сам я тоже не первой свежести и вообще, негоже людей возрастом попрекать. Однако в данном случае была именно старуха. Волосы косматые, черты лица заострённые, взгляд безумно-злобный. Ну прям вылитая ведьма! Что-то знакомое в ней проглядывалось, а что именно, никак не мог уловить.
– Ну чего, нравится надо мной издеваться?! – взвизгнула она, брызнув слюной. – Нравится? Доволен?
– Тихо-тихо, я стою, никого не трогаю, примус починяю, – сказал я, намереваясь скрыться в машине.
– Прекрати! Спелись с Задворновой, думаете я ничего не знаю? Чего вы добиваетесь? Чем я вам помешала?
И тут ёкнуло у меня внутри, узнал её, но всё же спросил, надеясь на ошибку:
– Юлия Антоновна, это вы, что ли?
– Прекрати, …варь поганая! Ты приказал чтобы мне р…рин не продавали! В какую аптеку ни приду, нигде нет! А ты стоишь и жрёшь эти таблетки, глумишься надо мной!
На нас стали оглядываться люди, хотелось сквозь землю провалиться или хотя бы физиономию спрятать, однако такая возможность решительно отсутствовала.
– Юлия Антоновна, р…рин давно снят с производства, его нет в аптеках! Успокойтесь, пожалуйста!
– Успокаивай свою <жрицу любви> Задворнову! Негодяй ты, подонок! Ты знаешь, что у меня позвоночник больной, я еле хожу! Вам надо, чтоб я слегла и сдохла, да? Наглец, специально таблетки жрал, чтобы мне досадить!
– Юлия Антоновна, я вас не видел лет двадцать! А Задворнова давно умерла, что вы её вспоминаете?
– Думаешь вы с ней безнаказанными останетесь? Не думай, не выйдет! Я до Генерального прокурора дойду! У меня тоже есть связи! Сядете оба! Сядете! В ногах у меня будете валяться! И тогда я над вами посмеюсь!
Слыша мои слова, Юлия Антоновна не понимала их смысл и распалялась всё сильней, аж затряслась. В конце концов я сел в машину, мы сразу отъехали подальше, а минут через десять нас отпустили.
– Дааа, Юрий Иваныч, не ожидал я от вас! – с шутливым укором сказал водитель. – Все таблетки сожрали и бабуле не оставили! А кто она? Ваша больная?
– Нет, Рома, она бывшая наша сотрудница…
Юлия Антоновна работала врачом общепрофильной бригады. Специалистом была неплохим, знающим. Что же касается человеческих качеств, то такой тип людей называют «серыми мышками». Тихая, незаметная, своё «Я» никогда не выпячивала. Общалась со всеми ровно, спокойно. Правда, возникали у неё какие-то трения с тогдашним начмедом Задворновой, за давностью лет причину не помню. Но знаю точно, что громких скандалов не было. Доработав до пенсии, Юлия Антоновна уволилась так же тихо, без шумных проводов. С тех пор я её не встречал и, честно признаться, вообще о ней забыл.
И вот, по прошествии двадцати с лишним лет, Юлия Антоновна стала абсолютно другим человеком, изуродованным внешне и внутренне. Она обитает в прошлом, когда была жива начмед Задворнова, а р…рин продавался во всех аптеках. Но больной рассудок не ограничился одним лишь возвратом в прошлое. Он погрузил Юлию Антоновну в нескончаемый кошмар, от которого нельзя пробудиться.
Кто-то может спросить, мол, почему вы даже не попытались помочь бывшей коллеге? Да потому что Юлия Антоновна не понимала смысла обращённой речи. Как её уговоришь? А недобровольная госпитализация была невозможна по нескольким причинам. Во-первых, я дежурил в качестве врача общепрофильной, а не психиатрической бригады. Если вызвать психиатров на себя, то каким образом заставить Юлию Антоновну их дожидаться? Силой? Представьте себе картину: врач затаскивает в машину орущую и сопротивляющуюся бабулю. Реакцию окружающих предсказать очень легко, всякие объяснения тут излишни.
Ну, а во-вторых, и это главное, оснований для недобровольной госпитализации не было. Юлия Антоновна не совершала ничего общественно-опасного, самоубиться не грозилась. Поэтому вряд ли бы её приняли в экстренном порядке. Одним словом, куда ни кинь, всюду клин.
Другой случай, наоборот, очень меня порадовал. Он показал, что ошибаться иногда чертовски приятно. Ранее я рассказывал про соседку Альбину Петровну, у которой развился сенильный психоз на фоне деменции. Тогда удалось её уговорить на добровольную госпитализацию, лечение шло неплохо. И всё же особых иллюзий я не питал. Ведь психоз купировать можно, а деменцию куда денешь?
Когда Альбину Петровну перевели из закрытого отделения в так называемое «санаторное», я навестил её. Сказать по правде, мои ожидания были мрачноватыми, но на деле всё оказалось намного лучше.
– Ой, Юрочка, здравствуй! Не забыл обо мне! – обрадовалась Альбина Петровна.
– Нет, конечно! Я и с вашими докторами всегда на связи. Ну как вы себя чувствуете?
– Хорошо, намного лучше.
– А в чём лучше-то?
– Я как в дурмане была, ничего не соображала. Какая-то чернота кругом, страх такой, что не высказать! А сейчас всё хорошо. Здесь прямо санаторий! И врачи прекрасные, внимательные! Вот только головные боли иногда мучают.
– Гулять разрешают?
– Да, разрешили, только здесь, во дворе. За пределы, в магазин, нельзя. А мне ничего и не надо.
– Сестра навещала вас?
– Да, была два раза, всего принесла. Главное, за квартиру заплатила, а то я переживала, что долг накопится. Нина звонила, хотела прийти, принести кой-чего, но я отказалась. Говорю, у меня всё есть…
– Почему отказались-то?
– Юр, нехорошо получилось… Стыдно мне… Не знаю, как теперь в глаза ей смотреть…
– Альбина Петровна, стыдиться нечего. Это была болезнь, а не придурь.
Здесь я привёл лишь небольшую выжимку из беседы. На самом же деле наше общение вышло обстоятельным и довольно долгим. Этак ненавязчиво позадавал я Альбине Петровне специфические вопросы и ответами остался доволен.
Нет, чуда не случилось, интеллектуальное снижение есть. Куда оно денется? Мышление Альбины Петровны стало более конкретным, всякие абстракции с трудом даются. В том числе и тонкий юмор не улавливает. Однако это всё малозаметно, в глаза не бросается.
Главное, в ней сохранился личностный стержень, позволяющий адекватно взаимодействовать с обществом, обслуживать себя, самостоятельно решать повседневные вопросы. А неспособность к постижению высоких материй – эка беда. В конце концов ей же не наукой заниматься.
Вот, как-то так… Чудны дела твои, психика человеческая!
***
А теперь о грибном нашествии. Случилось оно внезапно и, можно сказать, вероломно. Отправился я в лес. Один, без Фёдора. После недавнего происшествия, жёны держат нас порознь. Планы мои были скромными: набрать на соленье, ну и так, всякой всячины, которая под нож попадётся. Край леса пустым оказался, если не считать перечных груздей. От настоящих груздей у них одно лишь название, а вкус совсем другой, восторга не вызывающий.
Прошёл метров триста, как вдруг началось. Белые встречались целыми бандами, все как на подбор, крепкие, чистые, коренастые. Небольшую корзинку наполнил быстро, потом – большой пакет. Хоть и говорят, что своя ноша не тянет, но передвигаться с ней по лесу очень даже тяжко. Поэтому я жёстко приказал себе: «Хватит!» и обратно потопал. Вернувшись, явился я к Фёдору с благой вестью. Безо всяких размышлений, он кинулся в лес опрометью. Вернулся тоже с богатой добычей, порадовал Евгению Васильевну, и та оттаяла окончательно. Так что грибы могут быть и миротворцами.
***
Погода нынче какая-то взбалмошная. Пару дней летняя жара простояла, теперь осенний унылый холод пришёл. Говорят, скоро опять вернётся тепло, но покамест серая мерзопакость господствует. Хотя, что тут сокрушаться? Ушедшее лето не воротишь.
На «скорой» всё было по-прежнему, безо всяких новшеств. Тусовка сидела в «телевизионке», о чём-то судачила, не обращая ни малейшего внимания на окружающую суету.
– Ночью на ДТП ездили. Жесть лютая! – сказал врач Чесноков.
– С трупами, что ли? – спросил Анцыферов.
– Без, все живые. Две бухие девицы на <Название иномарки> в кювет улетели. Водительша видать об руль треснулась. Не разберёшь, где рот, где нос, сплошное месиво. Увезли в челюстно-лицевое. А подружайка на заднем сиденье была и ей хоть бы …рен. От госпитализации отказалась.
– Ха, здесь хоть случайно получилось. А у нас мадам по доброй воле изуродовалась, – сказала фельдшер Ларина. – Лицо гиалуроновой кислотой обколола, красоты захотелось.
– Сама себе колола? – удивился я.
– Нет, какая-то типа косметолог, на дому. Видимо инфекцию внесла, некроз развился, неслабый такой, глубокий. Теперь, наверно, придётся пластику делать. Нет бы сразу обратиться, так ведь двое суток терпела!
– Молодая? – поинтересовался я.
– Тридцать лет ровно. Решила лицо себе «сделать», идиотка! Сделала, теперь на зомби похожа.
– Вряд ли это инфекция, – с сомнением сказал Анцыферов. – Скорей всего эмболизация артерии.
– А теперь какая разница? Разрушенные ткани уже не вернуть. Только пластику делать, – констатировал я.
О том, что внутри черепной коробки находится мозг – знает каждый, от мала до велика. Однако же не всё так просто. У некоторых, судя по их поступкам, в головах либо пустота, либо некая дурно пахнущая субстанция. Ну разве может владелец полноценного мозга доверить себя чёрт знает кому?
Любые инъекции являются инвазивными процедурами, то есть проникающими в тело, нарушающими целостность тканей. Наиболее простыми считаются внутримышечные. Коли в верхний наружный квадрант ягодицы, соблюдай асептику с антисептикой и будет тебе счастье. Но лицо, простите, не попа. Дилетанту нельзя в него лезть, иначе дело может обернуться катастрофой.
Сосудистая сеть лица очень густая, находится близко к поверхности. В рассказанном выше случае, часть гиалуроновой кислоты попав в сосуд, закупорила его. Кровоснабжение тканей прекратилось, и они попросту умерли с голода. Вот потому инвазивные косметологические процедуры требуют досконального знания анатомии, возможных осложнений и навыков оказания экстренной помощи. Всем этим обладают лишь врачи, работающие в лицензированных медицинских организациях.
Предвижу возражения, мол, далеко не всем по карману такие специалисты. А у меня на этот счёт вопросы имеются. За каким лешим нужно перекраивать свои лицо и тело? Зачем себя колоть и резать, если нет обезображивающих дефектов? Да, понимаю, люди хотят соответствовать стандартам красоты. Но из-за неспособности критически мыслить не осознают, что дурацкие стандарты напрочь лишают их души человеческой.
Самым наглядным примером служат так называемые «звёзды». Их разные лица одинаково бездушны. Это лица не людей, а кукол с пустым нутром. Вот потому, перед принятием решения нужно крепко задуматься: а стоит ли терять данный природой неповторимый человеческий облик?
***
Виталий в долгожданный отпуск ушёл, а ему на замену поставили санитара из другой смены Николая Алексеевича. Люди недалёкие санитарами называют фельдшеров и медсестёр, а то и врачей до кучи. Почему-то уверены, что в психиатрической бригаде специалисты не работают. На самом же деле, у нас на «скорой» лишь один санитар. Для такой должности медицинское образование не требуется, его функции, скажем так, технические. Николаю Алексеевичу шестьдесят с копейками, внешность его далека от шаблонного образа громилы. Физическая сила в нашей работе, конечно, требуется, но не является главной. Прежде всего надо соображалку иметь. И у Николая Алексеевича с ней всё в порядке.
***
Вызвали на психоз у пациентки двадцати пяти лет. Ожидала она нас в частном медицинском центре. Название у него громкое, цены такие же, вот, собственно, этим он и отличается от простой бюджетной поликлиники. Хотя нет, там ещё очереди отсутствуют и персонал исключительно вежливый.
Больную мы сразу увидели, она сидела с матерью у кабинета психиатра. Да тут и любой бы увидел. Во-первых, там больше никого не было, а во-вторых, девушка вела себя необычно. Сидя на банкетке, она выделывала руками-ногами разные выкрутасы, издавая невнятное бормотание. Взгляд её непрерывно блуждал, ни за что не цеплялся, не имел даже проблеска осмысленности.
Оставив Германа с Николаем наблюдать за пациенткой, я прошёл в кабинет. Врачом оказалась молоденькая девушка, судя по всему, недавно окончившая ординатуру.
– У больной психотика нарастает, вообще не купируется, – объяснила она.
– Погодите, она первичная? – спросил я.
– Нет, первое обращение – двадцатого августа. Тогда она была контактная, всесторонне ориентированная. Жаловалась, что окружающие её осуждают, унижают, желают зла. Как будто со всех сторон идёт прессинг. А со слов матери, стала немотивированно агрессивной к младшему брату, да и с ней тоже ругается.
– А причины прессинга как-то объяснила? – спросил я.
– Да, но очень путано, типа наказание от бога.
– Галлюцинации? Голоса?
– Отрицает, галлюцинаторной мимики не было.
– А что в анамнезе?
– Наследственность неотягощённая. С детства астеничная, неуверенная в себе, необщительная. В последние три месяца стала тревожной, раздражительной, настроение снижено.
– Работает?
– Работала оператором в пункте выдачи <Известной торговой площадки>. Увольнение объяснила слишком высокой нагрузкой.
– Семья, дети есть?
– Нет никого.
– Вы ей что-то назначили?
– Да, <Названия атипичного нейролептика и антидепрессанта из группы СИОЗС>.
– Так надо было сразу её госпитализировать! – попенял я ей, – Или хотя бы в ПНД перенаправить!
– Я не думала, что психоз разовьётся…
Осматривать и беседовать в коридоре – не совсем комильфо, поэтому больную проводили в машину. Хоть и пребывала она в своём болезненном мире, но практически не сопротивлялась, негативизма не проявляла.
– Алла, как вы себя чувствуете?
– Ничего не помогает… Ой, мамочки! Успокоить… Дайте успокоиться! – сказала она, непонимающе озираясь по сторонам.
– Алла, где вы сейчас находитесь?
– …У вас хорошо льётся… Сделайте мне сонное… Надо уснуть… Я ребёнка убила… Сто человек забрала… Успокоиться, успокоиться… Не уходите, пожалуйста! Держите меня, обнимите! Ну обнимите!
Продолжать непродуктивную беседу не имело смысла и по какому-то наитию я сосредоточился на мышечном тонусе Аллы. Насторожил он меня.
– Скованность, – многозначительно заметил Николай Алексеевич.
– Да, она самая, – согласился я.
– Нейролептический синдром, что ли? – предположил Герман.
– Хм, а откуда? Ей <Название> был назначен, это атипик, тем более дозировки небольшие.
– С мамкой поговори, Иваныч, – посоветовал Николай Алексеевич. – Расколи её.
Мать больной в это время ждала на улице, поскольку осмотр и беседу лучше проводить в отсутствие родственников, пусть даже и близких. Обошлось без выпытывания, она сама всё откровенно рассказала. Какой-то знакомый, не имеющий медицинского образования, дал почти целую упаковку известного антипсихотика на букву «Г». В ампулах. Мать, умеющая делать внутримышечные инъекции, стала колоть по одному кубу на протяжении трёх дней. При этом не удосужилась поискать информацию об этом препарате, о его грозном побочном действии. В итоге что получилось? К психозу добавился ещё и нейролептический синдром.
Коллега из медцентра тоже хороша, прошляпила начинавшийся психоз. Жалобы на враждебное отношение окружающих и связанную с этим тревогу, носили характер бреда. Почему? Да потому что рассказанное больной не имело объективного подтверждения. К тому моменту она уже не работала, почти всё время находилась дома. Тем более были некие путаные объяснения с религиозными мотивами.
Что касается диагноза Аллы, то я ей выставил острое психотическое шизофреноподобное расстройство, плюс нейролептический синдром.
Психоз – враг серьёзный, его нельзя недооценивать. Для борьбы с ним имеется богатый арсенал препаратов, прежде всего, антипсихотиков. Но одолеть его бывает крайне сложно. А уж о том, чтобы купировать психоз амбулаторно, в домашних условиях, даже думать нечего. Эта затея заведомо проигрышная.
Далее поехали к мужчине пятидесяти лет с психозом. Этот пациент был нашим старым знакомым. Пьёт он настолько самоотверженно и геройски, что белая горячка его своим любимчиком сделала. Как ни странно, сей почётный алкоголик женат, причём супруга абсолютно непьющая, приличная женщина.
По уже сложившейся традиции, нас она встречала на улице, у соседнего подъезда.
– Ну что, опять? – спросил я.
– Нет, это что-то другое. Он выпивши, а «белки» по пьяни не бывает, – твёрдо ответила она, помотав головой. – У него бред появился, такое несёт, что слушать тошно!
– А что именно?
– Ревнует меня, типа я со всеми мужиками…
– Когда это началось?
– Да уж третий день, наверно. Я бы не стала вас тревожить, но сегодня уже всё, предел настал. Сосед делает ремонт, сверлит, стучит. А этот идиот орёт, что он дыры делает и через них меня… это самое. Драться налетел, я быстрей убежала. Хотела полицию вызвать, но потом думаю, а смысл какой? У него же крыша едет…
Наш разговор неожиданно прервал сам болезный, выскочивший из подъезда как чёрт из табакерки. Уголовный жаргон я не приветствую, но это был образец чёрта в том самом, жаргонном смысле. Небритый, обрюзгший, вонючий, с физиономией дегенерата.
– Иди сюда! Сюда, <распутная женщина>! Я тебя… – кинулся он на жену, но тут же был скручен Германом и Николаем.
Больной оказался всесторонне ориентированным, но это не мешало ему активно высказывать бредовые суждения. Он негодовал по поводу измен жены с бесчисленными любовниками, которые словно тараканы лезли из всех щелей. Да-да, почти в буквальном смысле. Стоит отвлечься на минуту, как ррраз и готово! Любовник мгновенно исчезает, а эта зараза ненасытная нагло отпирается, невинную из себя строит. Но особенно его взбесил сосед, насверливший дырок в стене для оперативного занятия …ексом.
В данном случае мы видим классический алкогольный бред ревности. Вконец спившийся человек во всех смыслах несостоятелен. При этом критика отсутствует напрочь, он убеждён, что с ним всё отлично. Вот и винит в своих бедах кого угодно, только не себя, любимого. А патологическая ревность именно отсюда проистекает.
Затем поехали на психоз у молодого человека двадцати четырёх лет.
Из открытого окна на втором этаже доносились истошные безумные вопли. А это означало, что вызов вряд ли ложный. Ведь судя по расположению, квартира была «нашей».
Всё оказалось именно так. Дёрганый худощавый парень с воровато бегающими глазками, сбивчиво затараторил:
– Ему плохо, я не знаю, чё такое, я тут вообще не при делах! Помогите, сделайте что-нибудь! Блин, <на фиг> мне это надо!
Болезный, весь до нитки мокрый, сидел в кресле возле окна и самозабвенно орал:
– Ааа! Нью-Йорк! Ууу! Нью-Йорк или два-два-восемь! Я <имел> вас всех! Йохууу, ааа, Нью-Йорк!
– Уважаемый! Очнись! – потормошил его Герман, а в ответ получил залп матерных оскорблений.
Товарищ любителя Нью-Йорка, настороженно следивший за происходящим, не выдержал:
– Ну что? Забирайте его, забирайте!
– Здесь кто хозяин? Ты или он?
– Я, а они пришли, короче, в гости. Просто посидеть…
– Ты скажи, чего употребляли! – перебил его Николай.
– Я не знаю, не знаю! Честно не знаю, ничего такого! Я с наркотиками вообще никак не связан!
– Да нам …рать, с чем ты связан! Мы должны знать, что он употреблял! Иначе помочь ему не сможем! Он умрёт, а ты будешь крайним! – повысил 6олос Герман.
– Короче, сначала Саня пришёл, потом, короче, Паша. Говорит: «Я вкусную вещь принёс». Я говорю: «Не, я не буду!». Они, короче, с Саней нюхали, «дорожки» сделали, понюхали. Паша, короче, ушёл, а Сане стало плохо! Он в ванну залез прямо в одежде, короче. Я не трогал его!
Такую речь можно смело использовать в качестве пытки, ведь слушать и осмысливать её прям физически больно.
Саня хоть и не отличался богатырской комплекцией, но сдаваться без боя не хотел, сопротивлялся отчаянно. Немного повозившись, мы всё-таки скрутили его и увезли по назначению. Что он употребил, неизвестно. Точно можно лишь одно сказать: это были не опиоиды. Очень бы хотелось надеяться, что лечение в психиатрическом стационаре вправит Сане вывихнутый мозг.
Освободившись, поехали обедать. Мы восприняли это как должное, а Николай Алексеевич немало удивился:
– Ни …рена себе! Три вызова сделали и уже на обед? А нас без заездов гоняют до трёх-четырёх!
– Просто у нас Иваныч блатной! – объяснил Герман.
Продолжительность обеда и отдыха Николая Алексеевича прям-таки восхитили, заставив по-настоящему завидовать. Но, лафа не вечна и всегда обрывается вызовом. Поехали к мужчине примерно шестидесяти лет, которому было плохо на улице. Написанное в примечании: «Сидит на земле, не может встать», ровным счётом ничего не проясняло.
Место вызова находилось в центре города, сзади кинотеатра. Увиденная картина сперва показалась типичной: на грязном асфальте сидит мужик и рядом с ним голосит общественность в лице трёх пожилых женщин. Только всё оказалось иначе. Сидевший был не опустившимся пьяницей, а седовласым господином в прекрасном тёмно-синем костюме и при галстуке. Дамы не требовали убрать алкаша поганого. Напротив, они проявляли о нём трепетную заботу:
– Мужчину парализовало! Ноги отнялись и речь! Ничего не говорит, только мычит! – громко оповестила одна из дам.
– Господи, ужас какой! Ведь человек-то хороший! – вторила ей другая.
– Его надо скорей в реанимацию! Может отойдёт? – высказалась третья.
Благородный господин совсем не походил на парализованного. Он сидел на попе, слегка согнув ноги в коленях и упершись руками в землю, словно пытаясь встать. При неработающих мышцах вряд ли удержишься в таком положении.
Николай Алексеевич пулей метнулся в машину за волшебной нашатыркой:
– Ну-ка дыши! Давай-давай-давай! – приговаривал он, держа вату у носа.
И это возымело эффект. Господин сконцентрировался, махнул рукой и громогласно выдал:
– Ахрр, пфу, <гомосексуалист грёбаный>! Пошёл ты <на фиг>!
На лицах женщин отразилась, извините за выражение, фрустрация. Светлые идеалы разбились вдребезги, чистые устремления оказались поруганы.
– Так он пьяный, что ли? – обалдело спросила, та которая настаивала на реанимации.
– Иди ты <на фиг>, <жрица любви>! <Непереводимые нецензурные оскорбления>! – ответил за нас благородный господин.
Ответ был настолько исчерпывающим, что женщин как ветром сдуло. Минут через пять он пришёл, наконец, в себя. Не протрезвел, но обрёл устойчивую связь с реальностью. Оказался он проректором государственного вуза, правда, по хозяйственной части. История вышла до предела глупая. Отмечали они день рождения завкафедрой. Начали в вузе, потом в кафе переместились. Хорошо было, весело, душевно. Вдруг, будто свет выключили. А когда включили, всё стало катастрофически печально. Деньги, банковские карты, смартфон, а главное портфель с документами, исчезли без следа.
Попросил он прощения, искренне поблагодарил и пешочком домой отправился, расписавшись за отказ от осмотра.
Нет, я не стану злословить и осуждать участников этой истории. Жизнь, как известно, штука сложная. А женщины, вызвавшие нас, поступили правильно. Ведь они не медики и не могли объективно оценить состояние человека.
Затем мы отправились на ж/д вокзал. Там, в линейном отделении полиции, находилась женщина сорока восьми лет с неадекватным поведением.
Маниакальный больной являет собой неукротимый и шумный огненный вихрь. Его невозможно не заметить. Наша пациентка бушевала в клетке, но казалось, что она заполнила собой сразу всё отделение полиции. Вид её очаровал с первого взгляда: два белых банта на рыжих волосах и губы, жирно намалёванные кроваво-красной помадой.
Болезненно морщась, дежурный рассказал, что дама пыталась собирать с пассажиров деньги на какой-то праздник. Делала это напористо, зажигательно, с задорным матерком. А затем устроила с полицейскими грандиозную битву, совсем чуть-чуть не дотянувшую до Армагеддона. В общем всё было, как положено.
– ФСБ! ФСБ! ФСБ! Быстро сюда ФСБ! – оглушительно скандировала дама.
– Стоп, тихо! – прикрикнул я.
– Стоп, снято! Ухахаха! – беззлобно спародировала она и расхохоталась. – Вы психиатр, да? Психиатр?
– Да. Вас как зовут?
– Бизнес-леди Галина Сергеевна. Последняя комсомолка! – гордо ответила она.
– В каком смысле «последняя комсомолка»?
– В таком! Я единственная и главная комсомолка России! Администрация президента – не пустое место! Почему эксгумацию не делают, а? Написали, что повесился! Ха, идиоты!
– Кого вы хотите эксгумировать?
– Меня вдовой сделали и всё на этом, успокоились? Муж повесился! Расскажи это кому-нибудь другому, а я пока не дура! Будет комсомольский праздник! Всемирный! Чего вы тут трясётесь-то, мужики …реновы?! Я вот так пальчик подниму и всё, <песец> настанет! Что смотришь? Меня ещё заслужить надо!
Увезли мы её с боем и привезли так же. В приёмном отделении она митинговала столь яростно, что между собой нам приходилось едва ли не жестами.
Галина Сергеевна приехала из Подмосковья, именно там у неё регистрация. Поэтому в нашем диспансере о ней нет сведений. Сама она категорически отрицала свои отношения с психиатрией, но, как говорится, свежо предание…
Выставил я ей маниакальный эпизод неуточнённый. Этот диагноз сугубо предварительный, так сказать, дежурный. До окончательного ещё далековато. А пока могу лишь предположить биполярное аффективное либо шизоаффективное расстройство.
Если вы обратили внимание, речь Галины Сергеевны в основном бессвязна. Может показаться, что у неё речевая разорванность, шизофазия. На самом же деле, это «скачка идей», один из признаков мании. Под влиянием болезни, мышление ускоряется, мысли непрерывно плодятся и роятся. Не успел выразить одну, как тут же появляются другие, которые тоже нельзя оставить без внимания.
Следующий вызов был от мужчины сорока трёх лет. Повод: «Пил, плохо», и вдобавок под вопросом галлюцинации. Ну что ж, раз вызвал сам себе вызвал «скорую», значит действительно плохо.
Всё оказалось именно так. В грязной квартире-«однушке» на постели сидела жертва запоя мужеского полу. Весь в поту, трясущийся, он то и дело судорожно сглатывал, подавляя рвотные позывы. Один только взгляд на него мог вызвать физическую боль.
– Мужики, ща сдохну… – выдавил он.
– Тебе что-то видится, слышится? – спросил я.
– Бабка пугает, – указал он на стену. – Говорит, что меня с собой заберет…
– Что за бабка? – не понял я.
– Соседка… Она умерла… Пустая квартира…
– То есть она с тобой разговаривает?
– Да…
– Ты её видишь или только слышишь?
– Слышу…
– Из-за стены?
– Да.
– Сколько времени пил?
– Не знаю… Может недели три…
– Сегодня пил?
– Не, не могу…
– Где ты сейчас находишься?
– <Назвал правильное место>.
– Какие сейчас месяц и год?
– Сентябрь… Двадцать пятый…
– Ну всё, собирайся и поехали!
– Может капельницу, а? Меня на учёт поставят…
– Ничего, учёт не вечен. А одна капельница не поможет. Если дома останешься, бабка тебя точно с собой заберёт!
У бедолаги возник алкогольный галлюциноз, один из видов алкогольных психозов. Но жизни угрожает не он, а абстинентный синдром вследствие отмены алкоголя. Похмелье, говоря простым языком. В данном случае оно было слишком тяжёлым, чтобы оставить его дома. Как-то совсем не хочется брать грех на душу.
Вот и завершилась моя смена, которая по обыкновению выдалась хорошей. А дальше созрел у меня рассказ, основанный на реальных событиях. И в ближайшие дни представлю его на ваш суд.