Рассвет в горах наступал медленно, как будто сам боялся высунуться из-за хребта. Сначала золотился край облаков, потом туман становился похож на молоко, подогретое в глиняной чашке, и лишь после этого свет осторожно скользил по травам, по спинам овец, по рукам Ивы.
Она сидела на камне и смотрела, как стадо тянется к новым пучкам зелени. Собаки лежали кольцами — рыжая старая сука ближе к овцам, молодой чёрный к ней, к хозяйке. Всё было на своих местах.
Ива чувствовала привычное спокойствие: пока стадо цело, пока собаки внимательны, мир держится. Её жизнь была простой и замкнутой, как загон: она знала каждый склон и каждую тропу. И знала цену любой ошибке. Стоит зазеваться, и хищник или пропасть возьмут своё.
И именно в эту минуту тишину разрезала музыка.
Сначала она решила, что это ветер. Ветер часто играет в сухих стеблях, в щелях камней. Но этот звук был иным: он складывался в рисунок. В нём была задумка. В нём была рука. Флейта.
Овцы замерли, словно кто-то дал им невидимую команду. Подняли головы, повернули морды к востоку. Собаки прижали уши. Ива тоже задержала дыхание.
Музыка была лёгкой и в то же время упрямой, как ручей, который ищет дорогу сквозь камень. В ней были паузы, такие человеческие, будто сам воздух пытался что-то сказать.
Ива крепче сжала трость. Стадо. Собаки. Всё, что у неё есть. Она знала, что стоит уйти на звук, и тогда она оставит их одних. А если придёт волк? А если овцы разбредутся?
Она слышала, как внутри неё заспорили две силы: долг и любопытство. Долг тянул к стаду, а что-то другое.. к этой невозможной музыке, от которой кожа на руках покрывалась мурашками.
— Рыжая, — сказала она тихо. — Смотри за ними.
Собака подняла уши, словно поняла каждое слово. Молодого она оставила на подхвате. И пошла сама. Туда, где звучала флейта.
Тропа то пряталась, то снова появлялась. Музыка играла то ближе, то дальше, будто дразнила её. С каждым шагом Ива ощущала, как сердце стучит быстрее: не от усталости, а от чего-то иного, похожего на страх и восторг вместе.
У каровой чаши, где некогда лежал лёд, она увидела свет костра. У ветки сохла чужая тонкая, с небесно-серым оттенком рубаха. Ива замерла: чужак в этих местах — всегда беда.
Она вошла в пастушью пещеру. Музыка оборвалась.
Возле огня сидел мужчина. Нет, не совсем мужчина.. его лицо было слишком ясным, будто выточенным водой. Волосы чёрные, с белыми искрами, словно в них запутался снег. Глаза зелёные, глубже любой травы. А в руках у него лежала флейта из ивовой ветви.
Он был ранен.
Ива сразу почувствовала запах — не железный, как у человеческой крови, а тонкий, травяной, весенний. Рана тянулась по боку, ниже ребра. Он прижимал к ней ладонь, но кровь просачивалась сквозь пальцы.
— Я не враг, — сказала Ива, хотя он ничего не спросил.
Он поднял взгляд. В его глазах было столько усталости, что у неё перехватило дыхание.
— Ты слышала, — тихо произнёс он. Голос был странным: словно слова родились не здесь, а где-то далеко, и лишь добрались до неё.
— Я — и стадо, — ответила Ива. — Такая музыка не может остаться без слушателей.
Он слабо улыбнулся, и улыбка резанула её сильнее, чем кровь. Потому что в ней было что-то слишком живое.
— Сними рубаху, — сказала Ива резко. — Или потеряешь сознание.
Он будто хотел возразить, но подчинился. Под тканью открылось тело, гибкое, как у охотника, каждая мышца будто жила своей песнью. Рана была ровной и злой: железо.
Ива достала иглу и нить. Когда она склонилась над ним, её волосы скользнули по его коже. Она почувствовала тепло, запах его дыхания. Оно было непривычно мужским, а чистым, как утренний воздух после дождя. Он тоже вздрогнул, и их взгляды встретились так близко, что она ощутила, как будто он читает её мысли.
Её пальцы дрожали чуть больше, чем обычно. Не от страха, а от слишком острой близости. Она зашивала его рану, а сердце било в висках.
— Ловчие, — сказал он тихо. — Трое. Они рядом.
Ива подняла голову. Вдалеке, за стенами пещеры, она и правда услышала звон, тонкий, металлический, словно шаги с колокольцами. Собаки внизу залаяли.
— Ты привёл беду, — сказала она, и сама удивилась, как спокойно прозвучали слова.
Он смотрел на неё так, будто искал ответа глубже, чем в её голосе.
— Меня зовут Риан, — сказал он.
— Ива, — ответила она.
И вдруг поняла: с этого мгновения её жизнь разделилась на «до» и «после».
Колокольцы прозвенели снова коротко, с перебоями, словно ветер задел зазубренное железо. Ива знала этот звук: так ходят ловчие. Они всегда надевают на себя железо, чтобы их слышали горы. И всегда думают, что могут заставить камни молчать.
Собаки заворчали. Стадо, почуяв неладное, сбилось плотнее.
На карнизной полке показались трое. Двое — моложе, худые, с арбалетами на ремнях. Их шаги были быстрые и рваные. А впереди шёл старший. Его движения были тяжёлыми и уверенными, будто он сам был частью горы. На поясе висел тёмный, с вмятинами колокол, от него шёл низкий и вязкий звук.
Ива встала у входа в пещеру, опираясь на трость.
— Доброе утро, пастушка, — сказал старший, не торопясь поднимать глаза. Его голос был хрипловатым, будто обожжённым дымом, но ровным, без колебаний. — Не встречала ли ты здесь беглое животное? Малое, остроухое. Ходит на двух ногах, врёт, когда поёт.
Ива подняла подбородок.
— У меня овцы, — ответила она. — Ни одна не врёт, когда блеет.
Один из младших фыркнул, но старший лишь усмехнулся уголком губ и наконец поднял голову. Его глаза были серыми, холодными, как туман перед бурей. Он посмотрел на неё долго, пристально, будто прикидывал вес её слов.
— Ты шутишь, — сказал он спокойно. — А я не люблю шуток. Мы знаем, кого ищем. Мы идём по его следу с перевала. Его музыка оставляет тропу, даже если он думает, что скрывается.
— Музыка? — Ива изобразила удивление. — Тут только ветер.
— Ветер не зовёт по имени, — сказал старший.
Ива невольно сжала трость.
— Ты ошибаешься местом. Я здесь одна.
— Нет, — покачал он головой. — Ты здесь не одна. Я чувствую его. Его кровь сладкая, пахнет травой. А твоя — железом. Их не спутаешь.
Ива промолчала. Старший шагнул ближе. Колокол на его поясе качнулся и глухо ударился о металл пряжки.
— Слушай меня, пастушка. Ты молода. У тебя есть стадо, дом, жизнь. Всё это исчезнет, если ты решишь встать на его сторону. Ты думаешь, он красив, необычен? Да. Но его сила опасна. Таких называют Соединителями. Именователями. Они связывают то, что должно быть разделено. Камни, ветер, тени. Когда они начинают петь — рушатся горы.
Он говорил медленно, будто каждое слово было камнем, который он укладывает в стену.
— Я видел, что бывает, когда такие, как он, дают имя ветру, — продолжил он. — У меня был брат. Его унесла музыка. Его тело нашли в ущелье, а глаза до сих пор смотрят вверх, хотя прошло уже двадцать лет.
На миг голос его дрогнул, но тут же снова стал ровным, жёстким.
— Так что не притворяйся, что не слышала его. Ты слышала. Иначе не стояла бы здесь, прикрывая пещеру.
Ива сжала зубы.
— Я прикрываю своих овец, — сказала она. — Если хотите, считайте сами.
Один из младших хмыкнул, но старший поднял руку, останавливая его.
— Упрямая, — тихо сказал он. — Это плохо для тебя. Но в этом есть и достоинство. Я уважаю тех, кто держит своё. Поэтому скажу прямо: если отдашь нам его, ты не потеряешь ничего. Ни стадо, ни жизнь.
Ива почувствовала, как внутри сжалось. Его слова били прямо в сердце её страха: потерять овец, потерять всё, что у неё есть. В том числе и себя.
Она молчала, глядя на него.
Старший шагнул ближе. Его глаза стали резкими, как лезвие ножа.
— Я не враг, девочка, — сказал он неожиданно мягко. — Я тот, кто знает, чем всё кончится. Музыка, которая соединяет, всегда разрушает.
Он отстранился и поднял руку. Двое младших разошлись по склонам, чтобы зайти с двух сторон. Старший остался внизу и начал высыпать на камень серый порошок из мешочка. Воздух тонко зазвенел, словно его натянули струной.
— Порошок из руды, — бросил он. — Он ловит тени. Даже если он прячется, тень его не спрячется.
Он снова посмотрел прямо на Иву.
— У тебя есть последний шанс, пастушка. Отойди в сторону. Оставь нам его.
Она не шелохнулась.
— Тогда сама виновата, — сказал он и опустил руку на колокол.
Колокол дрогнул, и звук пошёл по склону, как волна. Воздух завибрировал, овцы сбились в плотный клубок, собаки залаяли тревожно.
Старший подождал несколько ударов сердца, прислушиваясь. Потом поднял голову к своим:
— Разойдитесь. Проверим тени по обоим склонам.
Младшие кивнули и двинулись в обход: один пошел вверх по карнизу, другой — вниз к осыпи. Старший остался ниже, сыпал порошок на камень и следил за колебаниями воздуха. Но в пещеру не вошёл.
Ива стояла у входа, не опуская трости. Она знала: он сделал паузу нарочно, словно испытывал её на выдержку. Но пока он не шагнул ближе, у неё появился миг, короткий, хрупкий, как тонкий лёд.
Она сделала шаг назад, вглубь пещеры. И там, в тени, её ждал Риан.
***
Если вам понравилась история, рекомендую почитать книгу, написанную в похожем стиле и жанре:
"Пастушка и изгнанник", Кьяра Вишневская ❤️
Я читала до утра! Всех Ц.