Григорий Ефимович Распутин, один из самых противоречивых персонажей русской истории, был известен не только своим влиянием на царскую семью, но и острым, порой грубым языком. Сибирский мужик, попавший в высшие круги петербургского общества, не стеснялся в выражениях и действительно давал своим противникам весьма колоритные прозвища.
Исторические факты
Согласно мемуарам современников и архивным документам, Распутин действительно использовал в своей речи множество прозвищ и кличек для обозначения людей, которых считал своими врагами или просто недоброжелателями. Его словарь был пестрым сочетанием церковнославянской лексики, сибирского просторечия и откровенно бранных выражений.
Вдовствующую императрицу Марию Федоровну, мать Николая II, которая открыто выступала против влияния «старца» на семью, Распутин за глаза называл «черной вороной» и «злыдней». В письмах царице Александре Федоровне он именовал императрицу-мать «темной силой», намекая на ее датское происхождение и протестантские корни.
Премьер-министра Петра Столыпина Распутин прозвал «железной задницей» за его жесткую политику. После покушения на Столыпина «старец» циничнозаметил, что «собака получила по заслугам».
Министра внутренних дел Алексея Макарова, пытавшегося ограничить влияние Распутина, тот называл «гнилым пнем» и «петербургской крысой». Великого князя Николая Николаевича, главнокомандующего русской армией в начале Первой мировой войны и открытого противника Распутина, «старец» именовал «длинным дураком» и «саблезубым».
Особенно доставалось от Распутина представителям духовенства, которые критиковали его поведение. Митрополита Антония он называл «сухарем в рясе», а архимандрита Феофана — «завистливым монашком». Священника Григория Шавельского, военного и морского духовника, Распутин прозвал «церковной мышью».
Художественная реконструкция: "Вечер прозвищ"
Петроград, зима 1915 года. Квартира Распутина на Гороховой улице, 64.
Григорий Ефимович сидел в своем кресле, потягивая мадеру и рассматривая список гостей предстоящего приема у императрицы. Его серые глаза блестели от злорадства — он знал, что многие из присутствующих на завтрашнем вечере считают его выскочкой и проходимцем.
— Ну что, Катенька, — обратился он к горничной, раскладывавшей на столе бумаги, — посмотрим, кто завтра будет строить из себя святого.
Он взял перо и начал делать пометки напротив фамилий, бормоча под нос свои коронные прозвища:
— Мария Федоровна... ах, эта черная ворона опять прилетит каркать! Не любит она меня, царица-мать. Все ей не так, все не по-ихнему, по-датскому. Злыдня старая, только и знает, что сына от жены отваживать.
Распутин усмехнулся и провел пером по следующей строчке.
— А вот и наш дорогой Макаров будет... петербургская крыса! Думает, что против меня интриги плести может. Гнилой пень, а туда же — государством управлять хочет.
Горничная молча слушала, привыкнув к подобным монологам хозяина. Распутин между тем продолжал свой обзор:
— Николай Николаевич тоже пожалует, небось. Длинный дурак! Сабля у него длиннее ума будет. Все воюет да воюет, а толку никакого. Саблезубый, называется.
Он отложил список и налил себе еще вина.
— А духовенство наше... — Распутин покачал головой. — Антоний митрополит — сухарь в рясе! Молится, молится, а жизни не знает. И Феофан этот — завистливый монашок. Все им не так, все греховно. А сами-то каковы?
Распутин встал и подошел к окну, за которым мела метель.
— Знаешь, Катя, — сказал он задумчиво, — все они думают, что я простой мужик, темный. А я их всех насквозь вижу. У каждого свое прозвище есть, по делам их. Кто-то крыса, кто-то ворона, кто-то дурак длинный. А я — Григорий, Божий человек.
Он вернулся к столу и взял еще один документ.
— Вот и Шавельский наш, военный священник. Церковная мышь! Все по уставу да по правилам. А что в душе — не знает никто. Мышь она и есть, серенькая такая.
Горничная осмелилась заметить:
— Григорий Ефимович, а не боитесь вы, что дойдут ваши слова до них?
Распутин рассмеялся:
— А пускай дойдут! Правду говорю. У каждого человека есть сущность его настоящая. Кто зверь, кто птица, кто насекомое. Я только называю вещи своими именами.
Он подошел к иконе в красном углу и перекрестился:
— Господи, прости их, не ведают бо, что творят. Строят из себя праведников, а сами полны злобы и зависти. Каждому — по делам его, каждому — по прозвищу его.
Эпилог исторический
Конечно, Распутин был далеко не единственным, кто в ту эпоху позволял себе резкие характеристики политических противников. Высшее общество Российской империи кипело от слухов, сплетен и взаимной неприязни. Однако именно распутинские прозвища запомнились современникам своей образностью и меткостью.
Примечательно, что многие из тех, кого Распутин наградил нелестными кличками, впоследствии стали активными участниками заговора против него. Великий князь Николай Николаевич, князь Феликс Юсупов, депутат Пуришкевич — все они в той или иной степени способствовали организации убийства «старца» в декабре 1916 года.
Ирония истории заключается в том, что сам Распутин получил в народе множество прозвищ: «святой черт», «темная сила», «сибирский колдун». После его смерти эти клички стали гораздо более известными, чем те, которые он сам раздавал своим недоброжелателям.
Сегодня историки спорят о том, насколько точно передают мемуары современников подлинные слова Распутина. Многие свидетельства записывались спустя годы после революции, когда авторы находились в эмиграции и могли приукрашивать или домысливать детали. Тем не менее, общий характер речи «старца» — грубоватый, образный, полный народных выражений — подтверждается множеством независимых источников.
Прозвища Распутина отражали не только его личные антипатии, но и глубокие социальные противоречия эпохи. В его кличках слышится голос простонародья, ворвавшегося в закрытый мир аристократии и безжалостно обличающего ее пороки и слабости. В этом смысле распутинские прозвища можно рассматривать как своеобразную форму социальной сатиры — грубой, прямолинейной, но порой удивительно точной.