Анна закрыла за собой калитку, и лёгкий щелчок замка прозвучал как выстрел в тишине подмосковного дачного посёлка. В руке она сжимала не ключ, а потрёпанную, заляпанную землёй записную книжку в кожаном переплёте. Не деньги, не драгоценности, а именно её оставила в наследство тётя Лида, «городская сумасшедшая», как её за глаза называли родственники.
Анна приехала разбирать ветхий домик после похорон, уже зная, что всё ценное — старинный сервиз, иконы — давно растащили «доброжелательные» cousins. Она ждала пустых стен и хлама. Но нашла это. На первой странице каллиграфическим почерком было выведено: «Мои места силы. Карта тихих сокровищ».
Тётя Лида, оказывается, всю жизнь собирала… адреса. Но не простые. Описание старой яблони в заброшенном парке, с которой открывается идеальный вид на закат. Координаты родника с самой холодной и сладкой водой в области, известного только местным бабушкам. Точное место на песчаном берегу Оки, где каждый год гнездятся дикие утки. Зарисовки, впечатления, запахи, стихи на полях. Это был дневник путешественника, который никуда не уезжал.
Анна села в свою скрипящую «Ладу-Гранту», которую ещё три года выплачивала по кредиту, и открыла книжку на случайной странице. «Улица Садовая, 42. Сирень сорта «Примроуз», единственная в городе. Цветёт бледно-желтым, как сливочное мороженое. Хозяйка, Мария Игнатьевна, позволяет набрать букет, если попросить вежливо».
Она завела машину. Рулила на автопилоте, пока муж, Дмитрий, строчил сообщения: «Ну что там? Когда аукцион? Сдадим всё под снос, участок дорогой!». Он уже всё распланировал: новая иномарка, первый взнос за квартиру поближе к МКАДу. Их жизнь была чётким графиком: ипотека, работа до изнеможения в опенспейсе, редкие отпуска в Турции по «всё включено». Мечта.
Анна свернула на Садовую. Дом 42 оказался старым, облупленным особняком с резными наличниками. И правда, у калитки цвела невиданная, кремовая сирень. Из-за забора вышла худая старушка с внимательными глазами.
— Вам кого? — спросила она, но без раздражения.
— Я… мне тётя Лида говорила про сирень, — неуверенно произнесла Анна.
Лицо старушки просияло.
— Лидочка! Царство ей небесное. Проходи, родная, сейчас чайку налью. Она каждую весну ко мне заходила, мы с ней беседы вели.
Час Анна просидела в крошечном дворике, пила чай с вишнёвым вареньем и слушала истории о тётке, которую, казалось, не знала вовсе. Оказывается, она писала стихи, мирила соседей и знала все городские тайны.
Вечером дома её ждал Дмитрий.
— Ну, как там наши владения? — он обнял её с напускной нежностью. — Нашёл покупателя. Дают хорошие деньги, хоть и торгуются. Завтра поедем, подпишем.
— Я не буду продавать, — тихо, но чётко сказала Анна.
Дмитрий отстранился, его лицо изменилось.
— В смысле? Это же клочок земли! Он нам с тобой на фиг не упёрся. Деньги нужны здесь и сейчас!
— Тётя оставила не просто участок. Она оставила… карту. Другой мир.
— Какую ещё карту? — он фыркнул. — Ты о чём? Там золото зарыто?
— Нет. Там… сирень бледно-желтая, — и сама поняла, как это звучит глупо.
Дмитрий засмеялся, но смех был злым, колючим.
— Ты с ума сошла? Из-за какой-то сирени мы будем терять три миллиона? Реальные деньги! Наследство тётки — это наши общие деньги! Ты что, не понимаешь?
Он схватил её за запястье, не больно, но твёрдо. В его глазах горел знакомый огонь — огонь расчёта и нетерпения. Таким он был на работе, когда «выбивал» прибыль.
— Отпусти, Дима.
— Отдай книжку. Мы её сожжём, и забудем этот бред. Завтра едем подписывать договор.
— Нет.
Он выхватил записную книжку у неё из рук. Кожаный переплёт хрустнул.
— Прекрати истерику. Всё решено. Я устал, Анна. Устал от нашей вечной «прозябаемости». Это мой шанс! Наш шанс!
Анна смотрела на него, и вдруг всё стало на свои места. Он не видел в этой книжке ничего, кроме макулатуры. Он не понимал, что значит «место силы». Его карта мира была drawn in рублей и долларах.
— Хорошо, — сказала она неожиданно спокойно.
— Вот и умница, — он отпустил её, сунул книжку в карман пиджака и потянулся к телефону, чтобы подтвердить сделку.
Анна вышла в спальню. Она не плакала. Она достала с верхней полки шкафа свой старый походный рюкзак и стала медленно, очень осознанно складывать в него самое необходимое. Несколько футболок, джинсы, паспорт. Она не знала, куда поедет. Может, к тому роднику. Или на ту песчаную косу.
Дмитрий, увлечённый разговором с агентом, даже не слышал, как хлопнула входная дверь. Анна завела свою «Гранту» и выкатила из двора. На первом же светофоре она открыла приложение банка и перевела всю свою скромную зарплату со счёта, которым пользовались вместе, на свою старую карту, завалявшуюся в кошельке.
Она ехала на юг, вдоль по шоссе, и воткнула в магнитолу кассету — микс, записанный ещё в институте. Звучал «Аквариум». Она опустила окно. Врывавшийся ветер пах полем, свобода и сиренью. Она достала из кармана куртки маленький, смятый листок. Тот самый, с описанием яблони в заброшенном парке, который она успела вырвать из книги, пока Дмитрий говорил по телефону.
Её наследство было не в деньгах. Оно было в этом ветре, в этой музыке, в этой дороге. И его у неё уже никто не мог отнять. Она улыбнулась впервые за долгие месяцы и прибавила газу. Впереди был её закат. Её единственный в городе.
