Автобус нырнул в ямку и резко подбросил Ольгу вверх. Она недовольно хмыкнула, вцепившись в поручень.
«Ну конечно… Дороги, как и память — в выбоинах. Всё, как и было», — подумала она, разглядывая из окна пологие холмы, заросшие золотистыми зарослями сентябрьской травы.
Удивительно, но спустя столько лет деревня выглядела почти так же, как в её юности. Только людей стало меньше, дома — перекошенные, а вместо стареньких «Жигулей» теперь стояли новенькие «Гранты» на кредитных номерах.
Ольга приехала всего на день — подписать бумаги о продаже родительского дома. Участок с домом ей достался после смерти матери, и женщина давно решила: возвращаться в деревню — всё равно что шагать назад. А назад ей было не нужно.
«Разве что пыль стереть. Один день, максимум два. Переночую — и домой, в Екатеринбург», — успокаивала себя она.
Сын, как всегда, на связь не вышел — то работа, то девушка, то просто времени нет. Его она предупреждать не стала. Да и зачем? В её жизни уже давно не было никого, кто бы ждал её возвращения.
Ольга поправила очки, достала из сумки документ-папку и посмотрела на расписание обратного автобуса. Следующий рейс — завтра утром. Отлично. Всё успеет.
Автобус скрипнул тормозами у старой остановки. Та, как и прежде, была выкрашена в облупленный синий цвет. В воздухе пахло яблоками, дымом и чем-то давно забытым — свободой, что ли.
Ольга шагнула на землю, ощутив, как покачнулись каблуки на гравии. Непривычно. В городе она давно перешла на удобные кроссовки.
— Олька?! — раздался сзади голос, от которого у неё по спине прошла лёгкая дрожь.
Женщина обернулась. Рядом стоял мужчина в темной рабочей куртке, с крепкими плечами и шапкой седины, выбивающейся из-под бейсболки.
— Не может быть… Виктор?
— А ты думала, сгинул, что ли? Да нет, жив-здоров. Вот только ты совсем не изменилась, всё такая же — городская звезда, — усмехнулся он, глядя на неё теплыми, прищуренными глазами.
— А ты… борода появилась. И морщинки. Но всё тот же нахал! — не удержалась Ольга.
— Ты как, надолго?
— На день. Дом продать надо. Завтра — обратно.
— Дом? Продать? Тот самый — с вишнями у крыльца? Ну ты даёшь…
Она не ответила. Только опустила глаза.
— Слушай, я как раз мимо проходил. Давай я тебе помогу? Дороги-то знаешь — по колено грязи. А я с тачкой.
— Серьёзно? С тачкой? — удивилась Ольга.
— Ну, не Камри, конечно. Но ездит. И воняет бензином, как и я после огорода, — хмыкнул он. — Садись, подброшу. А заодно — расскажешь, как там в вашем Екатеринбурге живётся. Я ж с тех пор, как ты уехала, так и не выезжал никуда. Жду, когда твой мэр ко мне в гости приедет.
Ольга улыбнулась, хотя и пыталась не показывать, что ей приятно видеть его. А было приятно — и неожиданно тепло.
Сев в старенькую «Ниву», она взглянула на него украдкой. Руки грубые, пахнут деревом и соляркой. Лицо загорелое, морщины у глаз. Но в глазах всё то же — добродушие и что-то непонятое.
— Ты серьёзно не уезжал никуда?
— А зачем? У меня тут всё. Река, мастерская, собака. Да и тебя я всё ждал. Думал, приедешь когда-нибудь.
— Ждал? Меня? — чуть не подавилась Ольга.
— Ага. Мало ли… На день, может, или навсегда. У нас тут такая магия — кто уезжает, обязательно возвращается.
Она засмеялась. Хотя внутри всё заныло — от нежданной памяти, от неожиданного «ждал» и от того, как легко снова стало с ним.
«Только не влюбляйся, Ольга. Не надо. Ты уже взрослая женщина, хватит этих сказок», — подумала она.
Но всё же, когда Виктор заглянул в её сторону и спросил:
— Может, после твоих дел зайдёшь ко мне чаю попить? Я пирог яблочный испёк. Настоящий, с корицей. Сам!
Ольга почему-то ответила:
— Зайду. Почему бы и нет?
***
Виктор оказался удивительно хозяйственным. В тот же вечер он сам притащил стремянку, скребок, ведро с краской и, не дожидаясь разрешения, начал отдирать облупленную краску с крыльца.
— Ты чего, с ума сошёл? Я же сказала — всё равно продавать буду!
— Так оно ж стыдно продавать в таком виде. Надо, чтоб дом выглядел достойно. А там видно будет — может, и не продашь вовсе, — хмыкнул он, не глядя, сосредоточенно соскабливая щепки с перил.
— Вот сам себе и продай. Мне этот дом ни к чему.
— Это ты сейчас так говоришь. А завтра яблок наберёшь, варенья наваришь — и задумаешься.
Ольга с сомнением уставилась на заросший сад. Варенье, печка, собаки, гуси — всё это давно стало ей чуждо. Но почему-то, стоя с кружкой чая у окна, она вдруг представила, как осенью ставит банки на полку, а вечером садится с книгой в кресло у тёплой печки. Тихо. Стабильно. Без толкотни городских маршрутов и ночных сирен.
Они работали вместе несколько дней. По вечерам пили чай. Виктор принёс свой пирог — и, к удивлению Ольги, он оказался действительно вкусным. Она впервые за долгое время позволила себе расслабиться: снять часы, забыть про телефон и просто слушать, как кто-то рядом рассказывает про жизнь.
Он говорил легко, не давил. Рассказывал, как делал шкаф на заказ для музея. Как приезжали из Казани покупать его резные шкатулки. Как жил с женой — двадцать лет вместе, а потом всё как отрезало.
— Она хотела в город, я — остаться. Всё просто. Я не держал.
— А теперь? Не скучно одному?
— До тебя — нормально было.
Ольга затаила дыхание. Она не знала, что ответить. Но и молчать не хотелось.
— Я ведь уехала — и даже письма не написала...
— А я и не ждал. Ну, то есть... ждал. Но молча.
Он посмотрел на неё — не как мужчина смотрит на женщину, а как будто изнутри, насквозь, до костей.
На шестой день они пошли в лес за грибами. Ольга поскользнулась на мшистой коряге, и Виктор подхватил её за талию. Слишком близко. Слишком тепло.
— Извини, — прошептал он, но не отпустил сразу.
— Ничего, — выдохнула она. И тоже не отстранилась.
Они вернулись под вечер. Она заваривала чай, он подкладывал дрова в печку. Дом наполнялся запахом сосновых щепок и мяты. Ольга стояла у окна, держась за подоконник, чтобы не расплакаться. Было страшно. Необъяснимо страшно — от счастья.
На седьмой день она позвонила риэлтору и сказала:
— Давайте отложим сделку. Пока. Я ещё не решила.
— Ага. Уже почти решила, — сказал Виктор, поставив перед ней тарелку с тонкими ломтями сала и огурцами.
Они смеялись, вспоминали школу. Он дразнил её, как раньше: «Оля-Семёнова, отличница с косичками!» Она подшучивала в ответ: «Ты с той же челкой, что и в пятом классе!»
Но на девятый день в село приехала незваная гостья.
***
Ольга выходила из душа, когда у крыльца затарахтела машина. Сквозь запотевшее окно она разглядела красную «Калину» и фигуру в короткой куртке. Женщина лет тридцати, стройная, на каблуках, с наигранной грацией вышагивала к дому. За ней — два ребёнка, девочка и мальчик. У обоих одинаково надутые губы и скучающие лица.
Ольга едва успела накинуть халат, как в дверь постучали — настойчиво, почти нахально.
— Вы — Ольга?
— Да. А вы?..
— Марина. Дочка Виктора. Можно, я пройду? У нас с вами серьёзный разговор.
Ольга отступила на шаг, не приглашая. Но Марина уже втиснулась в коридор, скинула куртку и, как у себя дома, прошла на кухню.
— Вы, наверное, думаете, что знаете моего отца? — она уселась за стол, глядя в упор. — Но вы ошибаетесь.
— Я… я не совсем понимаю, к чему вы...
— А я объясню. Он весь из себя такой — хозяйственный, добрый, мастеровитый. Только вот за всем этим — долги. Огромные. За него банк два раза в суд подавал. Я его оттуда вытаскивала. А теперь вы — новая жертва, я правильно понимаю?
— Подождите… — Ольга побледнела. — Вы говорите, у него долги?
— Да. И не маленькие. А ещё — этот дом. Вы же, наверное, уже знаете, что он когда-то обещал его мне. Устно. И если вы думаете, что сможете просто так его оставить себе, то я вас разочарую.
— Этот дом по документам мой.
— Пока — да. Но у нас в семье так не делается. Мы договаривались. А вы тут как снег на голову. Сидите, чай пьёте, пироги жрёте. А у меня — дети, ипотека, и отец, который вечно в долгах. Надо как-то всё это разруливать.
Ольга ощутила, как земля уходит из-под ног. Всё то, что было за эти дни — все вечера, смех, тепло — вдруг стало липкой паутиной, в которой она застряла, ничего не замечая.
— Вы хотите сказать, что Виктор вас подставил?
— Я хочу сказать, что он — взрослый мужчина, которому надо перестать играть в «деревенскую идиллию». И вам, кстати, тоже. Вы не в сказке. Он вас использует. Всё как всегда.
Марина поднялась. Склонилась к Ольге, почти шепотом:
— Я вам по-женски советую: уезжайте. Пока не поздно. Пока не вляпались в это болото по уши. Он хороший актёр, но жить с ним — это ад. Не зря мать от него ушла. И я от него отказываюсь, если он снова залезет в ваши добрые городские карманы.
С этими словами она вышла, хлопнув дверью. Дети молча последовали за ней.
Виктор пришёл вечером. Ольга не сказала ни слова. Она сидела за столом и крутила в пальцах кольцо — старое, обручальное, которое не носила уже много лет. Его она всегда брала в дорогу. Просто по привычке.
— Ты… молчишь. Значит, была.
— Она сказала, что ты в долгах.
Виктор опустил глаза.
— Это правда. Но я сам разберусь. Я не просил у тебя ничего.
— А дом? Она сказала, ты обещал его ей.
Он тяжело вздохнул.
— Я не мог обещать то, что мне не принадлежит. Я сказал Марине, что если ты решишь продать, и у неё будет возможность выкупить — я попрошу тебя подумать о ней. Всё. Это не было условием, клятвой или сделкой. Просто надежда, как у всякого родителя.
Он замолчал на секунду, затем добавил — тише, почти виновато:
— Она не простила мне, что я остался здесь. Мать её тогда уезжала в город, звала меня с собой… А я не поехал. Остался с мастерской, с землёй, со своей тишиной. Мать её настроила против меня, а теперь Марина… будто специально делает всё, чтобы не дать мне жить. Думает, если не с ней — значит, и не с кем.
Ольга смотрела на него, и что-то внутри ломалось. Уже не от злости. От усталости.
— А ты не подумал, что в этот момент я могла уже начать на что-то надеяться? Почему ты не сказал мне сразу?
— Потому что мне было хорошо. Впервые за много лет. Я не хотел портить это деньгами и грязью.
Ольга встала. Медленно, как будто по воде шла.
— Я уезжаю. Завтра.
— Оля…
— Ты не плохой человек, Виктор. Просто… я не могу снова ошибаться. Я уже проходила через это. Мне нужно спокойствие, а не чьи-то обещания и чужие дети с угрозами.
Он не удержал её. Только долго стоял у калитки, когда она утром вышла с чемоданом.
Она не обернулась. Боялась, что если взглянет на него — не уйдёт вовсе.
***
Город встретил её ледяным равнодушием. Сквозняк в подъезде, запах выхлопов и чужие лица, в которых не было ни одного знакомого взгляда.
Ольга шла к своей двери как по инерции. Достала ключ, повернула, вошла. Всё было на месте. Книжная полка, чашка на столе, подушка с вмятиной, как будто она так и не уезжала.
Но внутри — пусто. Гулко. Словно всю её душу кто-то выдул пылесосом, оставив только оболочку.
Сын не звонил. Подруга прислала фото торта. Сосед сверху снова включил дрель. Обычная жизнь. Та самая, которую она вроде как спасала, сбегая из деревни.
Вечером, разбирая вещи, она нащупала что-то в боковом кармане сумки. Конверт. Мятый, без марки, без обратного адреса. Ольга нахмурилась — не припоминала, чтобы что-то туда клала.
Развернула.
И в ту же секунду сердце дрогнуло. Строчка, написанная неровным, знакомым почерком: «Оля».
Она не удивилась. Только кивнула, будто в ответ на немой вопрос. Конечно, это он. Только он мог сунуть письмо так, чтобы не привлекать внимания, но быть уверенным: она найдёт.
Пальцы дрожали, когда она развернула листок. Чернила слегка расплылись — словно письмо ждало этого момента слишком долго.
Она читала медленно. Строчка за строчкой. Словно это было заклинание.
«Я не умею писать красиво…»
«Ты — подарок…»
«Просто живи хорошо. Витя.»
И вдруг — хлынуло. Грудь сжало, дыхание сбилось. Она зажала рот ладонью, чтобы не закричать.
Это было не просто письмо. Это был крик. Его страх. Его стыд. Его любовь. Всё, что он не смог сказать, потому что боялся потерять её раньше, чем успеет объяснить.
Она плакала. Тихо. Как плачут взрослые, уставшие люди. Те, кому всегда приходилось быть сильными. Кто никогда не позволял себе быть уязвимыми.
***
Весна пришла с запахом сырости, капелью и лёгкой головной болью. Ольга смотрела в окно на размокший двор и чувствовала: пора. Она не знает, как будет. Не уверена, простит ли. Но у неё больше нет желания сидеть в ожидании, что счастье само постучит в дверь.
Она купила билет.
Путь в деревню казался бесконечным. Электричка тряслась, автобус опаздывал. Чемодан оттягивал плечо, но она шла — упрямо, с сердцем, которое колотилось, как в юности перед экзаменом.
Калитка Виктора была приоткрыта.
Во дворе — всё тот же беспорядок: ведро, доски, старая скамейка. И собака — рыжая, с ленивыми глазами, подняла голову и махнула хвостом. Узнала.
Ольга постучала.
— Ты… серьёзно приехала? — голос Виктора был хриплым. Он вышел на крыльцо в рабочем фартуке, с опилками на локтях. Казался старше. Или просто — беззащитнее.
— Я испугалась, что если не приеду, потом всю жизнь буду жалеть.
Он молчал. Потом шагнул ближе. Не обнял — просто взял её руку и прижал к своей груди.
— Я не ждал. Но всё равно надеялся. Каждый день.
— Я не знаю, получится ли у нас. Но знаю, что хуже — это остаться и снова прятаться за привычной тишиной.
— Тишина — она только снаружи тихая. А внутри орёт.
— Покажешь сундук? — голос Ольги дрожал.
— Если ты останешься — покажу всё. Даже самое страшное. Себя настоящего.
***
Через полгода во дворе старого дома стоял новый резной забор. Ольга вела канал «Пироги с вишней», писала рецепты, выкладывала фото, читала комментарии. Виктор работал в сарае, где теперь была мастерская с новым освещением.
Иногда, выходя с кружкой чая, она просто смотрела на него. И каждый раз удивлялась: «Неужели можно — вот так. Без страха. Без подмены. Без игры.»
Однажды позвонил сын. Голос был усталый, но искренний.
— Мам, ты какая-то… другая стала. Мягче, что ли. Или просто… счастливая?
— А что, я раньше была несчастная?
— Нет. Просто… сейчас ты как будто дома.
Она посмотрела на крыльцо, где стоял Виктор и держал в руках банку с её любимыми малосольными огурцами.
— Знаешь, сынок… Ты прав.
***
❤️ Бывает ли поздно для любви? Или всё случается именно тогда, когда нужно?..
Подпишитесь, если тоже верите: вторые шансы — не случайны.