Последние три месяца я работаю в реанимации. После развода переехала к маме в Подольск — снимать жилье в Москве стало не по карману. Каждый день добираюсь на работу с Курского вокзала, и обратно тем же маршрутом. Электричка в семь утра — это отдельный мир со своими правилами. Люди едут на работу, злые, невыспавшиеся, каждый думает только о себе. Я тоже стала такой — садишься, включаешь музыку в наушниках и стараешься не замечать окружающих.
В тот день я опаздывала. Ночная смена затянулась — поступил тяжелый больной, документы оформлялись до половины седьмого. Влетела на перрон последней, вагон уже был битком набит утренними пассажирами. Курский вокзал в час пик — это ад. Запах сырой шерсти, кофе из автоматов, пота и раздражения висит в воздухе, как туман. Все толкаются, спешат, ругаются между собой.
Я втиснулась в вагон, нашла крохотное местечко у двери. Рядом стояла женщина лет шестидесяти с пластиковой переноской в руках. Серые волосы аккуратно собраны, старомодное пальто с заплаткой на локте, но чистое и отглаженное. В переноске что-то тихонько мяукало. Вот бедняжка, — подумала я, — с котом в такой давке. Но сил сочувствовать не было — сама едва на ногах стояла.
Электричка дернулась, и все покачнулись в одну сторону. Женщина крепче сжала переноску, стараясь не задевать соседей. Кот внутри жалобно мяукнул — видимо, ему тоже было не по себе в этой толкучке. Мужчина справа от неё — лет сорока, в дорогом сером костюме, с дипломатом в руке — недовольно покосился на переноску.
— Можно было бы и предупредить, что рядом будет животное, — проворчал он вполголоса, но достаточно громко, чтобы женщина услышала.
Она виновато кивнула и попыталась отодвинуться, но места не было совсем.
— Простите, пожалуйста. Мы к ветеринару едем, кот заболел…
— Ну и что? От этого шерсть меньше летать не станет, — мужчина демонстративно стряхнул с рукава несколько белых волосков. — У меня совещание через час, а я теперь весь в шерсти!
Какой же ты мудак, — подумала я, наблюдая, как у женщины покраснели уши. Вокруг люди переглядывались, но молчали. Обычное дело — никто не хочет связываться.
— Может, отойдете к окну? — предложил кто-то из глубины вагона. — Там посвободнее будет.
Женщина благодарно кивнула и попыталась протиснуться между пассажирами. Но с переноской в руках это было почти невозможно. Люди неохотно расступались, кто-то даже демонстративно отворачивался.
— Осторожно, не толкайтесь! — возмутилась девушка с огромной сумкой.
— Да куда я толкаюсь? — растерянно ответила женщина. — Я просто…
— Слушайте, — снова подал голос мужчина в костюме, — нельзя было выбрать другое время? Или такси взять? Понимаете, люди на работу едут, а не в зоопарк!
В переноске кот снова жалобно мяукнул, будто понимал, что речь идет о нем. Несколько пассажиров сочувственно улыбнулись, но открыто заступиться никто не решался. Типичная русская ситуация, — подумала я. — Все все понимают, но помочь боятся.
Женщина стояла, прижимая переноску к груди, и я видела, как у неё дрожат руки. Может, от усталости, а может, от стыда. В переноске что-то шуршало — кот пытался устроиться поудобнее.
— Да ладно вам, — неуверенно сказал парень в наушниках. — Подумаешь, шерсть. Щеткой потом почистите.
— Легко говорить, когда это не твоя одежда, — огрызнулся мужчина.
***
Электричка резко затормозила перед станцией, и все качнулись вперед. Переноска выскользнула из рук женщины и упала на пол. Замок открылся, и из неё выскочил огромный рыжий кот.
— Ловите его! — крикнула женщина, но кот уже метался между ног пассажиров, обезумевший от страха.
Началось что-то невообразимое. Люди подпрыгивали, пытаясь поймать животное, кто-то кричал, кто-то смеялся. Мужчина в костюме отскочил к двери, вытаращив глаза.
— Теперь вся электричка в шерсти будет! — завопил он.
А женщина опустилась на корточки прямо в проходе и заплакала. Не громко, не истерично — просто тихо всхлипывала, глядя, как её кот носится по вагону.
И тут что-то во мне щелкнуло.
— Рыжик, иди сюда, — позвала я мягко, присев рядом с женщиной. Кот на секунду замер, посмотрел на меня зелеными глазами. — Иди, хороший.
Он подошел, позволил взять себя на руки. Теплый, мягкий, дрожащий от испуга.
— Спасибо вам огромное, — женщина вытерла глаза платком, принимая кота. — Он никогда так не делал… Просто заболел, температура, к врачу везу…
— Не извиняйтесь, — сказала я твердо, поднимаясь. — У вас есть справка на перевозку?
— Да, конечно. — Она показала документы. — Все по правилам.
Я повернулась к мужчине в костюме:
— Знаете, у меня тоже совещание сегодня. И я тоже в шерсти. И что?
Он что-то промямлил в ответ, но уже тише. Вокруг люди одобрительно кивали. Паренек в наушниках помог женщине добраться до окна, уступив ей место.
— Как кота зовут? — спросила девушка с сумкой, которая раньше возмущалась.
— Персик, — улыбнулась женщина. — Он обычно очень спокойный.
До самого Подольска мы ехали нормально. Кот сидел в переноске тихо, изредка мурлыкая. Женщина сошла в Серпухове, на прощание благодарно пожала мне руку. А мужчина в костюме всю дорогу молчал и на станциях не поднимал глаз.
Дома я долго думала об этой поездке. Как быстро можно превратиться из равнодушного пассажира в человека. Всего один момент — и ты либо помогаешь, либо проходишь мимо. В больнице мы каждый день сталкиваемся с чужой болью, но в электричке почему-то забываем об элементарном сочувствии. Может, потому что там все чужие, временные. А может, просто устаем быть людьми. Но иногда достаточно рыжего кота, чтобы вспомнить.