1. Систола
Первый алтарь я нашел в пустом и изрядно разграбленном и изувеченном ремонтном ангаре. Он возвышался среди всеобщего разорения, безумная сюрреалистическая конструкция из покореженных обломков разной техники, включая, естественно, установку спутниковой связи. Но жуть навевал отнюдь не шизофренический дизайн сооружения, а куда более мрачная и отвратительная деталь.
Мне редко когда встречается что-то более отталкивающее, чем мое лицо.
Я никогда не уделял особого внимания религии. Точнее, я вообще не уделял ей никакого внимания. Люди моей профессии и с моей биографией обычно либо становятся чрезвычайно религиозными, либо… В общем, я, видимо, принадлежу ко второй категории. И уж тем более я готов хотя бы в общих чертах высказывать какое-то мнение только в тех случая, когда речь идет об относительно распространенных религиях. Глупо конечно, словно массовость заблуждений обеспечивает им какую-то особую верификацию.
Но люди — странные существа. Я читал как-то в одной научно-популярной книге, что склонность к вере в сверхъестественное буквально заложена в нас генетически. Мол, те племена, кого сплачивала проторелигиозность, имели дополнительный стимул к выживанию и лучше заботились друг о друге, а значит, их потомство лучше распространяло свои гены.
Религиозные войны, с другой стороны…
Я помотал головой. Философия интересовала меня сейчас в последнюю очередь. Когда видишь человеческое сердце, лежащее на жертвенном алтаре, стоит задуматься о куда более насущных вещах.
Например о том, насколько дальнобойным может быть оружие тех, кто тут развлекался игрой в ацтекские ритуалы.
Даже не знаю, почему я сразу решил, что это именно человеческое сердце, а не, скажем, свиное. Хотя… Знаю конечно. Профдеформция, знаете ли, у людей моей профессии и моего прошлого штука суровая. Да и откуда бы взяться свиньям на станции в самом глухом уголке освоенной Галактики?
Я, конечно, явился сюда не как турист на любопытную довоенную заброшку. Тем более, что станция эта не была обозначена ни в одном публичном атласе, да и в непубличных ее тоже пришлось бы поискать. Если б не мои старые связи в штабе… Впрочем, не будем об этом. Не хочу подставлять людей. Знакомство со мной по нынешним временам это далеко не тот фактор, что может поспособствовать карьере перспективного флотского офицера.
В общем, даром что станция теоретически считалась заброшенной еще с довоенных времен, я к визиту на нее подготовился и имел при себе пару-тройку штучек на всякий случай, которые не преминул на себя навесить, как только обнаружил, что считавшаяся давным-давно холодной железяка вполне себе выведена из консервации и очень даже местами теплая.
Импульсник, который я вытащил из набедренной кобуры, как только разглядел, что лежало на алтаре, был как раз одной из этих предосторожностей. Вокруг не было ничего и никого кроме старого покореженного железа и пластика, но это ничуть не успокаивало.
Скорее наоборот. Толпа сумасшедших фанатиков меня бы устроила больше. В них хотя бы можно было бы прицелиться. То есть понятно, что они тут где-то есть, а вот то, что я их не видел, заставляло меня нервничать.
Вопрос о цели моего визита сюда тоже если не переместился в иную плоскость, то как минимум подвис в воздухе. Я надеялся, что орган на алтаре все-таки принадлежал не моему адресату, но удостовериться в этом у меня возможности не было, даже случись у меня с собой полевой ДНК-сканер: кодом адресата меня заказчик все равно не снабдил. То ли зажал, то ли не было.
Что ж, придется решать проблемы по мере их поступления. Пока никто не бросался на меня с кремневым ножом или заточенной крышкой регенерационного блока, надо было продолжать осматриваться. В конце концов, деньги с клиентов я беру вперед, а если мне заплатили, я всегда довожу дело до конца.
Я быстро чекнул пространство вокруг термалкой, но не увидел ни шиша. Температура на станции была градусов шестнадцать Цельсия, стены и палуба, как обычно, чуть прохладнее. И никаких свежих следов. Кто бы этого беднягу на алтаре не распотрошил, ушли они уже как минимум несколько часов назад, так что все остыло до общего уровня.
Я задумался, в плюс мне этот факт или в минус. С одной стороны, никто не потащит меня сию секунду на заклание, а с другой — не у кого спросить, как пройти до столовой. Тут мой взгляд снова упал на алтарь. Я икнул и выругался.
Мда. На этот раз мое прошлое догнало меня в виде гнусной ассоциации. Настырное оно, это самое прошлое, что тут поделаешь. На всякий случай я проверил и алтарь. Ничего.
Надо было двигать дальше. Я не полиция и не патруль, мне не до сбора улик. Я вызвал на панель забрала общую схему станции, которая стоила мне трех ящиков Сенгойского Золотистого и прикинул дальнейший план.
Формой станция, как и большинство подобных сооружений, напоминала огромное колесо с жирным ободом и кучей спиц. Архитектура эта осталась нам в наследство еще с тех времен, когда антиграв был фантастикой, и силу тяжести приходилось разгонять центробежкой. Конечно, нужды в этом давно уже не было, но еще долго по привычке станции строили вот так, разве что доки и шлюзы стали переносить со ступицы на обод — места там, как ни крути больше. Оборонять такую хреновину то еще занятие, поэтому, когда Федерация схлестнулась с уллерианами, всем пришлось свои подходы быстренько пересмотреть, а станции, кроме тех, что были в безопасности поближе к Земле, либо порезали на утиль, либо взорвали, чтобы не оставлять уллерианам.
Либо бросили и забыли, как вот эту.
Только, как выяснилось, кое-кто вспомнил.
Я потыкал еще немного в терминал в надежде зацепить частоты каких-нибудь внутренних систем управления, но без толку. Адресат, или кто там еще тут обретался, радио не пользовался, а запустил все по физическим кабелям. Разбираться в этих древних потрохах у меня не было ни времени ни желания, а потому я подумал-подумал и решил двинуть потихоньку по ближайшей из спиц к центральному диску станции. Если не людей, то как минимум какой-нибудь центр управления там точно должен был быть.
Вокруг было пусто и гулко. Почти так же как у меня на счету до того как я взял этот заказ. С учетом того, что станция была глубоко в ничейной зоне, в районе, настолько покалеченном войной, что никто не брался его восстанавливать и заселять по-новой, кроме тех, кому не жилось нормально ни одном из цивилизованных кластеров, ничего удивительного в запустении не было. Собственно, потому меня и наняли. Курьеров, готовых играть к кошки-мышки с контрабандистами, остатками уллерианских непримиримых, личными гвардиями эксцентричных богачей, предпочитавших жить там, где их не держала за горло железная рука федерального закона, было немного, и я был лучшим.
Поэтому мне и платят столько.
Предполагалось, что я смогу прорваться (с боем, если понадобиться) сквозь все эти заслоны и преграды, сокрушу любого злобного дракона и встречусь лицом к лицу с прекрасной принцессой. Правда, если адресат мой действительно дева в беде, то при первом же взгляде на мою физиономию она если не заикой станет на всю жизнь, то как минимум обгадится от страха, но на это мне было плевать. Когда живешь с уллерианским знаком верности на морде, к такому привыкаешь на удивление быстро. А что до заслонов и преград, то для них мне понадобился не монитор прорыва класса «Носорог», а лишь несколько сеансов гиперсвязи с нужными людьми, способными потянуть за нужные ниточки, чтобы мой кораблик не гопнули и не подбили. Потому я и беру за свои услуги столько: у меня много где есть такие люди и ниточки.
А и впрямь, подумал я, топая по ребристой палубе ступичного коридора. Почему заказчик не дал мне никакой наводки на личность адресата? Полагал, что тот живет на станции один (ну, или одна)? Было бы логично, если бы не мимо. Не один он тут, ой как сильно не один. Помимо свежего свидетельства жуткого ритуала, алтарь был густо заляпан бурым и застарелым. Значит, и жертвы тут были, и те, кто их…
В глаза засветило сбоку, и я встрепенулся, подымая руку с пистолетом. Между большим внешним ободом и ступицей колеса радиальные лучи пересекали несколько колец поменьше. Я как раз вышел на такой перекресток. Коридоры направо и налево уходили на несколько метров и упирались в закрытые двери с полустершимися смутно медицинскими табличками. Оно и понятно: последним владельцем станции перед войной была какая-то биотехнологическая корпорация из тех, что пытались откусить частичку бурлящего рынка у монстров типа Тригон Тех. Что-то варили тут господа ученые, на какие-то открытия надеялись, да только война все расставила как ей было угодно. Драпали, наверное, без оглядки, не собравшись толком. Вон и тряпье какое-то до сих пор валяется по углам…
Я так увлекся своим ветеранским брюзжанием, что почти пропустил момент, когда то, что я принял за кучу тряпья, медленно встало и нетвердой походкой направилось в мою сторону.
Не выстрелил я. Что меня удержало — бог весть. Наверное, предельно жалкий вид шкандыбавшей в мою сторону фигуры. Не ждешь от худющего и грязнющего подростка лет четырнадцати, кое-как замотанного в неопознаваемые обрывки, внезапного нападения. Зря наверное, не ждешь, ведь в моей карьере и не такое случалось. А все равно.
Но этот не напал. Вроде бы это был пацан, судя по чуть пробивавшейся полоске юношеских усиков, но не то чтобы я так уж разглядывал. Тем более что меня сразу же зацепил его взгляд.
Точнее, отсутствие взгляда.
Нет, глаза-то у него были на месте, вот только явное создавалось ощущение, что ничего за этими двумя органами зрения нет.
В смысле личности.
Абсолютная стеклянная пустота. Ноль. Вакуум, как за бортом станции.
Я даже вздрогнул, а затем сделал то, что иначе как приступом сентиментального идиотизма не назовешь.
— Как тебя зовут? — спросил я.
Живое привидение подошло ко мне еще на пару шагов и застыло на месте, невразумительно пялясь в мою сторону. Если бы он не шлепал только что так уверенно именно в моем направлении, я бы подумал, что он меня и не видит вовсе, или считает частью станционного оборудования.
Вот черт. Неужели это мой адресат? Хотя нет, исходя из вводных данных от клиента адресат должен быть постарше. Если не моих лет, то уж точно ближе ко мне, чем к школе.
Пока я соображал, что это значит, и что мне теперь предпринять, мальчишка так и стоял столбом рядом со мной, глядя куда-то в параллельную вселенную. Я машинально достал из нагрудного кармана пайковый батончик и протянул ему. Взгляд не изменился, и даже не дрогнул, но костлявая грязная клешня дернулась и ухватила предложенное лакомство. То есть для него лакомство. Я сам за свою жизнь потребил бог весть сколько центнеров таких батончиков, и не сказать, чтобы был в восторге от их вкуса.
Оставлять найденыша вот так в закоулках заброшенной (хотя получается, что не такой уж и заброшенной) станции я не хотел. Сгинет же. Отвести на корабль? Не хотелось терять время. С собой тащить, естественно, тоже не вариант. Черт его знает, что меня там ждет в глубине станции, учитывая жуткое сооружение, встретившее меня на внешнем ободе.
— Что ты здесь делаешь? — спросил я без особой надежды. Слегка усиленный динамиками шлема голос гулко прокатился по пустому помещению и коридору. Ничего. Только сосредоточенно жующие челюсти на скуластом лице. — Я тебя заберу с собой, но тебе надо будет дождаться меня, хорошо? Я закончу свои дела и вернусь, чтобы тебя забрать. Понял?
Я почти убедил себя, что увидел в его глазах проблеск понимания, и уже успел повернуться и сделать с десяток шагов, как меня остановил шорох за спиной и какое-то движение, которое я уловил краем глаза.
Я обернулся, вскидывая пистолет… И, чертыхнувшись, опустил оружие.
То-то мне сразу показалось, что мусор валяется по разным углам.
Все восемь заморышей неопределенного пола (привычка подсчитывать окружающих сработала, как безусловный рефлекс) выстроились в неровную цепочку и шаркали по коридору следом за мной, возглавляемые мальчишкой с крошками батончика на губах.
2. Диастола.
Ни слова, ни крики, ни даже угрозы на них не подействовали. Они просто тупо стояли и ждали. Стоило мне начать движение, как они немедленно начинали с тем же отсутствующим видом шлепать следом, словно выводок утят за мамой-уткой.
Пришлось смириться. Не стрелять же в них было. Вопрос, кто они вообще такие и откуда тут взялись, мешал сосредоточиться, но с этим придется подождать. Не похоже было, чтобы это они развлекались у алтаря, хотя все, конечно может быть.
Что здесь, черт подери, вообще происходит? Я привык, что через раз, а то и чаще, сталкиваюсь на очередном заказе с какой-нибудь непонятной мерзостью, как это было с той работой от Тригон Тех… Но на этот раз у меня категорически концы с концами не сходились.
Вся моя осторожность, понятное дело, утратила смысл. О какой скрытности можно говорить, если за тобой меланхолично топает толпа малолетних доходяг. Спасибо, хоть не галдят, как это обязательно делали бы обыкновенные подростки. Но я все равно аккуратно просматривал все перекрестки. Привычка, что поделаешь.
Дорога до центрального диска станции заняла у нас минут пятнадцать. Заброшенный комплекс был большим даже по довоенным меркам, так что только один центральный блок (строго говоря, по форме он походил скорее на двояковыпуклую линзу, чем на диск) запросто мог потянуть по размерам на среднюю станцию послевоенных времен, когда денег и понтов в Галактике поубавилось и былая гигантомания стала сходить на нет. По дороге мне попалось еще несколько признаков того, что станция обитаема. Всмысле, что на ней живет далеко не один человек, как изначально предполагалось. Относительно свежий мусор, кое-где зияющие дыры на месте явно недавно снятых панелей и оборудования. Но ничего, намекающего на то, кто бы это мог быть. Ребятишки, шедшие у меня в кильватере, на эту роль явно не годились.
Как они вообще тут выжили? Мое несостоявшееся общение с ними наводило на мысль, что кто-то здорово поработал над их мозгами, напрочь уничтожив всякие ростки самостоятельности. Мысль эта не давала мне покоя, поскольку я когда-то такое уже видел... На выходе из пункта предварительной обработки в уллерианском концлагере. Особенно у тех, кто направлялся оттуда на мясокомбинат, и кому поэтому не требовалась дальнейшая тонкая настройка психики.
Никого, как правило, не интересует психика колбасы и котлет.
Тут, мне естественно, вспомнился алтарь во внешнем ободе, и я совсем уже занервничал, и продолжал нервничать ровно до того момента, когда вошел в просторный входной тамбур центральной секции и увидел сразу четыре уллерианских плазменных винтовки, направленных мне в лицо.
Приехали.
В общем-то, моя работа хорошо оплачивается. Учитывая то, что я один из лучших в моем поле деятельности — даже очень и очень недурно.
Но все-таки не настолько, чтобы тягаться с одним пистолетиком против хорошо вооруженного отряда. К тому же, устраивать тут побоище в мои планы пока не входило. Во всяком случае, пока меня не потащат на какой-нибудь алтарь.
Я демонстративно медленно и аккуратно наклонился и положил свое оружие на пол, потом разогнулся, подняв руки. Противников своих я толком разглядеть не мог, поскольку они тоже были замотаны в какие-то тряпки. Даже рук видно не было. Термальные образы были смазаны, то ли из-за слоев одежды, то ли черт знает почему еще, и по ним было только понятно, что передо мной стоят гуманоиды.
Вот уж открытие.
— Откройте забрало шлема, — раздался голос. Человеческий, но со странным акцентом… или это был тембр? Доносился он как будто бы сверху, из динамиков внутренней трансляции, то есть не от кого-то из четверки с винтовками.
Я повиновался. Даже было любопытно: как они отреагируют на мое лицо?
Оказалось — никак. Ни звука, ни даже мгновенного содрогания.
Зато голос отреагировал. Очевидно, его владелец следил за мной через спрятанные где-то камеры.
— Интересно, — произнес он. Интонация у него была именно такая:заинтересованная. Как будто ученый-биолог, разглядывающий новый, еще никем не описанный вид земноводного.
В каком-то смысле так оно и было. Таких как я, больше нет.
И слава богу.
— Мои янычары проводят вас, — наконец сказал голос. Я обалдело уставился на бесформенные приземистые фигуры, державшие меня на прицеле. КТО?!
— Не предпринимайте никаких необдуманных действий, прошу вас, — продолжал голос. — Я не хочу причинять вам вреда, и янычары хорошо обучены, но их главная задача поддерживать порядок и обеспечивать безопасность. — Он на секунду замолчал. — Я вижу, вы привели сюда одно из стад. Его придется отогнать. Но вас это уже не касается.
То ли его «янычары» (я до сих пор поверить не мог, что все это говорилось на полном серьезе) понимали своего начальника без дополнительных приказаний, то ли он отдал им какую-то команду по внутреннему каналу связи. Все так же молча невысокие фигуры пришли в движение. Продолжая держать меня под прицелом, трое окружили меня, двое по бокам, один сзади, недвусмысленно намекая, чтобы я шагал куда поведут. Четвертый обошел меня, направляясь к пришедшим со мной доходягам, которые так и стояли, глядя вникуда, за порогом тамбура. Я рискнул: не трогаясь с места, медленно, без резких движений, повернулся посмотреть, что он будет делать.
Подойдя к «стаду», янычар повесил винтовку на плечо и извлек откуда-то из складок своей хламиды настолько неожиданный предмет, что я поначалу даже не поверил своим глазам.
Это был свернутый в кольцо бич, сплетенный из нескольких полосок материала, удивительно похожего на кожу.
Увидев бич, доходяги впервые проявили какие-то эмоции: они отшатнулись назад и в глазах у них появилось нечто, отдаленно похожее на страх.
Я смотрел во все глаза, но тут замыкающий конвоир коротко качнул дулом винтовки: двигайся, мол.
Я подчинился.
Не хотел, но подчинился.
Не знаю, удивило ли меня то, что они не кричали и даже не стонали, так что удары тяжелого бича, чуть приглушенные тряпьем, были слышны очень хорошо.
В моей профессии ты не можешь особо выбирать, куда тебе придется отправляться. Очень часто потому, что ты и знать не знаешь этого изначально. И в моей же чертовой профессии почему-то очень часто оказывается, что тебе надо лезть в самую гнусную и вонючую дыру в Галактике.
И все же никогда я не бывал еще в таком жутком месте, как эта станция.
Алтарей по дороге мы миновали еще только два. Пустых. В том смысле, что без остатков жертвоприношений, но жирные бурые пятна на них и вокруг них и так все проясняли. Стены были разрисованы какими-то странными гипнотическими узорами, словно кто-то неудачно попытался загрузить сознание шизофреника в кибермаляра. Освещение было скудным, гораздо хуже чем во внешнем ободе и спицах, а местами и вовсе сводилось к красным аварийным фонарям, придававшим и без того мрачной обстановке сюрреалистические потусторонние нотки.
Я не слишком доверяю религии и всяким сверхъестественным штукам. В Галактике, населенной несколькими разумными расами, усыпанной меж населенными планетами кучей станций типа этой, между которыми снуют сверхсветовые корабли, концепция призраков или бога кажется мне неочевидным и излишним усложнением. Исключение, пожалуй, я бы сделал для уллерианского Ордена Отстраненных, если бы это была религия. Но уллериане всю свою историю обходились без богов.
Особо экзальтированные чудаки считают, что именно поэтому уллериане и проиграли войну.
Как будто именно эти чудаки командовали вооруженными силами и флотом Федерации, сверяясь со своими священными писаниями.
Но здесь, на этой станции, все просто кричало мне в лицо: КУЛЬТ!!!
Особенно приоткрытые двери погруженных в полумрак складских помещений, за которыми на стеллажах аккуратными рядами лежало что-то подозрительно похожее на мумии.
Я вздохнул. Ну что мне стоило взять тот рамочный контракт на доставку корпоративной почты между мирами Кшаджра и независимыми станциями Третьего Сектора? Ничего страшнее банальных пиратов и бандитских кланов, и то не чаще одного-двух раз за рейс. Нет же, показалось скучным и слишком малооплачиваемым…
Мой взгляд, блуждавший по всему этому паноптикуму, вдруг зацепился за какую-то деталь, остро царапнувшую мое сознание. Среди бессмысленных (на мой взгляд) хитросплетений линий на стенах, потолке, и даже на полу я рассмотрел цепочки маленьких закорючек, отдаленно похожих одновременно на древнюю шумерскую клинопись и на панарабскую вязь, какой пользовались в колониях Зеленого Сектора.
Вот только никакого отношения к людям эти закорючки не имели.
Надписи на уллерианском Четвертом Старшем языке!
Все интереснее и интереснее.
Даже я не владел Четвертым Старшим языком. Во-первых он был не слишком распространен среди самих уллериан. В своем стремлении все унифицировать и рационализировать («Все на благо». Если древние языки создают проблемы в общении и мешают общему благу расы, надо от них отказаться и создать новый) уллериане отказались от многоязычия и перешли на единый синтетический язык. Достижение, так и не покорившееся людям. Старшие Языки знали только очень немногие, хотя информацию по ним вполне можно было найти в базах данных.
Но главным было во-вторых. Не уллерианам было категорически запрещено изучать Старшие Языки. Неповиновение каралось немедленной отправкой на мясокомбинат. Я в совершенстве знал Лучшую Речь (как уллериане без лишней скромности назвали принятый синтетический язык), но Четвертый Старший отличался от нее очень сильно.
Я задумался. Кто бы со мной ни говорил, это был не уллерианин. Гортань уллериан устроена иначе, и от акцента избавиться невозможно. Кстати, это было справедливо и в обратную сторону. Это мог быть, конечно, синтезированный голос… Но почему-то мне так не казалось.
Быстрый взгляд на моих конвоиров. Нет, тоже не похоже. Слишком маленький рост (даже для людей, на самом деле). Походка немного странная, но вполне человеческая, так что ее особенности вполне можно списать на нелепую драпировку, сковывающую движения.
Только уллериан мне тут не хватало.
Все это как-то очень нехорошо резонировало с сообщением, которое я должен был доставить адресату. Я пока не знал, чем именно пахнет это самое «нехорошо», но запах этот определенно был из неприятных.
Тем временем обстановка немного изменилась. Мы уже приближались к главным осевым отсекам станции, и в коридорах стало немного светлее и чище, а узоры и письмена на стенах аккуратнее и как будто даже изящнее. Мой загадочный собеседник, кто бы он ни был, в окрестностях своего жилища, очевидно, предпочитал поддерживать видимость порядка. Алтари и импровизированные морги тоже больше не попадались.
На данный момент мне не давал покоя дурацкий вопрос: этот самый повелитель янычаров (мне пришлось напрячь все остатки школьных знаний, чтобы вспомнить, кто это такие) и есть мой адресат? Или он замочил уже давно моего адресата, и теперь собирается и меня препарировать на алтаре на предмет выяснения, на кой хрен я сюда приперся?
Вопрос был почти риторический, и окончательно стал таковым, когда мы наконец вошли в осевой зал станции.
Когда-то здесь располагался центр управления. Сердце станции, так сказать. Это был даже не один зал, а целый колодец с несколькими кольцевыми ярусами, на которых размещались отдельные посты специалистов. Но это было когда-то.
С тех пор, если воспользоваться той же метафорой, сердце изрядно поиздержалось, поймало пару-тройку серьезных инфарктов и несколько приступов поменьше и теперь работало в режим еле заметной фибрилляции. На ярусах было темно, пусто и, очевидно, очень пыльно. Большая часть оборудования была безжалостно раскурочена, вырвана с корнем со своих мест, и я с первого взгляда определил, чего ради.
— Я рад приветствовать вас в своей скромной обители, — произнес уже знакомый мне голос. — Можете называть меня Дитц. У нас с вами больше общего, чем я мог бы предположить, поэтому я надеюсь, что мы найдем общий язык… Как вас зовут?
В каком-то смысле это тоже был алтарь. С той только разницей, что средоточием этого алтаря были не останки несчастной жертвы, а живое тело.
Ну то есть по большейчасти живое. Примерно наполовину.
Сквозь лабиринт питательных трубок, катетеров, каких-то вполне электрических с виду кабелей, подсоединенных к вживленным в кожу разъемам, проглядывало человеческое тело. Примерно по пояс. Где-то на уровне талии оно скрывалось за плотно прилегающим фартуком, наподобие тех, какие надевают экстремалы, гоняющие на каяках. Присмотревшись, я понял, что обод фартука тоже вживлен в тело. О том, что под ним, мне гадать не хотелось — уж больно дикие напрашивались догадки.
Но само по себе все это было бы еще ничего. Людей, подключенных к системам жизнеобеспечения я и раньше видел. Правда, то были нормальные медицинские устройства, а не странная хрень, собранная из мусора. Но дело было все равно не в этом.
Человек передо мной был не совсем человеком.
Его голова, вполне человеческая по своим очертаниям и размерам, была покрыта темно-коричневыми пластинами, заходившими одна за другую. Броня спускалась по шее и плечам, бугрившимся непривычно выпирающими суставами, и лишь чуть ниже ее сменяла вполне обычная человеческая кожа, бледная и дряблая, подпираемая резким шпангоутом ребер.
— Меня зовут Вячеслав Шамшурин, — сказал я медленно. — Но вы можете звать меня Вэл.
Бронированные глазные заслонки быстро скользнули вниз-вверх.
Мистер Дитц мигнул.
Мигнул по-уллериански.
— Не переживайте, — сказал он. — Несмотря на некоторые мои особенности, речевой аппарат у меня человеческий. И в молодости я даже жил несколько лет на Сибирской Ривьере. Вы ведь с этой планеты, верно?
Я не переживал. Я размышлял над своей способностью безошибочно находить самое безумное и гнусное дерьмо в галактике, и вляпываться в самую его середку.
Дело в том, что я уже понял, где я, и кто передо мной.
Неудивительно, что клиент так старался не дать ни бита лишних данных.
— Так вы тот самый Дитц, — сказал я. — Проект «Протеус»? Я думал, вас казнили еще в начале войны. После провала проекта.
— Доктор Дитц, с вашего разрешения, — сказало существо. Называть его человеком у меня язык не поворачивался. — И вы неправы в обоих случая. Во-первых, проект не провалился, как вы можете лично убедиться. Просто недальновидные солдафоны из генштаба испугались потенциальных возможностей. Во-вторых, имя героя, согласившегося сыграть роль моей скромной персоны, останется неизвестным для безмозглой толпы, но будет всегда жить в моем сердце.
Вот же дрянь. Конечно, система анонимных заказов введена в первую очередь ради защиты курьеров — слишком многие заказчики были бы рады после выполнения заказа «подчистить концы», отправив тело курьера в ближайшую звезду. В целом меня это вполне устраивало. Но иногда это вело к неожиданным последствиям.
— Видите ли, я никогда не предавал человечество, — сказал Дитц. — Это Федерация предала его, ввязавшись в разрушительную войну с Конгломератом, вместо того, чтобы объединить усилия для создания подлинно высшей расы, которой покорится вся Галактика!
А ведь он действительно в это верит, подумал я. Этот сумасшедший, попытавшийся превратить себя в супергибрид человека и уллерианина — он действительно полагает, что стремится к всеобщему благу.
— А зачем это все? — кивнул я себе за спину. — Стадо, янычары… Зачем этот рабовладельческий антураж?
Дитц издал странный звук, понятый мной как вздох огорчения. Словно воздух под давлением выходил из пробитой пневмосистемы.
В каком-то смысле, так оно и было.
— У меня мало генетического материала, — сказал он. — Приходится работать с тем что есть и выращивать клоны по ускоренной программе, сразу до пубертата. Времени на обучение нет. Процент отсева велик, большинство клонов не выдерживают морфологическую трансформацию. Я обставляю все это как ритуал для моих янычар, чтобы поддерживать моральный дух. Надо сказать, что в этом я достиг определенных успехов. Смотрите!
3. Инфаркт
В центральном колодце внезапно стало очень светло. Несколько мощных прожекторов, установленных на поперечной балке где-то на большой высоте, залили окружающее пространство ровным светом.
Долгая изоляция вообще противопоказана для человеческой психики. А если уж говорить о психике, уже давно пошедшей вразнос на почве мании величия и комплекса бога… Что бы там Дитц не сотворил со своим телом, мозги у него явно были вполне человеческие.
Вполне человеческие и вполне набекрень.
Все помещения в кольцевых ярусах были превращены в витрины сюрреалистического анатомического театра. За прозрачными экранами на специальных подставках были выставлены распятые тела подростков, с самыми невероятными деформациями. Все эти уродства были явно так или иначе связаны с уллерианской анатомией. Усиленные суставы, шейные защитные воротники, защитные роговые клапаны, прикрывающие пах и многое другое, все искаженное, нефункциональное, отторгаемое человеческим телом. Безрукие, безногие, безглазые… Большинство из них, скорее всего, умерли именно благодаря «улучшениям» Дитца, но у некоторых я заметил на груди то, чего мне замечать не хотелось.
Рваные разрезы даже не были зашиты.
— Дети мои!!!
Я вздрогнул. На этот раз голос Дитца был усилен мощными динамиками. Наверное, так он чувствовал себя увереннее, чем сипя из глубины своей бионической тюрьмы.
— Явите себя нашему гостю!
Я обернулся. Ошеломленный происходящим, я как-то подзабыл о стоявших у меня за спиной «янычарах».
Четверо моих провожатых (или конвоиров?) стояли сейчас через равные промежутки вокруг уродливого обиталища Дитца. Повинуясь приказу, они все одновременно и как-то очень ловко сбросили с себя все, что было на них намотано (не иначе как дело не обошлось без потайных застежек) и остались почти обнаженными.
«Почти» — в том смысле, что их тела, как и тело Дитца и многих несчастных в его кунсткамере, были частично прикрыты роговыми пластинами, очень похожими на уллерианские.
А еще я сразу понял, почему они показались мне такими низкорослыми.
Это тоже были подростки.
— Вот они, ростки великого будущего, — сказал Дитц. — Плоды моего многолетнего труда. Признаться, я уже почти было отчаялся, когда каналы снабжения были утрачены. Немногие провидцы с обеих сторон поддерживали проект какое-то время после начала военного недоразумения, но когда катастрофа уже стала неизбежной, поставки оборудования и — особенно! — генетического материала прекратились. Пришлось работать с тем, что было в наличии.
Мне показалось, что я ослышался.
— Вы работали на ОБЕ стороны уже по время войны? — переспросил я. — Как вы… Как вас не накрыли?
Дитц издал странный звук. Смех, догадался я. Кто-то, похоже уже разучился смеяться.
— Забавно, что именно вы задаете мне этот вопрос. Из всех людей… Я же сказал: кое-кто с обеих сторон понимал, что война — это трагическое недоразумение, что двум великим цивилизациям судьбой предначертано слиться воедино и покорить Галактику, а там — кто знает… — Он еще раз скрежетнул, изображая смех.
Но мне было не до смеха. Я вдруг выловил колючую мыслишку, царапавшую мое подсознание с того самого момента, как я впервые увидел то, во что Дитц превратил свое лицо. По чумазым доходягам из спицы это было не так заметно, но когда у меня появилась возможность рассмотреть дитцевых янычар при хорошем освещении...
— Чтоб меня.. — медленно произнес я. — Дитц, они все что, ваши клоны?!
Дитц сделал паузу.
— Да, — наконец ответил он. — Я же говорю, пришлось работать с тем, что есть. Поставки прекратились много лет назад, еще во время войны, а затем вышло из строя криохранилище.
Я молча смотрел на это существо. Клонировать бесчисленные малолетние копии самого себя, чтобы ставить на них эти вивисекторские эксперименты. Такое даже у меня в голове не укладывалось.
— Но теперь все изменится! — с неожиданным энтузиазмом произнес Дитц. — После вашего прибытия… Признаться, я опасался, что вы можете оказаться ренегатом (хотя они моей станции побаиваются, хехе), или, чего хуже, агентом Федерации. Но вы! Ваше лицо! Как вам удалось найти меня, мой друг? Неужели в Конгломерате кто-то еще сохранил верность великому Благу, не переметнулся на сторону этих трусов из Отстранения?
Пытаясь выиграть время, чтобы сформулировать членораздельный ответ, я сделал вид, что разглядываю ближайшего ко мне клона, так и застывшего в пафосной позе с воздетыми вверх руками. Плазменная винтовка стояла рядом с ним прислоненной к одному из непонятных агрегатов.
Собственно, я его и разглядывал. Кто бы ни курировал проект с уллерианской стороны, по уллерианским меркам он был еще безумнее самого Дитца. Расовая и генетическая чистота в Конгломерате была возведена в ранг абсолюта.
— Пусть они вас не беспокоят, — сказал Дитц, очевидно, неверно истолковав мой взгляд. — Они не причинят вам вреда, пока я жив.К сожалению, область интеллектуальных возможностей мне пока не подвластна. Побочный эффект гибридизации, плюс ускоренное выращивание в чанах… Они могут немного говорить, и безоговорочно выполнят любой мой приказ, но без меня, скорее всего, взбесятся и сорвутся в неконтролируемую агрессию. Как большие собаки. Наша кровь, наша темная кровь великих рас в них слишком ослаблена. Но вы вернули мне надежду! С вашей помощью мы осуществим предназначение и положим начало великому очищению галактики! Это будет окончательно решение цивилизационного вопроса!
Мне хватило ровно пяти выстрелов.
Все-таки Дитц, даже спятивший окончательно, был до мозга костей, или что там у него было внутри, ученым, да еще и прожил тут отшельником черт-те сколько лет. Он то ли не знал, то ли забыл, что помимо носимого оружия, все современные боевые скафандры оснащены встроенным. У меня это был компактный излучатель ближнего боя на левом предплечье.
Прежде чем отправиться обратно на корабль, я взял одну из плазменных винтовок и, не целясь, разрядил всю ее батарею в бионического монстра, поддерживавшего до недавнего времени жизнь Дитца.
Или это и был сам Дитц?
Впрочем, теперь это было уже неважно.
Моим заданием было найти адресата и передать ему простую фразу «Проект завершен». Но что-то мне подсказывало, что Дитц с ней не согласится.
Поэтому я должен был довести дело до конца. За это мне и платят.
Проект должен был быть завершен.
Заодно осуществилась и мечта Дитца, пусть и не в том смысле, как он предполагал. Галактика определенно стала чище.
Я поднес руку к изуродованной Знаком Верности левой половине лица.
Темная кровь величия. Вот ведь дрянь... Вечно у них так. Где величие - там обязательно какая-нибудь пакость.
А теперь еще заказчика искать.
Они встретили меня примерно там же, где и в первый раз. Худые, грязные, растерянные. Один из них удивил меня, неожиданно посмотрев мне прямо в глаза и заговорив. У него был странный невнятный выговор, словно у двухлетнего ребенка.
— Миста Дитц? — Он показал мне за спину и повторил: — Миста Дитц?
Я медленно покачал головой.
— Пойдемте на корабль, — сказал я. — Миста Дитц, он умер.