Алена сидела на кухне и смотрела на выключенный телефон. Сколько уже дней она собиралась набрать мамин номер и каждый раз останавливала себя? Что сказать? Как оправдываться? В её голове то и дело звучали последние слова Лидии Сергеевны:
— Если выйдешь за него, считай, у тебя больше нет матери.
Фраза, сказанная холодным голосом, как приговор.
До этого у них с мамой были разные отношения. Не сказать, что всегда тёплые, но Алена знала: мама переживает, контролирует, порой чрезмерно вмешивается, но всё из заботы. И вдруг стена. А всё из-за того, что она полюбила Артёма.
Артём работал обычным электриком в ЖКХ, руки золотые, добрый, спокойный. Алена познакомилась с ним на остановке: дождь, поломанный автобус, он помог ей донести тяжёлую сумку. Сначала они просто разговаривали, потом встречались всё чаще. И в какой-то момент Алена поняла, что с ним легко. Он не требовал от неё того, чего она не могла дать, не читал нотаций, не сравнивал ни с кем. Просто был рядом, слушал и принимал.
Но для матери этого было мало.
— Электрик? — Лидия Сергеевна подняла брови, когда Алена впервые привела его знакомиться. — Ты серьёзно? Дочь с высшим образованием, перспективой в банке, и вдруг этот парень? Что он тебе даст?
Алена пыталась объяснить, что счастье не измеряется должностью и счётом в банке, что рядом с Артёмом ей спокойно. Но мама будто и слышать не хотела.
— Тебе нужен мужчина, который потянет тебя вперёд, а не вниз. Вон, Саша из вашей компании умница, карьеру делает. А этот? Он же простой работяга. Завтра напьётся с друзьями, послезавтра будет жаловаться на жизнь. Я таких видела сотни.
Артём в тот вечер молча попрощался и ушёл. Алена видела, как ему было тяжело: он всегда уважал старших, но понимал, что угодить её матери не сможет.
Дальше было хуже. Лидия Сергеевна перестала скрывать неприязнь, а когда Алена сказала о свадьбе, заявила:
— На этой свадьбе меня не будет. Запомни: я тебе мать, я лучше знаю, что тебе нужно. Если ты сделаешь этот шаг, дороги назад не будет.
Слова звучали как шантаж, но Алена не верила, что мать способна на такое. Казалось: погорячилась, остынет. Но свадьба прошла без неё. Ни звонка, ни поздравления. Даже тётя, мамина сестра, пришла тайком, шёпотом сказала: «Не держи зла на мать, упрямая она».
После свадьбы мать исчезла из её жизни. Не брала трубку, не открывала дверь. Алена несколько раз приходила к ней, звонила в домофон, но слышала лишь гудки.
Сначала она злилась. Потом плакала. Потом пыталась убедить себя: «Ну и ладно, пусть». Но вечером всё равно ловила себя на мысли, что хочется позвонить, поделиться новостью, рассказать, как прошёл день. И каждый раз длинные гудки без ответа.
Артём старался поддерживать. Он не говорил лишних слов, просто обнимал, когда видел, что у неё дрожат руки.
— Мы справимся, Алён, — говорил он тихо. — Ты у меня есть, я у тебя. Больше нам никто не нужен.
Но Алена знала: нужен. Она ведь всю жизнь привыкла советоваться с мамой, слушать её строгий, но уверенный голос. Теперь этот голос стал чужим.
Прошёл месяц, потом второй. Ничего не менялось. Алена решила не давить: раз мама хочет молчания, пусть получит. Она надеялась, что время смягчит Лидию Сергеевну. Но внутри росла тяжесть: будто её наказали самым жестоким образом, равнодушием.
Однажды вечером, убирая вещи в шкаф, Алена нашла старый альбом с фотографиями. На снимках они с мамой: молодая Лидия Сергеевна держит её за руку в первый школьный день, потом вместе на море, потом на выпускном. На каждой фотографии мама смотрит строго, но в глазах читается любовь.
Алена уткнулась лицом в эти фотографии и не выдержала, заплакала.
«За что? — думала она. — Разве можно так, из-за того, что я полюбила не того мужчину? Разве это преступление?»
Телефон снова лежал на столе. Она взяла его, набрала мамин номер. Долгие гудки. Никто не ответил.
Первое время после свадьбы Алена словно жила на две половины. С одной стороны, новая жизнь с Артёмом, тихая радость оттого, что утром просыпается рядом тот, кого любит. С другой, зияющая пустота от отсутствия матери.
Они сняли небольшую двухкомнатную квартиру в старом доме. Кухня была узкой, стены требовали ремонта, но Алена смотрела на это как на временные трудности. Артём уверял: «Руки дойдут, всё сделаем. Главное, что мы вместе». И правда, они вместе клеили обои, покупали недорогую мебель в рассрочку, смеялись над тем, как у них получалось всё криво, а потом переделывали.
Но за смехом всё равно пряталась боль. Каждый раз, когда Алена держала в руках телефон, ей хотелось набрать номер матери. Рассказать: вот, мы сами собрали шкаф, у нас получилось. Или: Артём приготовил борщ, и он почти как у тебя. Но вместо этого она стискивала зубы и откладывала телефон обратно.
Иногда по вечерам она заходила на мамину страницу в социальных сетях. Там появлялись новые фотографии: Лидия Сергеевна с коллегами, на даче, с соседками. В комментариях кто-то писал: «Какая у вас красавица-дочка, наверное, помогает вам». Мама не отвечала.
Алена думала: может, мама просто ждёт, когда дочь приползет на коленях просить прощения? Но за что просить? За то, что полюбила?
С Артёмом им жилось непросто. Его зарплата была стабильной, но невысокой. Алена продолжала работать в банке, получала чуть больше, но всё равно на широкую ногу они не жили. Приходилось считать каждую копейку: за квартиру, продукты, транспорт. Иногда хотелось лишний раз сходить в кафе, купить платье, но она приучала себя экономить.
Артём не жаловался. Он всегда брал подработки, если выпадала возможность. Мог идти вечером чинить проводку соседям, монтировать розетки в офисе, лишь бы принести домой лишнюю тысячу. Алена смотрела на него и понимала: этот человек не предаст, не бросит. Пусть он не «карьерист» и не «перспективный», как хотела мать, но в его поступках было больше заботы и ответственности, чем во многих «успешных».
Однажды вечером, когда они ужинали на маленькой кухне, Артём вдруг сказал:
— Слушай, Алён, а может, позовём твою маму в гости? Ну, просто на чай. Может, она растает?
Алена усмехнулась.
— Думаешь, всё так просто? Она не брала трубку последние полгода. Даже на моё сообщение с поздравлением с днём рождения не ответила.
Артём потянулся к её руке:
— Я знаю, тебе тяжело. Но она твоя мама. Может, просто гордость не даёт.
— Гордость? — Алена пожала плечами. — Или холодность. Мне кажется, она решила: если я сделала свой выбор, значит, теперь я сама за него отвечаю.
Эти разговоры повторялись часто. Алена металась между обидой и надеждой. Казалось: ещё немного, и мама одумается. Но время шло, а Лидия Сергеевна продолжала молчать.
Зимой у Артёма случилась неприятность, его уволили. Сокращение, новое начальство. Он вернулся домой с серым лицом и сказал:
— Всё. Больше я там не работаю.
Алена испугалась. Они только начали вставать на ноги, а тут… снова вниз. Но Артём, как всегда, собрался. Уже через неделю он нашёл временную подработку, потом устроился в другую компанию, где платили меньше, но зато было стабильно.
Именно в этот момент Алена снова подумала о матери. Если бы она поддержала их хотя бы словом… Но поддерживать было некому.
Соседка по лестничной клетке, пожилая Валентина Петровна, однажды обмолвилась:
— Видела твою маму в магазине. Спросила, как вы с мужем. Она отвела глаза, сказала, что не знает. Странно это всё, Аленушка.
Алена лишь сомкнула губы, не в силах объяснить чужому человеку, что её мама решила забыть о ней.
Иногда она ловила себя на странной мысли: может, мама права? Может, Артём действительно «не тот» мужчина? Если бы она выбрала другого, с карьерой, с деньгами, мама бы была рядом, помогала. Но тут же одёргивала себя: разве в этом счастье? Разве можно строить семью только ради того, чтобы соответствовать маминым ожиданиям?
Весной они поехали на дачу к друзьям Артёма. Было тепло, цвели яблони. Алена сидела в саду и смотрела, как он рубит дрова. В этот момент она вдруг ясно осознала: да, её жизнь стала труднее, чем могла бы быть. Но рядом человек, который не бросит. Это важнее.
А вечером, лёжа рядом с ним в маленькой комнате на чердаке, она сказала:
— Знаешь, я больше не буду ждать звонка от мамы. Если она захочет, она сама меня найдёт. А я… я хочу жить своей жизнью.
Артём обнял её и тихо ответил:
— Правильно. Мы сами себе семья.
Беременность Алены стала для неё и радостью, и тревогой. Радостью… потому что ребёнок был желанным, они с Артёмом мечтали о семье. Тревогой… потому что в сердце теплилась надежда: может быть, появление внука растопит ледяную стену между ней и матерью.
Первые месяцы прошли нелегко: токсикоз, бессонные ночи. Артём носился вокруг неё, как мог. Утром готовил ей кашу, хотя никогда раньше не стоял у плиты. Днём звонил каждые пару часов, спрашивал: «Как ты? Не голодна?» Вечерами гладил её по волосам, когда её мучили слёзы без причины.
И всё равно каждый раз, когда Алена приходила в женскую консультацию и видела там женщин с мамами, ей становилось больно. Мамы держали дочек за руку, помогали им раздеться, слушали рекомендации врачей. А рядом с ней никого.
Однажды вечером, когда живот уже округлился и ребёнок толкался, Алена решилась позвонить. Она долго стояла у окна, глядя на огни города, набирала номер. На том конце снова раздались длинные гудки, потом сухой голос автоответчика: «Абонент недоступен».
Она рыдала у Артёма на плече.
— Ну почему, Тём? Неужели внук ей не нужен?
Он только крепче прижимал её к себе.
— Не мучай себя, Алён. Ты делаешь всё, что можешь. Если человек не хочет, его не заставишь.
Роды начались в начале декабря, вьюжным утром. Алена никогда не забудет этот день: боль, страх, и вдруг… крик. Маленький, дрожащий, но такой живой. Дочку назвали Машей.
Артём сиял. Он бегал по коридору роддома, угощал конфетами даже незнакомых женщин, лишь бы разделить свою радость. Алена лежала в палате и думала: вот оно, настоящее чудо.
На пятый день, когда их выписывали, Артём принёс ей огромный букет. На улице кружил снег, они стояли у машины, и вдруг Алена тихо сказала:
— Давай поедем к маме. Пусть увидит.
Артём замер.
— Ты уверена?
— Если она увидит внучку… ну как можно не открыть дверь? — в голосе Алены звучала мольба.
Он не спорил. Они приехали к знакомому подъезду. Алена сжимала в руках свёрток, сердце колотилось так, что она едва дышала. Артём нажал на кнопку домофона. Долгие гудки. Потом послышался знакомый голос:
— Кто?
Алена едва не расплакалась от одного этого звука.
— Мам, это я. Мы с Артёмом… у нас Маша родилась. Внучка твоя. Мы пришли показать…
Тишина. Несколько секунд казалось, что связь оборвалась. Потом раздалось короткое:
— Я занята. Не приходите больше.
И щелчок отключившегося домофона. Алена стояла как вкопанная, прижимая дочь к груди. Снег падал на её волосы, на ресницы. Артём осторожно взял у неё свёрток и повёл к машине. Она шла, не чувствуя ног.
Дома она разрыдалась так, что у неё начиналась икота. Артём носился с дочкой по комнате, стараясь отвлечь, но слёзы не прекращались.
— Я не понимаю, — шептала Алена. — Как можно так? Это же ребёнок. Её внучка. Разве сердце матери может быть таким каменным?
Артём сел рядом, обнял.
— Алён, ты должна понять: твоя мама сделала выбор. Это не ты виновата. Это её характер, её гордость. Ты не сможешь его сломать.
Алена молчала. Но внутри у неё что-то надломилось. В тот день она подумала: может, у неё больше действительно нет матери.
Прошло несколько месяцев. Маша росла, улыбалась, училась переворачиваться. Артём бегал по магазинам, приносил игрушки, пел колыбельные. Алена старалась жить настоящим, но каждый раз, когда видела на улице бабушку с внучкой, у неё сжималось сердце.
Она пыталась звонить ещё пару раз, но мать не брала трубку. В какой-то момент Алена перестала. Просто перестала ждать. Но рана осталась.
Годы прошли быстро, как будто их кто-то пролистывал в спешке. Маша пошла в садик, потом в школу. В квартире стало тесно, но весело: на стенах появились рисунки, на кухонных полках — поделки из бумаги и пластилина.
Алена привыкла жить без звонков матери. Первое время она ловила себя на том, что автоматически думает: «Вот бы рассказать маме». Потом такие мысли приходили всё реже. Боль притупилась, но не исчезла. Она жила как с зажившей раной: вроде бы и не болит, но стоит задеть, и кровь выступает.
Иногда на улице она видела женщин её возраста с мамами. Они вместе тащили сумки с рынка, обсуждали покупки, смеялись. В такие минуты Алена чувствовала, как внутри что-то сжимается. Но дома её ждали Артём и Маша, и это возвращало силы.
Артём за эти годы не изменился: всё такой же надёжный, спокойный. Он не сделал головокружительной карьеры, но семья ни в чём не нуждалась. Маша боготворила отца, а он мог часами возиться с её уроками, катать на велосипеде или строить из конструктора целые города.
Алена старалась быть хорошей матерью. Иногда, когда дочка капризничала, она ловила себя на фразах, которые слышала когда-то от Лидии Сергеевны, и тут же обрывала себя. Ей хотелось быть другой: не холодной, не равнодушной.
О матери она ничего не знала. Только по слухам от старой соседки: та вроде бы продолжала работать, потом вышла на пенсию. Жила одна. Ни разу за эти годы не позвонила, не поинтересовалась внучкой.
Однажды, когда Маше было девять, они с Артёмом пошли в магазин за школьной формой. В торговом центре Алена вдруг заметила знакомую фигуру. Женщина в тёмном пальто, с сумкой, чуть сутулая. Мать.
У Алены перехватило дыхание. Она замерла, вглядываясь: да, это она. Лицо постарело, волосы поседели, но походка осталась той же.
Маша, ничего не подозревая, потянула её за руку:
— Мам, пойдём быстрее, папа уже выбрал.
Алена посмотрела на дочь, но ноги словно приросли к полу. В груди боролись два чувства: жгучее желание подойти и такой же жгучий страх. Она представила, как скажет: «Мам, это твоя внучка». И тут же услышала в голове тот холодный голос: «Не приходите больше».
Они разошлись. Мать прошла мимо, даже не подняв глаз. Алена смотрела ей вслед и поняла: это и есть конец. Не потому что она не пыталась. А потому что её мать когда-то сама поставила точку.
Вечером, когда Маша уже спала, Алена вышла на кухню. Артём сидел за столом с кружкой чая. Она тихо сказала:
— Я сегодня видела маму.
Он посмотрел на неё с пониманием.
— Подошла?
— Нет. — Алена покачала головой. — И знаешь… я больше не хочу.
Она сказала это и почувствовала облегчение. Будто много лет несла тяжёлый чемодан и наконец поставила его на землю.
Артём встал, обнял её.
— У тебя есть мы. Этого достаточно.
Алена прижалась к нему, слушала его дыхание и думала: да, у неё есть семья. Настоящая. Та, которую она выбрала сама. И никакая тишина матери уже не могла этого отнять.