Я ловила свое отражение в витрине и не узнавала эту женщину. Усталые глаза, сеточка морщин, опущенные плечи. В 45 я считала, что моя жизнь кончена. И на то были веские причины.
Пустое гнездо
Еще полгода назад здесь была жизнь. Гремела музыка из комнаты Димки, на кухне вечно что-то кипело и пахло выпечкой, а по вечерам мы спорили, какой фильм смотреть. Сын. Мой единственный, мой любимый сынок. Мой смысл и моя опора все эти десять лет.
А теперь он уехал. Поступил в столичный вуз, как и мечтал. Я сама собирала ему чемоданы, запихивала банки с вареньем и теплые носки, улыбалась и говорила, какой он у меня молодец.
А когда поезд тронулся, и его машущая рука исчезла за окном, я вернулась в нашу опустевшую двушку, села на его кровать, еще пахнущую им, и разревелась.
Впервые за много лет я позволила себе плакать навзрыд, беззвучно, сотрясаясь всем телом.
Мне сорок пять. Для женщины это странный возраст. Вроде бы еще не старость, но молодость уже точно где-то позади, машет платочком с ушедшего перрона. Сын вырос.
Работа бухгалтером в небольшой фирме - стабильная, но до тошноты предсказуемая: цифры, отчеты, дебет-кредит. И ипотека. Огромная, как бетонная плита, которая будет лежать на мне еще семь лет.
Иногда я ловила свое отражение в витрине магазина и не узнавала эту женщину. Усталые глаза, сеточка морщин в уголках, опущенные плечи.
Куда делась та Аня, которая когда-то смеялась звонко, любила танцевать и верила, что вся жизнь впереди?
Ее убил десять лет назад мой бывший муж. Не физически, нет. Он просто однажды пришел домой, сел на кухне, не стал есть мой борщ и сказал, глядя куда-то мимо меня: "Ань, я ухожу. Я полюбил другую. У нас всё серьезно".
Другой оказалась двадцатитрехлетняя "фея" с работы, легкая, звонкая, с горящими глазами. А я… я осталась с разбитым сердцем, сыном-подростком и кредитами, которые мы брали вместе, но которые почему-то легли только на мои плечи.
Он просто выписался из квартиры и начал новую, счастливую жизнь. А я начала свою - жизнь выживания.
Звонок, который всё изменил
Я научилась жить для сына. Все мои силы, все мысли, вся нерастраченная любовь - всё было для него. Подработки, репетиторы, новые кроссовки, поездки на море.
Я была мамой-крепостью, мамой-стеной. За этой стеной я спрятала саму себя. Я перестала ходить на встречи с подругами, потому что все их разговоры были о мужьях и отпусках.
Перестала покупать себе красивую одежду - зачем? Лучше Димке новый телефон. Я забыла, что такое быть просто женщиной.
И вот теперь, в этой оглушительной тишине, я осталась наедине с той самой уставшей теткой из отражения в витрине.
Дни стали похожи один на другой. Работа-магазин-дом. Вечером - безвкусный ужин под бубнеж телевизора и сон без сновидений.
Навалилась такая тоска, что по утрам не хотелось вставать с кровати. Жизнь кончилась. Поезд ушел.
Осталось только как-то дотянуть до пенсии, выплатить ипотеку и не сойти с ума от одиночества.
- Мам, привет! Как ты? - голос сына в трубке всегда был для меня лучиком света.
- Привет, сынок. Нормально всё. Как у тебя учеба?
- Да всё отлично. Мам, я тут чего звоню… Я тебе путевку купил.
Я даже растерялась.
- Куда? Зачем? Дим, у тебя же денег нет, ты что!
- Мам, не спорь. Это недорогой санаторий, под городом. Сосновый бор, речка, процедуры всякие… Тебе отдохнуть надо. Поезжай, а? Ради меня. Две недели всего.
Я отнекивалась. Говорила, что работа, что не с кем оставить кота, что лучше бы он эти деньги на себя потратил. Но в глубине души что-то дрогнуло.
Может, и правда? Сменить обстановку, подышать другим воздухом… не видеть эти четыре стены, которые стали моей тюрьмой.
- Ладно, - сдалась я. - Спасибо, сынок.
Сосны, кефир и тишина
Санаторий оказался именно таким, как я и представляла. Немного "совковый", с большими холлами, пахнущими хлоркой и столовской едой. Ковровые дорожки, фикусы в кадках, строгий распорядок дня.
Моими соседями по отдыху были в основном пенсионеры, обсуждавшие свои болячки и внуков. Я почувствовала себя среди них своей. Старой.
Первые дни я просто отсыпалась. Потом начала ходить на процедуры - массаж, хвойные ванны, лечебная грязь. Всё это было как-то механически, без радости.
По вечерам я сидела на лавочке с видом на реку, куталась в старенькую кофту и смотрела, как солнце садится за верхушки сосен.
Я ни с кем не знакомилась и не разговаривала. Мне не хотелось. Весь мой внутренний мир сжался до размеров маленького колючего комочка.
Я видела, как другие отдыхающие гуляют парами, смеются, играют в настольный теннис. На танцы, которые устраивали три раза в неделю под хиты восьмидесятых, я даже не заглядывала. Зачем?
Иногда я замечала одного мужчину. Он часто сидел в библиотеке или гулял в одиночестве по аллеям парка. На вид мой ровесник, может, чуть старше. Интеллигентное лицо, очки, седина на висках.
Он никогда не смотрел в мою сторону, но я почему-то постоянно натыкалась на него взглядом. В столовой он сидел за соседним столиком, и я слышала, как он всегда тихо благодарил официантку.
В этом простом "спасибо" было столько спокойного достоинства, что я невольно обращала на это внимание.
Однажды вечером я, как обычно, сидела на своей любимой лавочке. День был теплый, пахло сосной и влажной землей.
Я думала о том, что скоро эти две недели закончатся, и я вернусь в свою пустую квартиру, к своим цифрам и своей тишине. И от этой мысли стало так горько, что защипало в носу.
Неужели это всё? Неужели впереди больше ничего не будет? Просто доживание?
Я так глубоко ушла в свои мысли, что не заметила, как кто-то подошел и остановился рядом.
Первое слово
- Простите, я вам не помешаю? - голос был тихий и немного виноватый.
Я вздрогнула от неожиданности и подняла голову. Рядом с лавочкой стоял тот самый мужчина из библиотеки. В руках он держал тоненькую книжку в мягкой обложке.
- Нет, что вы, - буркнула я, инстинктивно поджимаясь и отодвигаясь на самый край скамейки, словно освобождая место. Хотя он и не собирался садиться.
- Закат сегодня красивый, - сказал он, глядя не на меня, а туда же, куда и я - на полоску леса, в которой тонуло солнце. - Здесь вообще места удивительные.
И воздух такой… удивительный.
Я ничего не ответила, только коротко кивнула. В голове тут же закрутился рой колючих мыслей: "Что ему нужно? Познакомиться хочет?
В его-то возрасте. Нашел на кого смотреть, на меня…".
Я мысленно одернула себя, чувствуя, как внутри всё сжимается в привычный узел обороны. Десять лет я шарахалась от любого мужского внимания, как от огня.
Мне казалось, что все они видят во мне только легкую добычу - разведенную, одинокую женщину, которой можно навешать лапши на уши.
- Хорошего вечера, - так же тихо сказал он и, слегка улыбнувшись одними уголками губ, пошел дальше по аллее.
Я смотрела ему вслед, удивленная. И всё?
Никаких попыток подсесть, завести пустой разговор, спросить номер комнаты? Он просто сказал про закат и ушел.
Это было так… нормально. Так не похоже на то, к чему я привыкла готовиться. И от этого стало почему-то еще тревожнее.
Маленькие шаги
После этого вечера я стала замечать его чаще. Или, может быть, просто начала обращать внимание. Наши пути постоянно пересекались.
В столовой он, проходя мимо моего столика, кивал мне, и я, краснея, как школьница, быстро опускала глаза в тарелку с овсяной кашей. В коридоре у кабинета физиотерапии мы сталкивались, и он всегда уступал мне дорогу.
Это были не знаки внимания в привычном понимании. Это были просто проявления вежливости, воспитанности. Но для меня, отвыкшей от элементарного человеческого тепла, даже это было слишком.
Каждое "доброе утро" от него заставляло мой колючий комок внутри съеживаться еще сильнее.
Мой бывший муж, Лёня, был другим. Он брал напором. Громкие комплименты, огромные букеты, широкие жесты. Он умел пускать пыль в глаза. А потом, когда я стала для него прочитанной книгой, эта пыль осела, и под ней оказалась пустота и равнодушие.
А этот мужчина… он был тихим. И эта тишина пугала меня больше, чем любой напор.
Я устроилась в скрипучем кресле в самом тихом углу библиотеки, надеясь спрятаться в чужой истории, убежать от своей. Но буквы на странице расплывались, не желая складываться в слова.
Я поймала себя на том, что уже в четвертый раз читаю одно и то же предложение, а его смысл до меня просто не доходит.
Потому что вместо напечатанных строчек перед глазами стояло другое: гулкая пустота моей квартиры по возвращении. Одинокий ужин под бубнеж телевизора.
И тот самый синий конверт со счетом за коммуналку, который будет ждать меня на тумбочке в прихожей, как молчаливый укор.
- Вам нравится этот автор? - снова раздался его голос рядом.
Я подняла глаза. Он стоял у соседнего стеллажа.
- Да… неплохо, - выдавила я.
- Если любите такие запутанные сюжеты, попробуйте прочитать вот эту, - он протянул мне книгу. - Здесь развязка совершенно неожиданная. Меня зовут Виктор, кстати.
- Анна, - прошептала я, принимая книгу. Наши пальцы на секунду соприкоснулись, и я отдернула руку, будто обожглась.
Весь вечер я просидела с этой книгой. Она и правда оказалась интересной.
Но думала я не о сюжете, а о том, как неловко я себя повела. Как дикарка. Взрослая женщина, а ведет себя, как напуганный подросток. "Нужно будет поблагодарить", - решила я перед сном.
Приглашение на прогулку
На следующий день после ужина я увидела его на выходе из столовой. Он стоял один и смотрел в окно на начавшийся мелкий дождик. Собрав всю свою волю в кулак, я подошла.
- Виктор? Здравствуйте. Я хотела сказать спасибо за книгу. Очень интересно.
Он обернулся, и его лицо озарила такая теплая, искренняя улыбка, что мой оборонительный узел внутри на секунду ослабил хватку.
- Я рад, что вам понравилось, Анна.
Мы помолчали. Я уже собиралась развернуться и уйти в свою спасительную нору-комнату, как он вдруг сказал:
- Я завтра с утра хотел прогуляться до старой смотровой площадки. Говорят, оттуда очень красивый вид на реку. Если погода наладится… Может, составите компанию?
И тут меня накрыло. Паника. Холодная, липкая. Все мои страхи, вся моя боль последних десяти лет поднялись со дна души. Прогулка? Вдвоем? Зачем? Что ему от меня надо? Он видит, что я одна, и решил подкатить? Думает, раз разведенка, то на все согласна?
- Нет, - отрезала я слишком резко. - Я не могу. У меня утром процедуры. И вообще… я не люблю гулять.
Я видела, как улыбка медленно сползла с его лица. Ему стало неловко. И мне от этого стало еще хуже.
- Да, конечно, я понимаю, - сказал он спокойно, без обиды. - Извините. Хорошего вечера.
Он развернулся и ушел. А я осталась стоять посреди холла, чувствуя себя последней дурой. Зачем я так? Он же ничего плохого не предложил. Просто прогуляться. Но я не могла иначе.
Стена, которую я выстраивала вокруг себя все эти годы, была слишком высокой и толстой.
Женщина в зеркале
Вернувшись в номер, я бросила сумку на кровать и подошла к окну. Дождь барабанил по стеклу. На душе было так же серо и тоскливо. Какое-то противное чувство - смесь облегчения и горького разочарования в самой себе.
"Правильно сделала, - твердил внутренний голос. - Безопасность превыше всего. Хватит с тебя этих мужчин. От них одни проблемы".
Я машинально подошла к зеркалу над комодом, чтобы поправить растрепавшиеся волосы. И замерла.
Из зеркала на меня смотрела женщина. Не "старая тетка", как я привыкла о себе думать. Нет. Просто очень, очень уставшая женщина с потухшими глазами.
Женщина, которая так долго была сильной, что забыла, каково это - быть слабой. Женщина, которая так боится новой боли, что отказывается от малейшей возможности испытать что-то еще. Даже простую человеческую радость от прогулки и неспешного разговора.
И в этот момент я вдруг увидела не свое прошлое, не предательство Лени, не ипотеку и одиночество. Я увидела свое будущее. Такое же. Год за годом. Тишина, телевизор, воспоминания. И больше ничего. Ни-че-го.
Что я теряю? Что такого страшного может случиться, если я просто погуляю час с вежливым, интеллигентным человеком?
Меня вдруг пронзила такая острая жалость к себе, к этой женщине в зеркале, что перехватило дыхание. Ей ведь так хочется тепла. Простого человеческого тепла. Не любви, не страсти, боже упаси. А простого разговора, улыбки, ощущения, что ты кому-то интересна.
И я, сама не понимая, что делаю, накинула кофту и выбежала из номера. Сердце колотилось где-то в горле. Куда бежать? Где его искать? Я выскочила на крыльцо. Он сидел там, на крытой веранде, в плетеном кресле. Один. И смотрел на дождь.
Я подошла, задыхаясь от волнения и быстрой ходьбы. Он поднял на меня удивленные глаза.
- Вы знаете… - выдохнула я. - Я передумала. Насчет прогулки. Если… если вы еще не передумали.
Он смотрел на меня секунду, другую. А потом на его лице снова появилась та самая теплая, тихая улыбка.
- Я не передумал, Анна, - сказал он. - Я очень рад.
Разговор под соснами
На следующее утро, к моему удивлению, погода и правда наладилась. После ночного дождя воздух был чистым и свежим, а солнце пробиваясь сквозь лапы сосен, рисовало на влажной земле причудливые узоры.
Мы встретились у входа в главный корпус. Я чувствовала себя ужасно неловко, как будто делала что-то запретное.
На мне были обычные спортивные штаны и старая ветровка, но казалось, что все смотрят только на меня.
- Я предлагаю пойти по этой тропинке, - сказал Виктор, указывая на узкую дорожку, уходящую вглубь леса. - Она должна вывести нас прямо к обрыву.
Мы пошли. Первые несколько минут шли молча. Я не знала, о чем говорить, и отчаянно ругала себя за эту затею. Но Виктор, казалось, совсем не тяготился молчанием. Он шел неторопливо, с какой-то своей внутренней тишиной.
- Я здесь первый раз, - нарушил он молчание. - Дети подарили путевку. Сказали, отцу нужно развеяться.
"Дети", - отметила я про себя. Значит, он был женат.
- Мой сын тоже… настоял, чтобы я поехала, - ответила я, и сама удивилась, как легко это получилось сказать.
- Учителем работаете? - спросила я, вспомнив, что видела его с тетрадками.
- Работал. Историю преподавал в школе. Сейчас на пенсии уже. Жена… она тоже была учительницей. Пять лет назад ее не стало.
Он сказал это так просто, без надрыва, но в этой простоте было столько боли и смирения, что мой собственный колючий комок внутри как-то съежился от стыда. Вот человек, который пережил настоящее горе.
А я… что я? Меня просто променяли на новую модель. Живой, здоровый, ходит где-то по земле, счастлив. Мои страдания показались мне вдруг мелкими и эгоистичными.
Мы дошли до смотровой площадки. Это был небольшой деревянный помост на краю обрыва, с которого открывался потрясающий вид на изгиб реки и бескрайний лес на том берегу. Мы постояли, глядя вдаль.
- Знаете, Анна, - сказал вдруг Виктор, - я ведь тоже думал, что всё. Жизнь закончилась. Осталось только внуков дождаться. А потом понял, что это неправильно. Нечестно. По отношению к себе. И к памяти о ней. Она очень любила жизнь.
Я ничего не ответила. Но его слова попали в самую цель. Нечестно по отношению к себе. Я ведь тоже живая. И я не знаю, сколько мне еще отведено. Так неужели я проведу все это время, запершись в своей скорлупе из старых обид?
Тепло
Оставшаяся неделя пролетела незаметно. Но это была уже совсем другая неделя. Мы гуляли с Виктором каждый день.
Говорили обо всем на свете: о книгах, о фильмах, о смешных случаях из его учительской практики, о моем Димке, которым я ужасно гордилась.
Я впервые за десять лет говорила с мужчиной - и не чувствовала угрозы. Он не пытался меня обнять, не делал пошлых комплиментов, не лез в душу.
Он просто слушал. И я, сама того не замечая, начала оттаивать.
Однажды он принес мне из леса полную пригоршню дикой земляники. Маленькой, но такой ароматной, пахнущей солнцем и детством. Я взяла эти ягоды в ладони и вдруг почувствовала, как к глазам подступают слезы.
Это было так просто, так по-настоящему. Не букет из ста роз, купленный, чтобы откупиться. А горстка ягод, собранная для меня.
Я поймала себя на том, что начала улыбаться. Просто так. Просыпаясь утром. Глядя на себя в зеркало. Эта женщина в отражении уже не казалась мне такой уставшей. В ее глазах появился какой-то блеск. Забытый.
Позвонил Димка:
- Мам, у тебя голос какой-то другой. Веселый, что ли.
- Просто выспалась, сынок, - смеялась я в ответ.
Счастливое начало
День отъезда подкрался незаметно. Утром в столовой было шумно и суетно, все обменивались телефонами, прощались. Я сидела за своим столиком и чувствовала, как знакомая тоска снова пытается поднять голову.
Сейчас все закончится. Сказка про санаторий. И я вернусь в свою реальность.
Виктор подошел к моему столику, когда я допивала свой чай.
- Мой автобус через час, Анна.
- А мой через два, - тихо ответила я.
Он протянул мне маленький клочок бумаги, вырванный из блокнота.
- Это мой номер телефона. Я не буду просить ваш. Это было бы… неправильно. Но если вы когда-нибудь захотите просто выпить кофе или сходить в театр… я буду очень рад.
Он положил бумажку на стол, кивнул мне и ушел.
Я сидела, глядя на эти несколько цифр, написанных аккуратным учительским почерком. Вся власть, весь выбор были у меня. Никакого давления. Никакого принуждения. Только деликатное предложение.
Дорога домой прошла как в тумане. Я вошла в свою квартиру. Та же тишина. Тот же запах. Но она больше не казалась мне тюрьмой. Она была просто домом. Моим домом.
Я разобрала сумку, приняла душ. А потом, налив себе чашку чая, села на кухне. На столе лежала та самая бумажка с номером. Я смотрела на нее и думала.
Думала о том, что ничего еще не решено. Может быть, из этого ничего не выйдет. Может быть, мы встретимся, и очарование санаторного знакомства развеется в городской суете. А может быть, и нет.
Но впервые за десять лет я чувствовала не страх перед будущим, а любопытство.
Я взяла телефон и набрала номер сына.
- Димка, привет. Хотела сказать тебе спасибо. Это была лучшая поездка в моей жизни.
Потом я положила трубку и снова посмотрела на бумажку с номером. Я не позвонила ему в тот вечер. И на следующий день тоже. Мне нужно было время.
Нужно было свыкнуться с этой новой, незнакомой мне Аней, которая сидела сейчас на своей кухне и улыбалась.
Я положила бумажку с номером на стол рядом с квитанцией по ипотеке. Они лежали рядом — напоминание о прошлом и робкая надежда на будущее. Я не знала, что перевесит. Но впервые за много лет мне было интересно это выяснить...
