Это случилось давно, в 1994 году, в самые «лихие девяностые». Я только что вернулся из армии, отслужив срочку, и остался служить по контракту связистом в части под Рязанью. Мне было 24. Вся эта разруха и бандитизм вокруг делали службу в армии чуть ли не самым безопасным родом деятельности.
Моими лучшими друзьями в части были парень по имени Стас и его девушка Катя. Мы были не разлей вода. В апреле нам дали небольшой отпуск и Стас предложил смотаться на денек в Москву — сменить обстановку, погулять по Арбату, развеяться. Мне эта идея понравилась. Катя вызвалась быть за рулем стареньких «жигулей» ее отца. Мы закинули вещи в машину и в тот же день выехали.
Примерно через час езды мы катили по почти пустому участку трассы М-5. Вдруг Стас спросил:
— Вы видели, как тачка с обочины сорвалась, как только мы ее проехали?
Я оглянулся. За нами на приличном расстоянии шла черная, наглухо тонированная «девяносто девятая». Я не видел, как она выезжала, но на трассе всякое бывает. Но потом Катя, просто чтобы проверить, перестроилась в другой ряд. «Девятка» последовала за ней. Через минуту Катя сделала это снова. И снова машина повторила ее маневр.
Стало не по себе. А через минуту «девяносто девятая» мигнула нам фарами, требуя остановиться. Ну, все ясно. Либо бандиты, либо «оборотни в погонах».
Катя съехала на обочину. Я смотрел в зеркало, как машина остановилась позади нас. Я, как связист, привык подмечать детали. И я сразу понял: что-то не так.
Из машины вышел парень. Он не был похож ни на одного мента, которых я видел. На нем был какой-то самопальный камуфляж, но без единого опознавательного знака. Никаких нашивок «МВД» или «ГАИ». Он и вел себя странно. Вместо того чтобы подойти к водительскому окну, он остановился позади нашей машины и стал ее разглядывать. Он всматривался через заднее стекло, оценивая вещи в салоне. Потом его взгляд упал на наклейки на бампере Кати и на номера.
Стас и Катя тоже заметили его странное поведение. Стас опустил свое стекло и крикнул:
— Командир, проблемы?
Вместо ответа тип быстро подошел к окну Кати и потребовал права и техпаспорт. Катя с неохотой протянула ему документы. Он вернулся в свою машину и пропал на целую вечность. Мы начали шептаться, что делать дальше. Обстановка накалялась.
Наконец, он снова вышел из машины. Но на этот раз с ним были еще двое. Мое сердце забилось чаще. Я сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться.
«Главный» снова подошел к Кате и спросил:
— У тебя что, отец десантник?
Катя не поняла вопрос. Он указал на наклейку на заднем стекле: «За ВДВ!». Катя рассмеялась и ответила:
— Это я десантник. Точнее, служу в ВДВ. — Она кивнула на нас со Стасом. — И они тоже.
В тот момент, когда Катя сказала, что мы все военные, я увидел, как он моментально изменился в лице. Его тело напряглось. Он бросил быстрый взгляд на своих дружков, которые мялись у багажника, потом снова на Катю. Наступила странная тишина. А потом он просто сказал:
— Ладно. На первый раз предупреждение. Скорость не превышай.
Он вернул Кате документы, развернулся и, не сказав больше ни слова, быстро ушел. Все трое сели в машину и, не дожидаясь, пока Катя заведет двигатель, сорвались с места и умчались.
Мы сидели в полном оцепенении. Стас не мог успокоиться, твердил, что это были стопроцентные бандиты и, будь мы гражданскими, лежали бы сейчас в лесу в лучшем случае избитые, без машины и денег.
Делать было нечего. Катя вырулила на трассу. Москва была отличной, и к моменту возвращения в часть мы почти забыли об этом инциденте.
Пока через неделю я не увидел выпуск «Дорожного патруля». Я сидел в ленинской комнате со Стасом, и репортаж вогнал меня в настоящий ступор. На обочине трассы М-5, недалеко от того места, где нас остановили, грибники нашли тела мужчины и женщины. Их ограбили и убили. Но что меня по-настоящему добило, так это следующая деталь. Недалеко от места преступления была найдена брошенная черная ВАЗ-21099, которая числилась в угоне уже несколько месяцев.
Мы пошли и рассказали все нашему командиру, а потом и следователю.
И по сей день я думаю о том, что, возможно, жизнь нам спасла простая наклейка на заднем стекле. Я не могу не думать о том, как легко мы могли оказаться на месте тех несчастных людей в канаве, не будь мы военными.