Подписано кровью
Кофе застыл в чашке, как нелепое пятно. Вера не могла его допить — отвлеклась на телефонный звонок, потом начала собираться, а теперь, вернувшись на кухню, обнаружила эту маленькую коричневую лужицу. Она дотронулась пальцем — холодный. Словно символ всего, что сейчас происходило в их квартире.
Вера вылила кофе в раковину и с силой включила воду. Струя с грохотом ударила по металлу — так громко, будто пыталась заглушить все мысли.
— Вылила мой кофе? — голос мужа прозвучал так внезапно, что Вера вздрогнула. — Я же только что заварил.
— Это был мой, с утра, — ответила она, не поворачиваясь. — Твой в другой чашке. Синей.
— Не ври, — сказал Сергей. — Ты всегда врёшь.
Вера медленно повернулась. Муж стоял в дверном проёме, привалившись к косяку — высокий, подтянутый, с тщательно уложенными волосами. Даже дома он одевался как на деловую встречу — белая рубашка, тёмные брюки. Когда-то ей это нравилось, сейчас казалось картинкой из глянцевого журнала, которую кто-то вырезал и вклеил в их обычную квартиру.
— Можно мне просто позавтракать? — спросила Вера. — Без вот этого всего.
— Без чего? — он поднял брови. — Без взаимоуважения? Ты выливаешь мой кофе, потому что, видите ли, мадам решила, что тут ей всё принадлежит.
Вера вздохнула. С недавних пор любой разговор превращался в минное поле — все слова становились оружием, каждый жест оценивался, как на дуэли.
— Я выливаю свой собственный кофе, Серёж, — она старалась говорить спокойно. — И нигде не заявляла, что мне здесь всё принадлежит. Хотя да, юридически квартира моя.
Лицо мужа закаменело.
— И ты каждый день мне об этом напоминаешь! — он ударил ладонью по дверному косяку. — Каждый божий день! Как будто я не муж тебе, а квартирант!
— Это ты напоминаешь. Всем своим поведением.
Вера достала хлеб, сыр, нож и начала делать бутерброд — простой, прямолинейный, как жизнь, которую она планировала на выходные. Поехать к матери, помочь ей с огородом, послушать её истории, забыть о бесконечной войне дома.
— Я напоминаю? — Сергей хмыкнул. — Это ты, как сторожевая собака, обходишь дозором свои квадратные метры. Ты даже дышишь так, будто боишься, что я украду у тебя воздух.
— Хватит, а? — Вера положила нож и повернулась к мужу. — Я просто живу, Серёж. А ты видишь угрозы там, где их нет.
— Да-да, конечно, — он скрестил руки на груди. — Это я выдумываю, что ты постоянно шепчешься по телефону с мамашей. Что ты вечно запираешься в ванной с этими своими бумагами.
— Это документы на мамину дачу, — спокойно ответила Вера. — Я помогаю ей с оформлением. Ты знаешь, у неё с глазами проблемы.
— У твоей мамаши только с глазами? — ухмыльнулся Сергей. — А с совестью, значит, всё в порядке?
Вера почувствовала, как внутри закипает знакомая волна гнева. Так было всегда — он спокойно оскорблял её мать, а она тут же взрывалась и говорила слова, о которых потом жалела.
— Ты постоянно переводишь разговор на мою маму, — сказала Вера, стараясь держать себя в руках. — Давай без этого сегодня? Пожалуйста.
Сергей усмехнулся и подошёл ближе. Вера невольно отодвинулась — в последнее время они как-то незаметно перешли ту грань, когда близость перестала быть приятной. Теперь каждый раз, когда муж оказывался слишком близко, она чувствовала себя пойманной в ловушку.
— Почему не хочешь говорить о мамочке? — спросил он с нарочитой заботой в голосе. — Ты ведь только о ней и думаешь. Как бы отдать ей ещё кусочек нашей жизни.
— Это моя мама, Сергей, — тихо сказала Вера. — И она никогда не просила ничего, что ей не принадлежит.
— В отличие от меня, да? — он ухмыльнулся. — Я тут захватчик и оккупант?
Вера покачала головой и снова повернулась к бутерброду. Нож в её руке слегка дрожал. Она пыталась сосредоточиться на простом действии — отрезать кусочек сыра, положить на хлеб. Нормальность, обычность, спасительная рутина.
— Почему ты молчишь? — Сергей подошёл ещё ближе. — Что, языка лишилась?
— Я просто устала от этих разговоров, — ответила Вера, глядя в стол. — И хочу позавтракать в тишине.
— Тишина — это для кладбища, — усмехнулся Сергей. — А семья — это разговоры. Откровенные, честные разговоры.
Вера не успела ответить — в кармане её халата завибрировал телефон. Она вытащила его и посмотрела на экран — мама. Сердце ёкнуло. В последнее время мама редко звонила — берегла её, знала, что после каждого звонка Сергей устраивал допрос.
— Здравствуй, мам, — сказала Вера, отворачиваясь от мужа.
— Верочка, ты сегодня приедешь? — голос матери звучал тревожно. — У меня тут... ситуация.
— Какая ситуация? — Вера ощутила укол тревоги. — Что случилось?
— Я упала, — тихо сказала мать. — Вчера вечером. В ванной. Нога болит, синяк огромный. И голова кружится. Может, давление.
— Господи! — воскликнула Вера. — Ты к врачу обращалась?
— Нет ещё. Думала, само пройдёт, — мать вздохнула. — Не хотела тебя беспокоить, но сегодня хуже стало.
— Я сейчас приеду, — твёрдо сказала Вера. — Соберусь и приеду.
Она почувствовала присутствие мужа за спиной — он подошёл вплотную, дышал в затылок.
— Спасибо, доченька, — с облегчением произнесла мать. — Я тебя жду.
Вера положила трубку и медленно повернулась. Лицо Сергея выражало смесь презрения и торжества.
— Ну вот, — протянул он. — Мамочка поманила пальчиком — и ты уже бежишь сломя голову.
— Она упала, — отрезала Вера. — Ей семьдесят три года, она живёт одна. Что ты предлагаешь? Оставить её без помощи?
— Предлагаю для разнообразия побыть женой, а не дочерью, — сказал Сергей. — Хотя бы в выходной день. У нас, между прочим, годовщина в следующую субботу. Или ты забыла?
Вера растерянно посмотрела на него — действительно, совсем вылетело из головы. Двенадцать лет брака. Раньше они всегда отмечали эту дату — рестораны, подарки, цветы. А сейчас... сейчас она даже не помнила, в какой день они расписались.
— Я не забыла, — соврала Вера. — Но сейчас речь о моей маме, которая упала и может серьёзно пострадать.
— Конечно-конечно, — кивнул Сергей. — Всегда речь о твоей маме. Утром, днём, вечером. Даже во сне ты иногда её зовёшь.
Вера не ответила. Она прошла мимо мужа в коридор и начала одеваться. Джинсы, свитер, пуховик. Движения были механическими, отточенными — как у солдата перед боем.
— Не собираешься даже обсудить? — Сергей последовал за ней. — Просто так уходишь?
— Я всё обсудила, — ответила Вера, застёгивая пуховик. — Моя мама упала, ей нужна помощь. Я вернусь к вечеру.
— А если не вернёшься?
Вера замерла с рукой на дверной ручке.
— Что это значит?
— То и значит, — Сергей оперся о стену, разглядывая свои безупречно чистые ногти. — Раз ты постоянно выбираешь маму, может, к ней и переедешь? Чтобы не мотаться туда-сюда.
— Это мой дом, Сергей, — тихо сказала Вера. — Я никуда не собираюсь переезжать.
— Дом? — он ухмыльнулся. — А по документам это всё ещё квартира. Моя. Твоей. Матери.
Вера почувствовала, как всё внутри сжалось. Квартира действительно принадлежала её матери — той досталась от родителей. Когда Вера выходила замуж, мать настояла, чтобы жилье оставалось оформленным на неё. «Временно, — объясняла она тогда. — Потом перепишу на тебя. Но мало ли что в жизни бывает». Сергей тогда не возражал. Даже шутил: мол, мне-то что, я в этой квартире только жить буду, а не перепродавать.
А потом всё изменилось. Семь лет назад, когда его бизнес начал проседать, Сергей вдруг вспомнил о юридических тонкостях. И с тех пор не забывал.
— Давай не будем сейчас, — устало сказала Вера. — Мне нужно ехать.
— Подпиши дарственную на меня, — вдруг сказал Сергей. — Убеди мать подарить нам квартиру. И закроем этот вопрос раз и навсегда.
Вера изумлённо уставилась на мужа.
— Что? Какую дарственную? С чего вдруг?
— А что такого? — он пожал плечами. — Мы женаты двенадцать лет. Всё общее. Ты сама всегда говорила — у нас одна семья, одна жизнь. Вот и пусть будет одна квартира — наша. Без твоей мамаши.
— Ты с ума сошёл, — покачала головой Вера. — Мама никогда на это не согласится. Да и зачем? Мы и так здесь живём. Все эти годы.
— Но юридически — на птичьих правах, — сказал Сергей. — А я хочу быть уверен, что завтра ты не выставишь меня за дверь, если вдруг мама решит, что я тебе не подхожу.
— За двенадцать лет этого не случилось, — Вера чувствовала, как внутри нарастает раздражение. — И вряд ли случится.
— Не подпишешь дарственную на маму — подам в полицию! — угрожал Сергей, внезапно меняя тон на жёсткий. — У меня есть доказательства, что твоя мать уклоняется от налогов. Я всё знаю про её «подработки» с шитьём.
Вера остолбенела. Её мать действительно иногда подрабатывала — шила на заказ шторы, покрывала. По старой дружбе помогала соседям за символическую плату. Но называть это уклонением от налогов? И угрожать полицией?
— Ты... ты это серьёзно? — выдавила Вера. — Угрожаешь моей пожилой матери полицией за то, что она иногда шьёт соседям шторы?
— Я серьёзен, как инфаркт, — Сергей смотрел прямо ей в глаза. — Либо ты убеждаешь её подписать дарственную на нас обоих, либо я иду в налоговую. И поверь, найдётся немало других грехов.
— Это шантаж, — прошептала Вера.
— Это семейные переговоры, — поправил Сергей с улыбкой. — И я даю тебе время на размышления. Скажем, неделю. А сейчас иди, помогай мамочке. Передавай привет от зятя.
Вера выскочила из квартиры, почти не видя ступенек под ногами. В ушах шумело, сердце колотилось как бешеное. Только оказавшись на улице, она смогла перевести дух. Холодный воздух отрезвил, но не успокоил.
Дойдя до метро, Вера замедлила шаг. Внезапно она осознала, что не взяла сумочку — выскочила из дома в таком состоянии, что забыла самое необходимое. Ни денег, ни телефона, ни ключей. Возвращаться не хотелось. Она села на скамейку у входа в метро и закрыла лицо руками.
— С вами всё в порядке? — услышала она голос и подняла голову. Рядом стояла пожилая женщина с обеспокоенным лицом.
— Да, спасибо, — пробормотала Вера. — Просто день такой.
— Понимаю, — кивнула женщина. — У меня тоже бывают такие дни. Особенно с тех пор, как муж начал пить.
Вера удивлённо посмотрела на женщину — та говорила так просто, будто делилась рецептом.
— Мой не пьёт, — вырвалось у Веры. — Но иногда мне кажется, что лучше бы пил.
Женщина понимающе кивнула и присела рядом.
— Бывает и так, — сказала она. — Трезвый муж тоже может превратить жизнь в ад. Я прожила с Петром сорок два года. И знаете, что поняла? Семья — это территория компромисса, но не капитуляции.
Вера невольно улыбнулась — фраза звучала как из дешёвой книжки по психологии. Но было в ней что-то цепляющее.
— У меня нет денег на метро, — вдруг призналась Вера. — Выбежала без сумки. А мне нужно к маме.
— Ой, да ерунда какая, — женщина тут же полезла в карман пальто. — Сколько надо-то? На дорогу хватит?
Она протянула Вере две сотни рублей. Вера хотела отказаться, но поняла, что выбора нет — ей действительно нужно к матери.
— Спасибо вам огромное, — сказала она, принимая деньги. — Я верну. Как вас зовут?
— Валентина Петровна, — улыбнулась женщина. — Я тут в соседнем доме живу. Приходите чай пить, если что. Квартира 47. А возвращать не надо — считайте это инвестицией в хорошие дела.
Вера кивнула, чувствуя странное облегчение. Иногда доброта совершенно незнакомого человека может удивить сильнее, чем жестокость близкого.
В метро Вера думала о том, что скажет матери. Как объяснить угрозы Сергея? И нужно ли вообще говорить? Мать и так нервничала из-за их отношений, постоянно чувствовала себя виноватой за квартирный вопрос. «Надо было сразу всё тебе переписать, — повторяла она каждый раз, когда Вера жаловалась на мужа. — Но боялась, что он потом тебя выгонит, если что».
Квартира. Кусок бетона, несколько комнат, стены, окна. И столько страстей вокруг, столько интриг и боли. Иногда Вере казалось, что лучше бы она никогда не существовала, эта квартира. Чтобы не отравляла жизнь, не становилась яблоком раздора.
Когда она поднималась по лестнице к материнской квартире, то уже знала, что скажет. Мать открыла дверь на первый же звонок — видимо, ждала у порога.
— Доченька, — она обняла Веру и тут же охнула, схватившись за поясницу. — Осторожно, я ещё не очень.
Вера оглядела мать — бледная, с кругами под глазами, но держится.
— Показывай, где болит, — сказала Вера, проходя в квартиру. — И рассказывай, как упала.
Мать поковыляла на кухню, опираясь на стул.
— Да глупо получилось, — вздохнула она. — Полезла за полотенцем на верхнюю полку, а оно как полетит вниз. Я дёрнулась, чтобы поймать, и поскользнулась. Упала на бок. Синяк огромный, вот, смотри.
Она задрала домашнее платье, демонстрируя огромный сине-фиолетовый кровоподтёк на бедре. Вера ахнула.
— Мама, это же серьёзно! Надо в травмпункт!
— Да что они там скажут? — отмахнулась мать. — Приложите холодное, мажьте мазью. Я уже всё сделала.
Вера покачала головой — упрямство матери иногда превосходило все границы.
— Хотя бы терапевта вызови, — настаивала Вера. — Пусть послушает, давление померяет. Ты же говорила — кружится голова.
Мать неохотно согласилась. Вера принялась готовить чай, попутно размышляя, как начать непростой разговор. В кухне было уютно, знакомо с детства — тот же стол с резными ножками, тот же гудящий холодильник, те же фотографии на стенах. Здесь Вера всегда чувствовала себя защищённой, даже когда взрослая жизнь давала трещину.
— Мам, нам надо поговорить, — наконец сказала Вера, разливая чай по чашкам. — О квартире. О моей.
Мать напряглась, отставила чашку.
— Что-то случилось?
— Сергей... — Вера замялась. — Он хочет, чтобы квартира была оформлена на нас. На меня и на него.
— Понятно, — мать поджала губы. — И давно он этого хочет?
— Видимо, всегда, — пожала плечами Вера. — Но сегодня он прямо настаивал. И даже угрожал.
— Угрожал? — мать выпрямилась, словно забыв о боли. — Чем же?
— Он сказал, что пойдёт в полицию, — тихо сказала Вера. — Расскажет, что ты уклоняешься от налогов. Из-за твоего шитья.
Мать рассмеялась — неожиданно и громко.
— И все? Этим он решил меня запугать? — она покачала головой. — Деточка моя, да пусть идёт хоть к президенту! Я за свою жизнь столько налогов заплатила, что мне памятник надо ставить у налоговой. А то, что я соседке Клаве штору подшила за пирожки — так это дружеская помощь.
Вера смотрела на мать с удивлением — она ожидала испуга, паники, а вместо этого видела боевой настрой.
— Но он серьёзно настроен, — сказала Вера. — Я никогда не видела его таким... решительным.
— Конечно, он решительный, — кивнула мать. — Потому что боится. Боится, что ты наконец-то поймёшь, какой он на самом деле, и выгонишь его. И останется он без тебя, без квартиры, совсем один со своими амбициями.
Вера удивлённо посмотрела на мать:
— Ты думаешь, я могу его выгнать?
— Не сейчас, — покачала головой мать. — Но когда-нибудь ты поймёшь, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на человека, который тебя не ценит. И тогда тебе понадобится эта крыша над головой. Я не для того горбатилась всю жизнь, чтобы ты осталась на улице из-за какого-то хлыща.
Вера улыбнулась — такой непримиримой она мать давно не видела.
— И что мне делать? — спросила Вера. — Он не отстанет.
Мать задумалась, потом медленно произнесла:
— Знаешь что? Пусть придёт ко мне. Лично. Поговорим с глазу на глаз. Я хочу посмотреть ему в глаза, когда он будет угрожать старушке полицией.
— Мам, это не лучшая идея...
— Самая лучшая, — отрезала мать. — Я уже семьдесят три года на этом свете живу. Повидала всяких. Мне его угрозы — как слону дробина. А вот в глаза его я давно посмотреть хотела. Что-то он всё время увиливает от наших встреч.
Вера знала, что спорить бесполезно. Когда мать что-то решала, переубедить её было невозможно. Это упрямство Вера и унаследовала — то самое, которое так раздражало Сергея.
— Хорошо, — кивнула Вера. — Я скажу ему. Но давай сначала вызовем врача.
Мать согласилась. Пока ждали врача, они пили чай и разговаривали о разных мелочах — о новом сериале, о соседской кошке, о рецепте печенья. Обычные, тёплые разговоры, которые так редко случались у Веры с мужем. Ей вдруг стало бесконечно жаль — не квартиры, не потраченных лет, а вот этих простых моментов близости, которых могло быть больше, если бы не постоянное напряжение дома.
Через три дня Сергей согласился приехать к тёще. Всю дорогу в метро он хмурился и отмалчивался, а Вера не пыталась начать разговор. Они словно оказались в разных вагонах, хотя сидели рядом.
Дверь им открыла мать — в строгом платье, с причёской и даже с лёгким макияжем, хотя обычно не красилась. Вера удивилась — мать готовилась к этой встрече, как к важному событию.
— Проходите, — сказала она сухо, пропуская их в квартиру. — Чай будете?
— Не стоит, — ответил Сергей. — Давайте сразу к делу.
— К делу? — мать усмехнулась. — Ну что ж, давайте.
Они прошли на кухню. Мать села во главе стола — прямая, подтянутая, несмотря на недавнее падение. Сергей устроился напротив, Вера — сбоку, чувствуя себя лишней на этих странных переговорах.
— Вера рассказала о вашем... предложении, — начала мать, глядя прямо на зятя. — О дарственной.
— И что вы решили? — спросил Сергей, подавшись вперёд.
— Я решила, что вы редкостный наглец, — спокойно сказала мать. — И что моя дочь заслуживает лучшего.
Сергей побледнел, потом покраснел.
— Простите?
— Вы слышали, — кивнула мать. — Двенадцать лет вы живёте в моей квартире. Бесплатно. Я ни разу не попросила с вас денег за проживание, хотя могла бы. И вместо благодарности вы приходите с угрозами?
— Я не угрожал, — начал Сергей, но мать подняла руку.
— Вы угрожали полицией. Мне, пожилой женщине, которая всю жизнь проработала на заводе. У которой есть все квитанции об уплате налогов за тридцать лет. И трудовая книжка с благодарностями. Вы действительно думаете, что меня испугают ваши глупые угрозы?
— Я просто хочу справедливости, — Сергей старался говорить спокойно, но голос подводил. — Мы с Верой семья. У нас должно быть общее имущество.
— Согласна, — неожиданно кивнула мать. — Поэтому я всё решила. Вера, солнышко, дай мне, пожалуйста, ту папку с документами — голубую, из шкафа в спальне.
Вера недоуменно посмотрела на мать, но пошла за папкой. Когда она вернулась, мать уже достала очки и выглядела как строгая учительница.
— Вот, — сказала мать, доставая из папки какие-то бумаги. — Я подготовилась к нашему разговору.
Она разложила на столе несколько документов и указала на один из них:
— Это дарственная на квартиру. Я решила переписать её. Но не на вас, Сергей.
Сергей напрягся, его глаза сузились.
— А на кого же?
— На Веру, — спокойно ответила мать. — Только на мою дочь. Документ уже заверен у нотариуса три дня назад.
Вера замерла с открытым ртом. Сергей медленно поднялся со стула, его руки сжались в кулаки.
— Вы не можете так поступить, — процедил он. — Это нечестно. Мы с Верой женаты...
— И что? — мать подняла бровь. — Брак — это не право собственности на человека или его имущество. А квартира теперь принадлежит моей дочери. Только ей.
— Мама... — пробормотала Вера. — Почему ты мне не сказала?
— Хотела сюрприз сделать, — улыбнулась мать. — К тому же, все эти годы я не торопилась с переоформлением не просто так. Наблюдала, как будут складываться ваши отношения. И знаете что, Сергей? Вы меня не впечатлили.
Сергей резко наклонился к столу, почти касаясь лицом лица пожилой женщины:
— Вы пожалеете об этом, — прошипел он. — Я найду способ оспорить эту дарственную. Я докажу, что вы были недееспособны при её подписании.
Мать рассмеялась — открыто, звонко, без тени страха:
— Попробуйте. У нотариуса есть видеозапись всей процедуры. Я специально попросила. И заключение врача о моём отменном психическом здоровье — тоже есть. Я всё предусмотрела, Сергей. Я, знаете ли, не первый день живу.
Она достала ещё один документ:
— А вот это — заявление, которое я подам в полицию, если вы не прекратите запугивать мою дочь. Здесь всё: даты, факты, свидетельские показания соседей о ваших угрозах. Видите, я тоже умею угрожать. Только в отличие от вас, я свои угрозы выполняю.
Лицо Сергея исказилось от ярости. Он выпрямился, обвёл взглядом кухню и вдруг расхохотался — громко, почти истерично:
— Вы что же, думаете, что обхитрили меня? — он покачал головой. — Ну переписали квартиру на дочь. И что дальше? Мы всё равно женаты. А значит, я имею право там жить.
— Конечно, имеете, — спокойно кивнула мать. — Пока вы женаты. Но Вера может в любой момент подать на развод. И тогда...
— Мама! — воскликнула Вера. — Хватит! Я сама разберусь.
Она повернулась к мужу:
— Сергей, давай уйдём. Нам нужно поговорить. Наедине.
Сергей смерил её презрительным взглядом:
— Поговорить? О чём? О том, как ты с мамочкой за моей спиной планировала всё это?
— Я ничего не планировала, — тихо сказала Вера. — Для меня это такая же новость, как и для тебя.
— Врёшь, — отрезал Сергей. — Всегда врала. Ну ничего, я найду способ вернуть своё.
— Своё? — мать поднялась со стула, опираясь на трость. — У вас в этой квартире никогда ничего не было своего. Кроме эгоизма.
Сергей резко развернулся и вышел из кухни. Через мгновение хлопнула входная дверь.
Вера обессиленно опустилась на стул.
— Зачем ты это сделала? — спросила она мать. — Он теперь ещё больше озлобится.
— Пусть, — пожала плечами мать. — Зато ты теперь защищена. Квартира твоя. Не моя и не его. Только твоя. Что бы ни случилось, у тебя будет крыша над головой.
Вера смотрела на документы перед собой. Столько лет этот вопрос висел между ней и Сергеем, отравлял их жизнь, их отношения. И вот теперь — решён одним росчерком пера. Но вместе с облегчением пришло и осознание: дело никогда не было в квартире. Дело было в доверии, которое давно разрушилось.
— Я не знаю, что делать, — призналась Вера. — Возвращаться домой страшно.
— Оставайся у меня, — предложила мать. — Сколько нужно. Переждём бурю.
Вера покачала головой:
— Нет. Я должна вернуться. Это моя жизнь, мои решения. И моя квартира — теперь уже по-настоящему.
Мать с гордостью посмотрела на дочь:
— Вот это моя девочка. Только будь осторожна. Сергей сейчас как раненый зверь — опасен.
— Знаю, — кивнула Вера. — Но я больше не боюсь.
И она действительно не боялась. Впервые за долгие годы почувствовала силу — не от документа на квартиру, а от осознания, что может принимать решения сама. Без оглядки, без страха.
Домой Вера вернулась поздно вечером. Сергея не было — квартира встретила её тишиной и темнотой. Она включила свет в прихожей и замерла: шкаф был распахнут, вещи мужа исчезли. На тумбочке лежала записка, всего одна фраза: «Ты ещё пожалеешь. С.»
Вера скомкала бумажку и бросила в мусорное ведро. Прошла по комнатам, проверяя, что ещё пропало. Компьютер исчез, как и часть техники. Сергей забрал всё, что считал своим. И не взял ничего из того, что они покупали вместе.
В спальне на кровати лежало её свадебное фото — разбитое, с трещиной точно между ними. Театральный жест, который почему-то не испугал, а лишь вызвал усталость. Вера собрала осколки стекла, выбросила рамку и положила фотографию в ящик стола — не из сентиментальности, а как напоминание о том, что больше никогда не позволит себя запугать.
Через неделю от Сергея пришло официальное письмо — требование о разделе имущества. Вера отнесла его адвокату, которого порекомендовала подруга.
— Тут и делить нечего, — сказала адвокат, просмотрев документы. — Квартира ваша по дарственной, он на неё права не имеет. А совместно нажитого имущества у вас, как я понимаю, немного?
— Почти ничего, — кивнула Вера. — Мы всегда жили... скромно. Сбережений нет, машины — тоже.
— Тогда не о чем беспокоиться, — улыбнулась адвокат. — Если, конечно, он не попытается оспорить саму дарственную. Но судя по тому, что вы рассказали о предусмотрительности вашей матери, шансов у него нет.
И действительно, шансов не было. Сергей попытался затеять судебную тяжбу, но быстро понял бесперспективность. Развод прошёл тихо и быстро — без скандалов, без дележа, почти формально. Сергей не пришёл на заседание, прислал представителя. А Вера стояла перед судьёй с прямой спиной и ясным взглядом — как человек, который наконец-то сбросил тяжёлый рюкзак после долгого пути.
Когда всё закончилось, Вера вышла из здания суда и глубоко вдохнула. Апрельское солнце светило ярко, ветер был свежим, а на душе — легко. Она достала телефон и набрала номер матери:
— Мам, привет. Всё, я свободна.
— И как ощущения? — спросила мать.
— Странные, — призналась Вера. — Немного грустно, немного страшно. Но в основном — хорошо. Правильно.
— Вот и славно, — голос матери был тёплым. — Приезжай на ужин? Я пирог испекла.
— Обязательно приеду, — улыбнулась Вера. — Но сначала домой — хочу переодеться. В этой официальной одежде я как будто не я.
— А ты теперь только ты, — сказала мать. — И это самое главное.
Вера шла к метро, думая о странной иронии жизни. Квартира, которая должна была стать их семейным гнездом, превратилась в поле боя. А теперь, когда битва окончена, она снова стала просто квартирой — стенами и потолком, местом, где можно жить. Без страха, без угроз, без постоянного ощущения, что ты не на своём месте.
Дома Вера первым делом распахнула окна — впустить свежий воздух. Потом сняла строгий костюм и надела любимые джинсы и свитер. Заварила чай, села на подоконник и впервые за долгое время почувствовала, что действительно дома. В своём доме. Подписанном кровью её сердца.
Конец.