Тема, требующая доверия к автору - с моей точки зрения Дмитрий Селезнёв этого доверия заслуживает: мой ровесник, представляет уважаемый мной проект, с симпатией слежу за публикациями в соцсети, поэтому очень интересно, что у него получится в полном формате.
Никаких сомнений, кто прав в идущей войне и когда она началась, у меня нет, и в этом никаких разногласий с автором нет изначально.
"...бери и заселяйся, живи. Если получится, конечно, у тебя тут жить...".
Война в прямом эфире и режиме реального времени, пьяный спящий и пьяный от войны журналист.
Девальвация мер мирной безопасности на примере ремня в машине.
"Ближе к морю рваного снежного одеяла уже не хватает, чтобы укрыть всю землю, снежный покров всё больше истлевает и испаряется, обнажая жухлую, уложенную беспорядочными волнами прошлогоднюю траву".
Вызывающий споры вопрос восстановления советских названий возвращаемых населённых пунктов.
Суматошные и не яростные победы сначала, чеченцы в Мариуполе; Бёрджесс и донецкая сеть магазинов.
"Z - буква злая".
Камни-талисманы и русские писатели, "Волшебная флейта" и донецкая мобилизация.
"Вот и я что-то типа этого пересмешника - чудо в перьях".
Обстрелы и отсутствие воды.
"Вот вам метафизическая картина для понимания: война прорвала плёнку бытия, разверзлась чёрная дыра смерти, которая всасывает души, и в любую секунду туда может затянуть любого поблизости".
Запоминающиеся иллюстрации - Шекспир с шевроном, например.
Авдеевка - удавка на шее Донецка.
Донецкий референдум и граф д'Аннунцио, советские имперцы и мелитопольский вавилон.
Оставление Херсона
"И вы будете стрелять? - Все будут стрелять".
Снова личное совпадение при прочтении, привязывающее к книгам и авторам сильнее любых филологических изысков.
"Это не я придумал, об этом писал русский философ Алексей Лосев - великий, кстати, русский человек".
Повторяющиеся сны и преображение реальности на границе войны.
"Гравитация фронта искривляет, выгибает пространство..."
Аномальная зона с царящими в ней памятниками, база "Вагнера", непредсказуемые дороги и зарисовки следов городской войны.
"Город Донецк плывёт по волнам войны, корабль штормит и хорошо потряхивает, в результате чего он осыпается по краям. Город находится в мощном силовом поле развернувшейся аномалии".
Заколдованный треугольник Макеевка - Донецк - Ясиноватая, дряхлые ветхосоветские моисеи, бесконечные обстрелы, гололёд как символ отката цивилизации.
Стихотворение (оценивать не возьмусь) и снова о "Вагнере" - открытость с журналистами, радикальность, жестокая романтика; сложные извивы политики долго не признанных республик, смерти их руководителей.
Личные впечатления автора о Пригожине и других встреченных "музыкантах".
Год в Донецке - городе археомодерна, истории, связанные с памятниками.
Пропущенный редактором баг в рассказе о серьёзно судимом друге.
"И все мы - "потерянное поколение". Все здесь "потерялись" в диалектическом разломе. Мы все застряли между миром и войной".
Пир во время войны - донецкие рестораны, бары и ночные клубы.
Много философских (порой псевдо-) изречений, игры словами, не всегда удачной, но обязательно расцвечивающей текст.
Герои "русской весны", прокси-войны и СВО, донецкое журналистское комьюнити.
"Да, мы не вояки, мы военные туристы, мы падальщики-стервятники, мы слетаемся на трупы и бедствия, мы сидим неподалёку от смерти в ресторанах, мы выпиваем, курим, снимаем и пишем репортажи, но время от времени кому-то из нас приходится встать и навсегда уйти из-за стола".
Какие-то мысли повторяются несколько раз - о символе Z, например.
Снова короткие портреты героев, здесь же заглавный очерк книги.
"Рычаг до мёртвых у правила рукопожатий здесь короткий".
Ещё стихотворение и пара чёрно-белых глянцевых комиксов.
За ними новый виток о дорогах, временном жилье и людях. Язык шевронов и репортаж с мешком на голове.
Отрезвляюще-злая осень первого года войны, "Дикороссия".
"А поздней весной на Донбассе земля зеленеет и распускаются красные, красные маки".
Финалом очень эмоционально о погибшем коллеге и друге.
"Вы спросите, когда она закончится? Никогда. Никогда эта война не закончится".
Начинать читать было сложно: последние годы щедры на поводы для печали и отчаяния; сомнений, что автор не промолчит о них, не было изначально, он и не промолчал, но книга не отпугивает.
Это не попытка капитализировать опыт, поставить флажок, наскоро слепив что-то из накопившегося материала, иначе могла выйти гораздо раньше, а вышла тогда, похоже, когда автор уже не мог не сказать.
Работа эрудированного и внимательного автора, трагедии не надуманны и не замалчиваются, но при том не нарочито эпичны, скупо описанные радости - драгоценны, моральные сомнения честны и не назойливы, - жанр добавляет доверия к словам, - последовательно день за днём складывать в долгом марафоне воспоминаний цепочку лжи и непросто и незачем.
Задачей видится - рассказать, выговориться, вспомнить, сохранить, свидетельствовать, осудить; она решена.
Недоговоренного хватает; даже максимально доброжелательно настроенный читатель найдёт что-то коробящее или раздражающее, а то и вызывающее отторжение, но, если он за наших, это не оттолкнёт.
Себя автор определил экзистенциалистом и манихеем, но есть надежда, что не навсегда.
"Господи, храни Донецк".
Сюжетная линия намечена пунктиром - истории-очерки изложены без жёсткой систематизации по периодам, но это и к лучшему, пожалуй.
Обратил внимание ещё на немалые усилия к тому, чтобы сделать именно бумажную книгу интересной - обилие оригинальных иллюстраций и комиксы.
Надо читать