В нашей крохотной двухкомнатной квартире пахло свежесваренным кофе и подгорающими гренками – я опять отвлеклась, задумавшись о чем-то своем. Мы жили втроем: я, мой муж Игорь и его мама, Тамара Павловна. Ее переезд к нам год назад, после продажи ее дачи, позиционировался как временная мера, но я уже тогда нутром чуяла, что нет ничего более постоянного, чем временное.
Тамара Павловна сидела за столом в своем любимом велюровом халате, с идеальной укладкой, будто собралась не завтракать, а выступать на сцене Большого театра. Она медленно размешивала сахар в чашке, и серебряная ложечка издавала тонкий, раздражающий звон. Игорь, уткнувшись в телефон, быстро поглощал свой завтрак. Атмосфера была натянутой, как струна. Я поставила перед свекровью тарелку с сырниками, украсив их ложечкой сметаны и листиком мяты.
Она окинула мое творение скептическим взглядом, поджала губы, но ничего не сказала. Вместо этого ее голос, как тоненькая струйка ледяной воды, пролился мне за шиворот.
— Милочка, не забудь, у тебя сегодня встреча с нотариусом в два часа. Продашь свой добрачный дом и купишь нам хорошую, просторную квартиру! – это прозвучало не как просьба, а как приказ, окончательный и не подлежащий обсуждению. Ее взгляд впился в меня, требуя немедленного подтверждения.
Я замерла с кофейником в руке. Сердце ухнуло куда-то вниз, в холодную, липкую пустоту. Мой дом… Не «добрачный дом», а мой. Бабушкин. Единственное место на земле, где я чувствовала себя по-настоящему дома. Я помнила его с самого детства: скрипучие деревянные полы, запах яблочного пирога и старых книг, огромный каштан под окном спальни. Каждое лето я проводила там, и после ухода бабушки дом стал моим якорем, моей тихой гаванью.
Игорь оторвался от телефона и виновато посмотрел на меня.
— Мил, ну мама права. Нам правда тесно. Ты же видишь. А так продадим дом, купим большую трешку, всем места хватит. Будет наше общее, семейное гнездо.
Наше общее… Купленное на мои деньги. На деньги от продажи моей памяти, моего детства. Я молчала, переводя взгляд с мужа на свекровь. Тамара Павловна продолжала, не меняя тона, словно обсуждала покупку картошки на рынке.
— И нечего тут сентименты разводить. Дом этот твой стоит пустой, только налоги за него платишь. Какая от него польза? А так будет квартира в хорошем районе, и сын мой будет жить в человеческих условиях, а не ютиться в этой конуре.
Ее слова были как пощечины. Я посмотрела на Игоря в поисках поддержки, но он лишь пожал плечами и снова уткнулся в экран. Он был не злым, нет. Он просто был… слабым. С детства привыкший, что мама всегда знает лучше. Ее слово для него было законом. Мы обсуждали эту продажу уже несколько месяцев. Вернее, не обсуждали, а они методично, день за днем, давили на меня. Сначала уговорами, потом упреками. Я держалась, как могла, но их натиск был безжалостный. В конце концов, я сдалась. Просто чтобы в доме прекратились эти бесконечные разговоры, тяжелые вздохи и многозначительные взгляды. Я согласилась. Назначила встречу с нотариусом, нашла покупателя. Мне казалось, что если я сделаю это, они наконец оставят меня в покое, и мы заживем той самой счастливой семьей, о которой я мечтала.
— Я помню, Тамара Павловна, — тихо ответила я, чувствуя, как во рту пересохло. — Я все помню.
Я отошла к окну, глядя на унылый двор-колодец. Дождь все шел. Казалось, само небо плачет по моему уходящему прошлому. Внутри нарастала глухая, тупая тревога. Что-то было не так. Какая-то фальшивая нота звучала во всей этой истории, но я не могла понять, какая именно. Я просто чувствовала ее кожей.
До встречи с нотариусом оставалось несколько часов, и я решила пройтись, проветрить голову. Игорь и его мама ушли по своим делам, кажется, в какой-то торговый центр, выбирать обои для «будущей квартиры». Их энтузиазм меня совершенно не заражал. Я брела по мокрым улицам, кутаясь в пальто. В кармане завибрировал телефон. Незнакомый номер. Я машинально ответила.
— Алло, Игорька можно? — прозвучал в трубке игривый женский голос.
— Его нет, — растерянно ответила я. — А кто его спрашивает?
— Ой, извините, — голос моментально стал сухим и деловым, — номером ошиблась.
И в трубке раздались короткие гудки. Я остановилась посреди тротуара. Игорька? Так его называла только Тамара Павловна. Но голос был молодой, звонкий, и что-то неуловимо знакомое проскользнуло в его интонациях. Я потрясла головой. Ерунда какая-то. Наверное, и правда ошиблись. У меня просто нервы ни к черту.
Но неприятный осадок остался.
Ровно в два часа я была у нотариальной конторы. Покупатель, полный мужчина лет пятидесяти по имени Аркадий, уже ждал меня. Он как-то странно нервничал, постоянно поглядывал на часы и теребил в руках папку с документами. Игорь с Тамарой Павловной тоже были здесь. Свекровь вела себя как хозяйка положения, раздавая указания и мне, и нотариусу, и даже покупателю. Игорь стоял рядом, поддакивал и широко улыбался. С ними была еще одна женщина, которую они представили как риелтора, Светлану. Симпатичная, ухоженная, лет тридцати пяти. Она держалась очень уверенно.
— Милочка, это Светлана, она поможет нам потом с подбором новой квартиры, — представил ее Игорь.
Светлана протянула мне руку. Ее ногти были покрыты ярко-красным лаком, а на запястье поблескивал тонкий золотой браслет.
— Очень приятно, — произнесла она, и ее голос показался мне до боли знакомым.
Где я могла его слышать? Мысль пронзила меня, как молния. Телефонный звонок. «Игорька можно?». Это был ее голос. Я была уверена в этом на сто процентов. Я посмотрела на Игоря, потом на нее. Они избегали встречаться взглядами, но я уловила какое-то мимолетное, почти невидимое напряжение между ними. Светлана слишком тепло улыбалась моему мужу, а он как-то суетливо поправлял воротник рубашки. Нет, я точно схожу с ума. Паранойя. Это все от стресса.
Мы зашли в кабинет. Нотариус, пожилой мужчина в очках, начал зачитывать договор. Я почти не слушала, механически кивая в нужных местах. В голове звенел голос Светланы, и я никак не могла отделаться от этого ощущения. Когда дошли до суммы, я нахмурилась. Цифра, указанная в договоре, была немного меньше той, о которой мы договаривались с покупателем. Разница была не критичной, тысяч сто, но она была.
— Простите, а почему сумма меньше? — спросила я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Тамара Павловна тут же вмешалась, махнув на меня рукой.
— Милочка, не задавай глупых вопросов. Это налоги, сборы, оформление. Ты в этом ничего не понимаешь. Главное, что все законно. Правда ведь? — она требовательно посмотрела на нотариуса.
Тот что-то неопределенно промычал, поправляя очки. Покупатель, Аркадий, заерзал на стуле.
— Да-да, конечно, все расходы, сами понимаете... — забормотал он.
Игорь взял меня за руку.
— Мил, не волнуйся. Все в порядке. Это стандартная процедура.
Его ладонь была влажной и холодной. Я посмотрела ему в глаза, но он быстро отвел взгляд. Что-то было не так. Все они – свекровь, Игорь, этот покупатель, риелтор – казались участниками какого-то спектакля, в котором мне была отведена роль молчаливой статистки. Но отступать было поздно. С тяжелым сердцем я взяла ручку и поставила свою подпись. В тот момент, когда кончик стержня коснулся бумаги, я почувствовала, как что-то внутри меня оборвалось. Все, назад дороги нет. Бабушкин дом больше не мой.
Деньги, как и договаривались, перевели на новый, специально открытый для покупки квартиры счет. После нотариуса мы зашли в банк, и Игорь с матерью все оформили. Я была слишком опустошена, чтобы вникать в детали. Вечером они оживленно обсуждали районы, планировки, спорили о том, какой этаж лучше. Я сидела на диване и молча смотрела в темный экран телевизора. Во рту стоял горький привкус предательства, но я не могла понять, кто и в чем меня предал. Может, я сама себя предала, когда позволила им это сделать.
Прошла неделя. Потом вторая. Поиски «идеальной квартиры» продолжались. Каждый день Игорь с Тамарой Павловной куда-то уезжали. Возвращались поздно, уставшие, но довольные.
— Сегодня смотрели шикарный вариант на юго-западе! Огромная кухня-гостиная! — щебетала свекровь.
— А я нашел еще один, прямо у парка! Завтра поедем смотреть! — вторил ей Игорь.
Но когда я просила показать мне фотографии или дать адреса, чтобы я могла сама посмотреть в интернете, они начинали увиливать. То телефон разрядился и фото не сохранились, то риелтор еще не прислала информацию, то они уже решили, что вариант не подходит. Это было странно. Очень странно. Они выбирали наше общее жилье, но делали это так, будто меня это совершенно не касается.
Однажды вечером они снова уехали на «просмотр». Я осталась одна. Меня душила тревога. Я ходила по квартире из угла в угол, не находя себе места. Что-то нужно было делать. Это бездействие сводило меня с ума. Я решила убраться, просто чтобы занять руки и голову. Начала с рабочего стола Игоря. Он всегда был немного неряшлив, бумаги вечно лежали в беспорядке. Разбирая очередную стопку счетов и старых квитанций, я наткнулась на тонкую синюю папку, засунутую под стопку журналов. Чисто из любопытства я открыла ее.
Внутри лежали не проспекты жилых комплексов в Москве. Там были глянцевые буклеты с фотографиями загородного поселка. Красивые двухэтажные коттеджи, ухоженные газоны, сосны. И поверх всего – несколько документов. Я вытащила их дрожащими руками. Первый – предварительный договор купли-продажи на один из этих домов. В графе «Покупатель» стояло имя: «Семенова Тамара Павловна». Сумма сделки почти копейка в копейку совпадала с той, что я получила за свой дом. Мои глаза побежали дальше. Второй документ заставил воздух застыть у меня в легких. Это был проект договора дарения. Согласно ему, Тамара Павловна Семенова дарила этот самый, только что купленный дом… своему сыну, Семенову Игорю Евгеньевичу.
Моего имени не было нигде.
Мир накренился и поплыл. Я опустилась на стул, потому что ноги перестали меня держать. Вот оно. Вот та фальшивая нота, которую я чувствовала все это время. Это был не просто фальшивый звук, это был оглушительный, чудовищный рев обмана. Они никогда не собирались покупать «нам» квартиру. Они с самого начала планировали купить дом. Для него. На мои деньги. Свекровь покупает на себя, а потом просто дарит сыну. И все. Имущество, приобретенное в браке путем дарения, не считается совместно нажитым. Я не буду иметь на этот дом никаких прав. Меня просто использовали. Выжали, как лимон, и теперь собирались выбросить.
В голове все сложилось в единую, уродливую картину. И настойчивость свекрови, и виноватый взгляд Игоря, и странный покупатель, и заниженная в договоре сумма – видимо, чтобы остаток отдать «риелтору» наличными за ее услуги. И, конечно, Светлана. Ее голос по телефону. Ее теплые улыбки Игорю. Она была не просто риелтором. Она была частью этого заговора. А может, и не только этого.
Я сидела в тишине, прижимая к груди эту проклятую папку. Боль была такой сильной, что казалось, будто меня ударили под дых. Но сквозь боль, сквозь слезы, которые начали капать на глянцевые страницы с изображением чужого счастья, прорастало что-то еще. Холодная, звенящая ярость. Они думали, что я глупая, покорная Милочка, которой можно манипулировать. Они просчитались.
Я не стала плакать и бить посуду. Я взяла телефон и нашла в интернете номер агентства недвижимости, в котором, судя по визитке в папке, работала Светлана. Я позвонила.
— Здравствуйте, я бы хотела узнать по поводу покупки дома в коттеджном поселке «Сосновый бор», — сказала я максимально спокойным голосом. — Меня интересует дом номер семнадцать по улице Лесной. Его, кажется, недавно продали.
— Одну минуту, — ответила девушка на том конце провода. После недолгой паузы она сказала: — Да, этот дом продан. Сделка как раз закрывается на днях. Его приобрела одна дама для своего сына.
— Тамара Павловна? — спросила я, и мое сердце замерло.
— Да, все верно. Очень приятная женщина, — подтвердила оператор.
Я поблагодарила и положила трубку. Вот и все. Последний гвоздь в крышку гроба моей семейной жизни. Я положила синюю папку на середину обеденного стола. И стала ждать.
Они вернулись через час. Веселые, возбужденные, с пакетом из кондитерской.
— Милочка, мы тебе твой любимый торт купили! — с порога прокричал Игорь. — Ты не представляешь, какой мы сегодня вариант смотрели! Бомба! Ты будешь в восторге!
Тамара Павловна вошла следом, снимая элегантные перчатки.
— Да, квартира просторная, светлая. Думаю, на ней и остановимся. Светлана уже готовит документы.
Они вошли в кухню и замерли. Их взгляды упали на синюю папку на столе. Улыбка медленно сползла с лица Игоря. Тамара Павловна нахмурилась, ее лицо мгновенно стало жестким и колючим.
— Что это? — спросила она ледяным тоном.
Я молчала, просто глядя на них.
— Я спрашиваю, что это такое? — повторила она, повышая голос.
Я медленно подняла на нее глаза.
— Это и есть наш идеальный вариант? — тихо спросила я. — Наша просторная квартира у парка?
Тишина в маленькой кухне стала оглушительной. Было слышно, как тикают настенные часы и как тяжело дышит Игорь. Он побледнел и облизал пересохшие губы, переводя взгляд с меня на мать.
— Мила, я… я могу все объяснить, — пролепетал он.
— Объяснить? — я горько усмехнулась. — Что ты мне можешь объяснить, Игорь? Как вы вдвоем провернули эту схему? Как ты позволил своей матери распоряжаться моими деньгами, моей жизнью? Ты хоть понимаешь, что вы сделали? Вы не просто забрали мой дом. Вы забрали мою веру в тебя. В семью. Во все.
— Не смей так разговаривать с моим сыном! — взвилась Тамара Павловна. Ее лицо исказилось от злобы. — А что такого? Ну купили бы дом! Мы бы тебя там прописали! Это для блага вашей семьи! Чтобы у Игоря было свое родовое гнездо!
— Родовое гнездо, построенное на обмане и руинах моей жизни? — мой голос зазвенел от невыплаканных слез. — Купленное на деньги от дома, который мне оставила моя бабушка!
— Я хотел тебе сказать… — снова встрял Игорь, его голос дрожал. — Потом… Сделать сюрприз… Мы бы все вместе там жили…
— Сюрприз? — я посмотрела ему прямо в глаза. Я видела в них не раскаяние, а страх. Страх быть пойманным. — Знаешь, у меня тоже есть для тебя сюрприз. Мне сегодня звонили. Искали некоего «Игорька». Голос был такой приятный, знакомый. Кажется, я его сегодня слышала у нотариуса. Светлана, да? Хороший у вас риелтор. И, видимо, не только риелтор.
Лицо Игоря стало белым, как полотно. Он отшатнулся, как от удара. Тамара Павловна открыла рот, но не нашла, что сказать. В этот момент она поняла, что я знаю все. Не только про дом. Про все.
Это был конец.
В ту же ночь я собрала свои вещи. Это было нетрудно – их было не так уж много в этой квартире, которая так и не стала мне домом. Игорь пытался меня остановить, хватал за руки, что-то говорил про ошибку, про то, что он любит меня. Тамара Павловна кричала мне в спину проклятия, называя меня неблагодарной и меркантильной. Я не слушала. Я просто шла к двери. Взяв сумку, я в последний раз обернулась и посмотрела на них – двух совершенно чужих мне людей, стоявших посреди своей мелкой, жалкой лжи.
Я ушла к подруге. Первые несколько дней я просто лежала, глядя в потолок, и не могла даже плакать. Апатия была всепоглощающей. Моя подруга Лена, юрист по профессии, видя мое состояние, взяла дело в свои руки. Она забрала у меня копии всех документов, которые я успела сфотографировать на телефон перед уходом, включая содержимое той синей папки.
Через несколько дней она пришла ко мне с горящими глазами.
— Милка, у меня для тебя новости, — сказала она. — Я пробила твою сделку. И знаешь что? Нотариус, который якобы ее удостоверял, в день подписания договора был на конференции в другом городе. Физически не мог быть в своем офисе.
Я села на кровати.
— Как это?
— А вот так. Скорее всего, сделку проводил его помощник или какой-то подставной человек по поддельным документам. Твои покупатели и риелтор, похоже, те еще мошенники. А это значит… что сделку можно признать недействительной.
У меня перехватило дыхание. Надежда, тоненькая, как паутинка, забрезжила где-то впереди. Это был шанс. Шанс не просто наказать их, а вернуть себе свое. Вернуть свой дом.
Начался долгий и изнурительный процесс. Суды, экспертизы, показания. Игорь с матерью наняли адвоката и пытались доказать, что я все выдумываю от обиды. Светлана и тот самый покупатель Аркадий просто исчезли, их телефоны были недоступны. Но правда была на моей стороне. Подделка документов была доказана. Всплыли и другие похожие эпизоды с участием этой группы. Оказалось, они проворачивали такие схемы не в первый раз.
Я не буду описывать все детали этих месяцев, полных нервов, стресса и бессонных ночей. Скажу лишь одно: я победила. Суд признал сделку купли-продажи моего дома ничтожной. Все вернулось на круги своя. Я подала на развод, и нас развели быстро, делить нам было нечего. Игорь и его мать так и не смогли купить тот дом в «Сосновом бору», их сделка сорвалась. Где они сейчас и что с ними, я не знаю. И знать не хочу.
Сегодня я сижу на веранде своего дома. Того самого. Бабушкиного. В воздухе пахнет влажной землей после дождя и цветущими пионами, которые она посадила много лет назад. Скрипят старые половицы, и под окном шелестит листьями огромный каштан. Я прошла через ад, но вышла из него другим человеком. Сильнее. Мудрее. Я потеряла мужа, но обрела себя. Иногда по вечерам, когда сумерки опускаются на сад, мне кажется, что я все еще чувствую запах бабушкиного яблочного пирога. И я понимаю, что я дома. По-настоящему дома. Я заплатила за это знание высокую цену, но теперь я точно знаю, что ни одна «просторная квартира» и ни одно «семейное гнездо» не стоят того, чтобы предать себя.