ЗДЕСЬ - ВВОДНАЯ ГЛАВА НОВОГО МИНИ-ЦИКЛА
Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
Итак, любезнейший читатель, - ноябрем мы оставили нашего юного неофита-провинциала Филиппа и его родных в самом восторженном состоянии: он не идёт более - как предполагалось - на военную службу (и слава Богу, а ещё более - счастливому случаю!), а по знакомству поступает в статскую - в Московский архив Иностранной коллегии...
- В мрачном сентябре, предстал я в мрачной храмине пред мрачного старца, всегда сердитого и озабоченного. Он позвал какого-то худощавого, безобразного человека, с отвислою, распухшею нижней губою в нарывах, и указал ему на меня. Тот меня усадил в той же комнате против самого брюзги-начальника и зачем-то ушел. Прежде нежели он воротился, сделался я, как новичок, предметом любопытного, но непродолжительного внимания моих новых товарищей. Скоро притащил безобразный человек тетрадь чистой бумаги и огромный пук полуистлевших столбцов, наполненных мертвыми для меня буквами, в чистых обертках с номерами и надписями о их содержании, и велел надписи сии переписывать в тетрадь. Работа нетрудная, но всякий день это делать и видеть то что я увидел, мне показалось тяжело...
Ну ещё бы... Особенно памятуя о совсем недавних приготовленьях юного провинциала к службе в развеселой кавалерии! Ботфорты, кони, ментики, доломаны, кутежи, лихие друзья - прощайте навеки! А нам с вами, любезнейший читатель, пришла пора поближе познакомиться с первой значительной фигурою из обширного списка удивительных персонажей сего цикла. Это - тот самый "мрачный старец, всегда сердитый и озабоченный". Николай Николаевич Бантыш-Каменский
- ... Наш начальник имел несчастье лишиться слуха от побоев разъяренной черни, когда она, во время чумы, вломившись в комнаты родного дяди его, Московского архиепископа Амвросия Зертыс-Каменского, убила мудрого своего пастыря. Из уважения к памяти сего мученика, приложил он русское фамильное его имя к своему молдавскому прозванию. Дед его, Константин Бантыш, при Петре Великом, прибыл в Россию в свите князя Кантемира, а отец вступил в службу и женился на его матери, священнической дочери Каменской, сестре убитого архиерея. Итак, он был глух. Люди одержимые сим недугом бывают обыкновенно подозрительны, в каждом движении губ видят они предательство. Вот почему Николай Николаевич, управлявший архивом, не любил, чтобы при нём разговаривали: прилежание к делу, которого было так мало, служило ему предлогом требовать всеобщего молчания. Сейчас мы видели, как исполнялись, в этом случае, его приказания....
Случай свел нашего Вигеля с человеком весьма примечательным! Службу свою в Архиве Бантыш-Каменский начал сразу после достижения 25-летнего возраста по особому указу Императрицы Екатерины Алексеевны от 1762 года: он был замечен государыней после работы над переводом труда столь чтимого ею Вольтера об истории Петра Великого. Недавний студент московского университета был зачислен в Архив актуарисом - должность, в ведение которой входило хранение актов, протоколов, по сути - регистратор. Описываемый Вигелем случай с "побоями разъяренной черни" - московский чумной бунт 1771 года, подавленный генерал-поручиком Еропкиным и Григорием Орловым: во время бунта погибли около 100 человек, включая зверски растерзанного толпою того самого родственника Бантыш-Каменского - архиепископа Амвросия.
Отвергая самую возможность предлагаемых ему повышений - из опасения, что придется расстаться со своим обожаемым детищем, Бантыш-Каменский в течение долгих 52 лет день за днем посвящал себя Архиву. Все знали - за помощью в написании трудов по истории надобно обращаться именно к нему! К моменту появления на службе Вигеля Николай Николаевич был уж произведен в действительные статские советники (IV класс, уже практически чиновная элита в имперской иерархии), но при полном равнодушии к делам мирским, а уж тем паче - к светским, для него значение имело лишь одно - в 1800-м году именно он был назначен управляющим свою вотчиной - московским архивом Коллегии иностранных дел. Спустя 4 месяца под его начало поступает наш Филипп Филиппович...
- Г. Каменский, который вырос при дяде и воспитан в Славяно-греко-латинской академии, еще с молода, физическим недостатком и склонностью к кабинетной жизни, был удален от общественной. Лицо примечательное, которое решительно не принадлежало ни к одному из двух состояний: это был старый семинарист, белый монах, светский архиерей. Со всеми преосвященными вел он обширную и частую переписку и был советником и поверенным во всех их делах; он умственно жил в духовном мире сем, и, так сказать, был цепью его с грешным нашим светом. После того ничего нет удивительного в грубом его с нами обращении: как архимандрит, он в ветреных мальчиках видел только послушников, коих надлежит держать под искусом. Одни робкие его страшились, другие бесились на него, а иные, благоразумнейшие, оставались весьма равнодушны и очень искусно, почти в глаза, ему смеялись. Впрочем, бояться было нечего: далее ругательств и брани тиранство его не простиралось; но для щекотливых самолюбий такое наказание, кажется, довольно жестокое. Я принадлежал ко всем трем разрядам, а как лишение одного из пяти чувств заменяется у людей изощрением другого, и зрение у него было рысье, то в глазах моих читал он попеременно и страх, и досаду, и насмешку и от того терпеть меня не мог. Я был как обреченная жертва постоянно дурного расположения его духа, ибо сидел прямо против него и был беспрестанно под молнией его взглядов, которая из-под тучи бровей сверкала мне как меч Дамоклеса. Спросят, что могло так часто приводить его в гнев? Да так: если перестанешь писать, заглядишься в сторону, сделаешь ошибку, или встанешь с места, чтоб идти куда-нибудь...
Понятно, что юноше Вигелю нет никакого дела до сидящего напротив него грозного полуглухого старика, равно как и тому - до личности сего неофита в мрачном царстве Архива - мире, весьма далеком от микрокосма отрока, коему ещё даже не исполнилось 14 (да-да!!!) Чтобы наша сегодняшняя глава, основным героем которой - так уж вышло - стал Н.Н.Бантыш-Каменский, приобрела вид абсолютной завершённости, полагаю, разумно будет заключить её рассказом о подвиге ученого: получив в августе 1812-го сведения о необходимости эвакуации Архива, он в трое суток сумел организовать упаковку самых ценных материалов и вывоз их из Москвы сперва во Владимир, а после - в Нижний Новгород. Обоз состоял из... 305 сундуков. Наверняка, общий фонд Архива составлял много больше, но время и возможности ограничивали операцию по спасению бесценных артефактов до крайности. По возвращении старый археограф нашел и дом свой в Москве, и усадьбу в Подмосковье полностью уничтоженными; жил он отныне во флигеле своего детища у Покровки. Не стало Бантыш-Каменского ровно через год после того - в январе 1814-го.
С его фамилией связано ещё кое-что, касательно одного из сыновей его... Но мы, пожалуй, нынче не станем опускаться до такого уровня, даже зная другое "кое-что" - о Вигеле. У нас тут "не про это"! Мы непременно продолжим уже январем наступающего года, а пока предлагаю полюбоваться видом допожарной Москвы от Лубянки на Владимирские ворота кисти замечательного Ф.Я.Алексеева.
"Что припрячешь - потеряешь, что отдашь - вернётся снова" - написал когда-то Шота Руставели. Поставь же лайк, добрый читатель! Тебе это совсем нетрудно, к тому же - абсолютно бесплатно, а автору будет - поверьте - очень приятно, и наверняка тебе воздастся за этот порыв кармической "ответкой", и кто знает - какой она будет...
С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
Основной регулярный контент канала - в иллюстрированном гиде "РУССКiЙ РЕЗОНЕРЪ" LIVE