Вся родня Дмитрия хихикала за моей спиной, а муж не только не заступался, но порой и сам присоединялся к их насмешкам — и в тот момент я поняла, что настало время показать им всем, кто я на самом деле.
— Ну что, Машенька, опять весь день кисточками размахивала? — ехидно спросила свекровь Валентина Ивановна, входя в нашу квартиру без стука, как обычно. — А ужин кто готовить будет?
Я вытерла руки о фартук, испачканный масляными красками, и посмотрела на часы. Половина седьмого вечера. Дима должен был вернуться с работы, а за ним, как всегда, подтянулась вся его шумная семейка — мать, сестра Ольга с мужем, брат Сергей со своей женой.
— Добрый вечер, Валентина Ивановна.
— Добрый, не добрый... — она прошла в гостиную, села в любимое кресло, с которого было удобно обозревать всю квартиру. — Дмитрий на работе горбатится, деньги зарабатывает, а ты тут красками балуешься.
За три года брака я привыкла к таким нападкам, но каждый раз они ранили не меньше первого. В квартире пахло скипидаром и льняным маслом — запахами моей мастерской, которую я обустроила в бывшей кладовке. Маленькое пространство, куда едва помещался мольберт и стеллаж с красками, но это было моё личное убежище.
Дима появился в дверях — усталый, в мятом костюме, с портфелем в руке. Увидев мать, улыбнулся натянуто.
— Мам, привет. Опять без предупреждения пришла?
— А что мне, разрешения спрашивать, чтобы сына навестить? — Валентина Ивановна встала, чмокнула его в щёку. — Тем более, надо же проследить, чем твоя жена целый день занимается.
— Маша работает, мам.
— Работает! — фыркнула свекровь. — Картинки рисует. Это не работа, а баловство.
В прихожей зазвучали голоса — пришла остальная родня. Ольга с мужем Игорем, Сергей с женой Аней. Квартира сразу наполнилась шумом, смехом, звуками раздевания и переобувания.
— Машка, привет! — Ольга обняла меня, пахнула духами и сигаретами. — Ну что, сегодня Малевича рисовала или Пикассо?
Все засмеялись. Привычная шутка, которую я выслушивала каждые выходные. Сергей взъерошил мне волосы, словно я была маленьким ребёнком.
— А наша художница что, мировую славу ещё не завоевала?
— Может, в Лувр уже приглашают? — подхватил Игорь.
Дима молчал, развешивая пальто в шкафу. За три года он ни разу не заступился за меня, не объяснил родственникам, что живопись — это серьёзно. Проще было смеяться вместе со всеми.
— Ладно, девочки, — сказала Аня, единственная, кто относился ко мне с пониманием, — давайте на кухню. Машка наверняка что-то вкусненькое приготовила.
Но ничего вкусненького я не готовила. Весь день провела в мастерской, работая над большим полотном — заказом, о котором семья мужа не догадывалась. Холодильник зиял пустотой, если не считать йогурта и вчерашних макарон.
— А что на ужин? — спросила Валентина Ивановна, заглянув в кастрюли.
— Я... увлеклась работой. Не успела приготовить.
— Вот видите! — торжествующе произнесла свекровь. — Муж целый день пашет, а жена даже борща сварить не может. Всё время с красками возится.
— Мам, да ладно, — устало сказал Дима. — Закажем пиццу.
— Пиццу! На мои-то деньги! — Валентина Ивановна всплеснула руками. — Дима, когда ты уже поговоришь с женой по-серьёзному? Она должна понимать свои обязанности.
Я стояла у окна кухни, смотрела во двор, где между домами гулял ветер, кружа жёлтые листья. Октябрь был дождливым, небо серым, но мне хотелось именно таких дней для работы. Серый свет лучше всего подходил для портретной живописи.
— Машенька, — Ольга подошла ко мне, положила руку на плечо, — а ты не думала найти нормальную работу? Ну, в офисе, как все нормальные люди?
— У меня есть работа.
— Какая работа? Ты же никому свои картины не продаёшь.
— Откуда ты знаешь?
— А кто их купит? — вмешался Сергей. — Сейчас все фотографируют, кому живопись нужна?
— Только в музеях висит, — добавил Игорь. — А современных художников кто знает?
Дима открыл пиво, сел за стол рядом с родственниками. Я видела, как он избегает моего взгляда, как старается не вмешиваться в разговор. Ему было неловко за меня, за моё «хобби», которое не приносило видимого дохода.
— А вот Анечка молодец, — продолжала Валентина Ивановна, кивая на жену Сергея. — И дом ведёт, и на работу ходит. Зарплату приносит. Не то что некоторые.
Аня покраснела, попросила сменить тему. Единственная из всей семьи, кто не участвовал в травле, но заступиться тоже не решалась.
Я вышла из кухни, прошла в мастерскую. Маленькое помещение без окна, освещаемое профессиональными лампами, пахло знакомыми запахами творчества. На мольберте стоял почти законченный портрет — работа, которую я выполняла уже третий месяц.
Заказчик требовал идеального сходства, тончайшей проработки деталей, особой техники наложения красок. Работа сложная, кропотливая, требующая полной концентрации. Но оплачивалась она так, что семья мужа просто не поверила бы в названную сумму.
Я провела рукой по холсту, проверяя, высохли ли последние мазки. Портрет пожилого мужчины в дорогом костюме, с проницательными глазами и едва заметной улыбкой. Заказчик — владелец крупной галереи — нашёл меня через интернет, посмотрел мои работы и предложил контракт, который изменил всю мою жизнь.
Из кухни доносился смех и разговоры родственников. Они обсуждали планы на отпуск, новые машины, ремонт в квартирах. Дима рассказывал о повышении на работе, Ольга хвасталась успехами в салоне красоты. Обычные семейные разговоры, из которых я была исключена.
За три года я привыкла к роли неудачницы, которая не может найти себе применение в жизни. Даже сама иногда начинала в это верить. Но полгода назад всё изменилось.
Первый заказ пришёл случайно — через социальные сети. Молодая мама хотела портрет дочки маслом, как в старых дворянских семьях. Заплатила пятьдесят тысяч рублей. Потом были другие заказы — семейные портреты, портреты домашних животных, копии классических произведений.
Каждую неделю на мой счёт поступали деньги, о которых никто в семье не знал. Я не врала мужу — просто не рассказывала. Он не интересовался моим творчеством, считал его бесполезным времяпрепровождением.
Текущий заказ был самым дорогим — триста тысяч рублей за портрет. Галерист заказал его для частной коллекции, просил соблюдать полную конфиденциальность. Работа почти завершена, оставались последние штрихи.
— Маш, иди к нам! — позвала Ольга. — Обсуждаем, куда на Новый год поедем.
Я закрыла дверь мастерской на ключ, вернулась на кухню. Родственники уже выпили, настроение стало более развязным. Валентина Ивановна критиковала моё платье, Сергей рассказывал анекдоты, Игорь спорил с Димой о футболе.
— А наша художница будет с нами отдыхать или дома красками заниматься? — подмигнул мне Игорь.
— Зачем ей отдых? — рассмеялась Ольга. — Она и так целый день отдыхает.
— Картинки рисовать — не работа, — добавила свекровь. — Вот я в молодости на заводе трудилась. По двенадцать часов у станка стояла.
— Времена другие, мам, — тихо сказал Дима.
— Времена! А лень та же. Сидит дома, ничего не делает, мужа не кормит.
Аня попыталась переключить внимание на другую тему, но Валентина Ивановна была в ударе. Алкоголь развязал ей язык окончательно.
— А знаете, что мне соседка сказала? Что Машенька каждый день посылки получает. Разные. То краски, то кисти, то ещё что-то. На какие деньги покупает, интересно?
Я напряглась. Материалы для работы действительно заказывала регулярно — профессиональные краски, холсты, кисти стоили дорого, но качество того требовало.
— Может, в долг берёшь? — с подозрением спросила Ольга.
— На карту Димы списывается, — добавил Сергей. — Муж содержит хобби жены.
Дима посмотрел на меня вопросительно. Он действительно не знал, откуда у меня деньги на материалы, но предпочитал не спрашивать. Проще было считать, что жена тратит немного из семейного бюджета.
— Я плачу сама, — тихо сказала я.
— Откуда у тебя деньги? — прямо спросила Валентина Ивановна.
— Зарабатываю.
— Где зарабатываешь? Кто за картинки платит?
Все смотрели на меня с любопытством и недоверием. В воздухе повисло напряжение — ждали объяснений, которых я не собиралась давать.
— Продаю работы через интернет.
— Сколько продала? — не отставала свекровь. — Тысячу? Две?
Я молчала, наливая себе воды. Сердце билось быстрее обычного — неприятно было находиться в центре внимания, отвечать на агрессивные вопросы.
— Да что с неё возьмёшь, — махнул рукой Игорь. — Художники все немного того... оторванные от реальности.
— Главное, чтобы семью не разоряла, — проворчала Валентина Ивановна.
Разговор перешёл на другие темы, но осадок остался. Я чувствовала подозрительные взгляды, слышала многозначительные паузы. Родня мужа явно что-то подозревала, но не могла понять, что именно.
Около одиннадцати гости начали расходиться. Валентина Ивановна напоследне обняла сына, не забыв шепнуть что-то ему на ухо. Дима кивнул, проводил всех до лифта.
Я мыла посуду, когда он вернулся. Стоял в дверях кухни, смотрел на меня усталыми глазами.
— Машь, мама права в одном — нужно что-то менять.
— Что менять?
— Твоё отношение к семье. К быту. Я понимаю, что тебе нравится рисовать, но это не должно быть главным в жизни.
Я поставила тарелку в сушилку, вытерла руки полотенцем. За три года подобных разговоров накопилось множество. Каждый раз обещала больше внимания уделять дому, меньше времени проводить в мастерской.
— Я стараюсь всё успевать.
— Не успеваешь. Мама приходит, а дома бардак, ужина нет. Неловко перед родственниками.
— А перед женой неловко не бывает?
Дима удивленно посмотрел на меня. Обычно я не спорила, принимала критику молча.
— При чём здесь ты?
— При том, что твоя семья меня унижает, а ты молчишь.
— Да не унижает никто! Просто говорят, что думают.
— А думают они плохо.
Дима прошёл в спальню, начал переодеваться в домашнее. Разговор был окончен — по его мнению. Но у меня появилось странное ощущение, что завтра всё в нашей жизни изменится.
Потому что утром я должна была сдать портрет заказчику и получить за него триста тысяч рублей. А ещё у меня в телефоне лежало сообщение с предложением о персональной выставке в той самой галерее, владельца которой я рисовала.