— Ира, я тебя умоляю, не смотри на неё. Просто дыши. Представь, что её здесь нет. Есть только мы и судья.
Ирина сидела на жёсткой деревянной скамье в гулком коридоре суда и пыталась следовать совету Ольги. Но это было невозможно. Взгляд сам собой находил в толпе фигуру Светланы Аркадьевны. Свекровь не сидела, она стояла, окружённая какими-то дальними родственниками, и вещала. Громко, уверенно, с жестикуляцией хозяйки положения. Рядом с ней переминался с ноги на ногу Стас, одетый в безупречный костюм, с выражением скучающего превосходства на холёном лице.
— Они ведут себя так, будто уже выиграли, — прошептала Ирина, сжимая в холодных пальцах папку с документами. — Оля, мне страшно.
— Страх — это нормально, — так же тихо ответила подруга-юрист, поправляя очки. — Но запомни: самый тёмный час — перед рассветом. Мы правы, закон на нашей стороне. Все документы в порядке. Мы докажем твой вклад, и справедливость восторжествует.
Но когда их пригласили в зал заседаний, вера в справедливость начала таять с каждой минутой. Судья, Тамара Борисовна, женщина с тяжёлым подбородком и усталым, безразличным взглядом, казалось, слушала Ольгу вполуха. Она лениво перелистывала документы, предоставленные Ириной, и её губы кривились в едва заметной усмешке.
Зато, когда слово взял адвокат Стаса, холёный мужчина с вкрадчивым голосом, судья заметно оживилась. Она кивала, делала пометки и даже позволила себе пару «уточняющих» вопросов, которые на деле лишь помогали стороне ответчика выстроить свою позицию.
— Ваша честь, — вещал адвокат, — мой доверитель, Станислав Игоревич Воронов, безусловно, благодарен бывшей супруге за поддержку в студенческие годы. Однако средства от продажи её добрачной квартиры были, по сути, подарком молодой семье. Никаких соглашений о том, что это её личный, отдельный вклад, не составлялось. Ирина Петровна на протяжении всех лет брака вела хозяйство, в то время как мой подзащитный один обеспечивал семью, создавая тот капитал, который она теперь пытается присвоить.
Ольга вскочила.
— Протестую, Ваша честь! Это манипуляция! Документы о продаже квартиры и внесении средств на счёт в тот же день ясно доказывают происхождение денег!
Судья медленно подняла на неё глаза.
— Сядьте, защитник. И не кричите. Ваша «ясность» пока ничем не подкреплена. Договор дарения был? Не был. Брачный контракт был? Не был. Муж и жена — одна семья, и все доходы, как и подарки, считаются общими. Разбираться будем дальше. Заседание откладывается.
Это был разгром. Холодный, унизительный разгром. Они вышли из зала суда, и Ирина увидела торжествующую ухмылку на лице Светланы Аркадьевны. Свекровь подошла к ней вплотную.
— Ну что, учительница? — прошипела она так, чтобы слышала только Ирина. — Думала, самая умная? Думала, оттяпаешь у моего сына всё, что он потом и кровью заработал? Я тебе не позволю. Тамара Борисовна — моя старая знакомая. Очень порядочная женщина. Она в мишуре разбираться не будет, она суть видит. А суть в том, что ты — никто, и звать тебя никак. Готовься съезжать.
Ирина смотрела на неё, и у неё не было сил даже на гнев. Только пустота. Все её доказательства, все бумаги, вся её правда — всё это было растоптано и выброшено, как ненужный хлам, из-за одного «знакомства».
Они с Ольгой молча дошли до машины. Уже в салоне Ирина не выдержала.
— Всё, Оль. Это конец. Я не смогу против них бороться. У них связи, деньги... А у меня что? Старые квитанции и ты.
— Ира, послушай меня! — Ольга схватила её за плечи. — Именно этого они и добиваются! Они хотят тебя сломать! Чтобы ты опустила руки и отдала им всё! Ты не имеешь права сдаваться! Слышишь? Не ради квартиры, чёрт с ней! Ради себя! Ради той девочки, которая верила в справедливость! Ты должна бороться! Мы подадим апелляцию, мы будем жаловаться на судью! Мы поднимем такой шум, что их «знакомства» им в горле костью встанут!
Ирина слушала её, и слёзы текли по щекам. Она хотела верить, но сил почти не осталось.
Следующие несколько дней прошли в апатии. Ирина ходила на работу, механически вела уроки, а вечерами сидела в опустевшей квартире, которая скоро перестанет быть её. Мысль о том, что придётся съезжать, искать съёмное жильё, начинать всё с нуля в сорок лет, была невыносимой.
Однажды, после уроков, она зашла в небольшое кафе у школы, чтобы выпить кофе и немного прийти в себя. Она сидела у окна, бездумно глядя на спешащих по своим делам прохожих, когда рядом с её столиком остановился высокий, седовласый мужчина в дорогом пальто. На вид ему было около шестидесяти, его лицо показалось Ирине смутно знакомым.
— Ирина Петровна? — его голос был низким и спокойным. — Могу я присесть?
Она растерянно кивнула. Мужчина сел напротив.
— Мы не знакомы. Меня зовут Виктор Павлович Громов.
Фамилия ничего ей не сказала. Он, видя её недоумение, добавил:
— Я отец Алины.
Мир качнулся. Ирина вцепилась в край стола, ожидая чего угодно — угроз, обвинений. Но мужчина смотрел на неё спокойно, без тени агрессии.
— Не пугайтесь, я пришёл не ссориться, — сказал он. — Я пришёл поговорить. Я знаю о вашей ситуации. О суде.
— Откуда? — только и смогла вымолвить Ирина.
— У меня свои источники, — он чуть улыбнулся. — Ирина Петровна, я бизнесмен. И главный актив в моём деле, знаете какой? Не деньги. Репутация. Она зарабатывается десятилетиями, а рушится в один миг. Я строил свою репутацию, свою семью, своё имя всю жизнь. И я не позволю какому-то мелкому карьеристу и его алчной мамаше впутать имя моей дочери в свои грязные игры.
Ирина слушала, ничего не понимая.
— Моя дочь, — продолжил Громов, и в его голосе проскользнула горечь, — совершила ошибку. Глупую, непростительную ошибку, поддавшись на ухаживания вашего мужа. Она молода, она думала, это любовь. Но я вижу людей насквозь. Ваш Станислав — не мужчина. Он — функция, калькулятор. Он увидел в Алине не женщину, а трамплин. Дочь крупного бизнесмена — это пропуск в другой мир, не так ли? Он и его мать всё рассчитали.
Он помолчал, давая Ирине осмыслить сказанное.
— Я не оправдываю Алину. Она будет наказана. Я уже отправил её на стажировку в наш филиал в Новосибирске. На два года. Будет время подумать о жизни. Но я здесь из-за другого. Этот скандал, этот развод… Если имя моей дочери всплывёт в суде, газетчики с радостью растащат эту историю. «Дочь миллионера Громова увела мужа у простой учительницы». Мне это не нужно. Моим партнёрам это не нужно. Поэтому я хочу предложить вам сделку.
Ирина напряглась.
— Какую сделку?
— Я помогу вам выиграть это дело. У меня есть юристы, которые съели собаку на таких процессах. У меня есть возможности, которые заставят вашу «знакомую» судью забыть о своей дружбе с вашей свекровью. Я предоставлю вам информацию об активах вашего мужа, о которых вы даже не подозреваете. Он не так прост, как кажется. Он готовился к этому разводу давно, выводя деньги на подставные счета. Мы докажем это. Вы получите не просто свою долю. Вы получите всё, что вам причитается по закону, и даже больше — в качестве компенсации.
Ирина смотрела на него, не веря своим ушам. Это казалось каким-то сюрреалистическим сном.
— Но… почему? Зачем вам это?
— Я уже сказал. Репутация. И есть одно условие. Имя моей дочери, Алины Громовой, больше нигде и никогда не должно прозвучать в связи с этим делом. Ни в суде, ни в прессе, нигде. Вы боретесь с мужем-мошенником и его матерью. История про любовницу должна исчезнуть. Согласны?
Это был выбор. Выбор между жаждой мести, желанием втоптать в грязь не только Стаса, но и его молодую пассию, и возможностью получить реальную справедливость. Ирина на мгновение представила лицо Алины, её холодное безразличие. Хотелось уколоть, сделать больно. Но потом она посмотрела на этого сильного, уверенного мужчину, который, защищая свою семью, был готов помочь ей, совершенно чужому человеку. И она поняла. Месть — это удел слабых. Сильные борются за себя.
— Я согласна, — твёрдо сказала она.
Новый адвокат, Лев Абрамович, которого предоставил Громов, был полной противоположностью Ольге. Пожилой, с пронзительным взглядом умных глаз, он не утешал и не подбадривал. Он задавал жёсткие, точные вопросы и изучал документы с дотошностью хирурга.
— Так, — сказал он после двух часов изучения дела. — Судья Тамара Борисовна допустила ряд грубейших процессуальных нарушений. Мы подадим ходатайство о её отводе. И приложим кое-какие интересные документы о её недавнем приобретении загородного дома, стоимость которого явно не соответствует её официальным доходам. Думаю, она поймёт намёк и не будет возражать.
Ирина ахнула. Она поняла, чьих рук это дело.
Следующее заседание было похоже на хорошо поставленный спектакль. Новый судья, строгий мужчина в летах, вёл процесс безукоризненно. Адвокат Стаса пытался гнуть свою старую линию, но Лев Абрамович одним движением разбил все его доводы. Он предоставил суду выписки с офшорных счетов на имя Станислава, документы о покупке им криптовалюты на крупные суммы с совместных счетов, аудиозапись разговора (Ирина не знала, откуда она взялась), где Стас хвастался другу, как он «грамотно подготовился к разводу, чтобы оставить училку с носом».
Зал затих. Стас стал белее мела. Светлана Аркадьевна, кажется, перестала дышать. Их адвокат беспомощно листал свои бумаги, понимая, что игра проиграна.
На финальное заседание Ирина пришла не одна. Её пришёл поддержать отец, Пётр Степанович. Старый инженер, всю жизнь проработавший на заводе, он тяжело переживал развод дочери. Он сидел в зале, прямой и строгий, и не сводил с Ирины глаз.
Когда судья зачитывал решение — признать вклад Ирины Петровны в покупку квартиры существенным, выделить ей в собственность две трети квартиры, а также взыскать со Станислава Игоревича половину всех доказанных скрытых активов в качестве её доли совместно нажитого имущества, — Ирина почувствовала, как по щеке катится слеза.
После заседания отец подождал её в коридоре. Он подошёл, обнял её крепко, как в детстве.
— Я горжусь тобой, дочка, — сказал он тихо, и его голос дрогнул. — Я ведь помог тебе тогда деньгами на твою квартиру. Думал, что они пойдут на семейное гнездо. А видишь, как вышло… они пошли на то, чтобы ты свою свободу и достоинство отвоевала. И это, наверное, даже важнее. Ты не сломалась. Ты молодец.
Ирина прижалась к его колючему пальто и разрыдалась. Это были слёзы облегчения, благодарности и тихой радости. Она победила.
Стас и его мать вышли из зала последними. Увидев Ирину с отцом, Светлана Аркадьевна злобно прошипела:
— Ничего, на чужом горе счастья не построишь! Подавишься ты этими деньгами!
Ирина даже не удостоила её ответом. Она просто взяла отца под руку и пошла к выходу, на залитую солнцем улицу. Впервые за много месяцев она дышала полной грудью.
Прошло полгода. Ирина сделала в квартире ремонт, выкинув всё, что напоминало о прошлой жизни. Она сменила тёмную мебель на светлую, повесила яркие шторы. Квартира наполнилась светом и воздухом. Она много работала, готовила учеников к олимпиадам по географии, и один из её мальчишек занял первое место по городу. Это была маленькая, но очень важная победа.
Однажды вечером позвонила Ольга.
— Ирка, сидишь? Сядь! У меня для тебя новость — вишенка на торте.
— Что такое? — улыбнулась Ирина.
— Помнишь твоего бывшего? Так вот, его уволили. С треском. Оказывается, кто-то (уж не знаю, кто этот добрый человек) слил в их службу безопасности всю информацию о его офшорах и махинациях. Провели проверку, нашли кучу нарушений. Уволили по статье «утрата доверия». Это клеймо. В банковской сфере ему теперь ловить нечего. Говорят, пытался устроиться в какую-то мелкую контору кредитным специалистом — не взяли.
Ирина молчала. Она ожидала почувствовать злорадство, удовлетворение. Но на душе было на удивление спокойно. Это была уже не её история. Это была чужая жизнь, которая катилась под откос где-то далеко, не затрагивая её.
— А что… что с ним сейчас? — спросила она скорее из вежливости.
— А что с ним? Вернулся к мамочке. Живёт с ней в её двушке. Алина его, естественно, бросила в тот же день, как запахло жареным. Так что твой «топ-менеджер» теперь безработный маменькин сынок. Карма, Ир. Она существует.
Положив трубку, Ирина подошла к окну. Внизу, в свете фонарей, кипела вечерняя жизнь. Она посмотрела на свои руки. Обычные руки учительницы, часто в мелу. Этими руками она когда-то создавала уют для человека, который её предал. А теперь этими же руками она строила свою новую жизнь. И получалось у неё, кажется, совсем неплохо.
Впереди было много неизведанного. Новые маршруты, новые параллели и меридианы её собственной судьбы. И она больше не боялась заблудиться. Ведь теперь у неё был самый надёжный компас — вера в себя.