Маша, моя жена, всегда вставала раньше, чтобы приготовить завтрак. Она порхала по нашей небольшой, но уютной кухне, залитой утренним солнцем, и её светлые волосы ловили золотистые блики. В такие моменты мне казалось, что я самый счастливый человек на свете. Мы были вместе пять лет, и каждый день я влюблялся в неё заново.
— Доброе утро, соня! — пропела она, ставя передо мной тарелку с омлетом. — У меня сегодня вечером встреча с девочками с работы, небольшой корпоратив. Отпустишь?
Я улыбнулся.
— Куда ж я денусь. Только не засиживайся допоздна.
— Не переживай, — она чмокнула меня в щеку. — Я позвоню, когда нужно будет забрать. Наверное, часов в десять, не позже.
Она рассказала, что они собираются в новом модном ресторане в центре, который только открылся. Её глаза блестели от предвкушения. Я был рад за неё. Она много работала, и ей нужен был отдых. Весь день я занимался своими делами, работал из дома, периодически поглядывая на часы. Около девяти вечера я начал собираться, чтобы выехать за ней. На душе было спокойно и легко. Я представлял, как она выйдет из ресторана, немного уставшая, но довольная, и будет всю дорогу рассказывать, как прошел вечер.
На прикроватной тумбочке в нашей спальне стояла небольшая деревянная шкатулка. Я открыл её. Внутри, на бархатной подушечке, лежали мои единственные по-настоящему ценные вещи: пара запонок и часы. Не просто часы, а часы моего деда. Старенькая, потёртая «Победа» с трещинкой на стекле и гравировкой на задней крышке: «Сыну в день совершеннолетия». Дед подарил их моему отцу, а отец — мне. Я надевал их только по самым важным случаям. Для меня это была не вещь, а память, связь поколений. Простое прикосновение к холодному металлу наполняло меня силой. Сегодня не такой день, просто захотелось посмотреть, — подумал я и аккуратно закрыл крышку.
Телефон звякнул ровно в десять. Сообщение от Маши: «Солнце, мы тут ещё посидим часик, не выезжай пока». Ничего страшного. Я включил фильм, чтобы скоротать время. Прошел час, потом ещё полчаса. Я начал немного нервничать. Позвонил ей — абонент был недоступен. Странно. В центре города обычно хорошая связь. Я набрал ещё раз. И ещё. Тишина.
Наконец, ближе к полуночи, она сама позвонила. Голос был каким-то сдавленным и уставшим.
— Прости, зай, телефон сел. Можешь забирать. Адрес тот же.
Когда я подъехал, она уже ждала на улице, кутаясь в пальто. В машине она была молчалива, чего с ней почти никогда не бывало.
— Как посидели? — спросил я, стараясь звучать бодро.
— Нормально, — коротко ответила она, глядя в окно. — Устала просто.
Я не стал её расспрашивать. Решил, что она и правда вымоталась. Но какое-то неприятное, липкое чувство зародилось внутри. Что-то было не так. Это было не похоже на мою весёлую, болтливую Машу. В ту ночь я долго не мог уснуть, прислушиваясь к её ровному дыханию. Мне казалось, что даже во сне она была напряжена. Я списал всё на усталость и сложный рабочий день. Как же я ошибался. Это была не усталость. Это было начало конца нашей истории. Начало большого обмана, о котором я тогда и помыслить не мог.
Следующие несколько недель были странными. Внешне всё оставалось по-прежнему: утренний кофе, совместные ужины, разговоры ни о чём. Но воздух в нашей квартире стал другим. Он будто загустел, стал тяжёлым, пропитанным недомолвками. Маша стала рассеянной. Она часто вздрагивала от звонков, уходила разговаривать в другую комнату или на балкон, чего раньше никогда не делала. На мои вопросы она отмахивалась, ссылаясь на проблемы на работе и стресс.
А потом начали пропадать вещи.
Сначала я не заметил. Ну, подумаешь, куда-то запропастилась моя любимая серебряная ручка, которую мне подарили коллеги. Наверное, на работе оставил. Потом исчезла пара моих дорогих запонок. Тех самых, из шкатулки.
— Маш, ты не видела мои запонки? Которые с чёрным камнем? — спросил я как-то утром, собираясь на важную встречу.
Она пожала плечами, не отрываясь от телефона.
— Нет, не видела. Может, за комод упали? Посмотри там.
Я перерыл всё. Их нигде не было. Странно. Я точно помню, что клал их в шкатулку. Я открыл её снова. Часы деда были на месте. Слава богу. Но подушечка, где лежали запонки, была пуста. Я почувствовал укол тревоги, но тут же себя одёрнул. Ну что за глупости? Наверное, сам куда-то переложил и забыл.
Через неделю пропала её золотая цепочка. Не очень дорогая, но памятная — её подарок от родителей. Я думал, она расстроится, будет искать. Но её реакция была до странности спокойной.
— Ой, да ладно. Наверное, в спортзале в душевой оставила. Невелика потеря.
Невелика потеря? Она же так дорожила ей!
Мои подозрения, которые я так старательно гнал от себя, начали оформляться в стройную, пугающую теорию. Я стал наблюдать. Замечать мелочи. Как она прячет глаза, когда я спрашиваю, где она была. Как быстро сворачивает диалог, когда речь заходит о деньгах. Как-то раз к нам зашёл её младший брат, Слава. Он всегда был немного... скользким. Вечно в каких-то «проектах», вечно без денег. Они с Машей закрылись на кухне и долго о чём-то шептались. Когда я вошёл, они резко замолчали. На лице Славы я заметил самодовольную ухмылку, а Маша выглядела виноватой.
Последней каплей стал случай с деньгами. У нас была общая «заначка» на отпуск — небольшая сумма, которую мы хранили дома в конверте. Я решил добавить туда немного и обнаружил, D_9то конверт почти пуст. Там не хватало около тридцати тысяч.
Вечером я решил поговорить.
— Маш, у нас из конверта пропала большая часть денег. Ты не брала?
Она вздрогнула, но быстро взяла себя в руки.
— Ах, да! Прости, забыла сказать. Мне срочно нужно было отдать долг подруге. Я верну на днях.
Она назвала имя своей лучшей подруги, Ольги. Но вот незадача — я точно знал, что Ольга уже две недели как отдыхает с семьёй за границей. Я видел её фотографии в соцсетях буквально вчера. В этот момент пазл в моей голове сложился. Ложь. Сплошная, наглая ложь. Она врала мне в лицо, даже не пытаясь придумать что-то правдоподобное.
Во мне боролись два чувства. Любовь, которая отчаянно хотела верить, что всему есть простое объяснение. И холодный, пробирающий до костей страх, что меня предаёт самый близкий человек. Я не мог больше жить в этом тумане. Мне нужна была правда. Какой бы горькой она ни была.
На следующий день я заказал в интернете маленькую, почти незаметную камеру. Чувствовал себя последним негодяем. Устанавливать слежку за собственной женой... До чего я докатился? — сверлила мысль. Но я гнал её прочь. Это был единственный способ узнать правду и сохранить остатки рассудка. Я установил камеру на книжной полке, направив объектив прямо на комод, где стояла та самая шкатулка. Моё сердце сжималось от дурного предчувствия. Я чувствовал, что скоро узнаю что-то, что изменит мою жизнь навсегда. Я боялся этого момента, но ждал его с каким-то мазохистским нетерпением. Я просто хотел, чтобы эта мучительная неопределённость закончилась.
Я ждал три дня. Ничего не происходило. Я уже начал думать, что я параноик, что накрутил себя. Может, и правда у неё просто сложный период, а я устроил тут шпионские игры. В четверг Маша сказала, что ей нужно съездить к родителям, помочь на даче. Вернётся поздно. Я кивнул, а сам, как только за ней закрылась дверь, бросился к ноутбуку. Сердце колотилось где-то в горле. Я открыл запись.
Два часа ничего. Маша собирается, красится, уходит. В квартире пусто. И вдруг… Дверь открывается, и в квартиру входит… Маша. А за ней её брат, Слава.
Но она же сказала, что поехала на дачу…
Они не разговаривали. Маша быстрым шагом прошла в спальню. Слава следовал за ней. Она подошла к комоду. Её руки дрожали. Она на секунду замерла, оглянулась на дверь, будто я мог войти в любую минуту. Слава нетерпеливо толкнул её в плечо.
— Давай быстрее, — прошипел он так тихо, что я едва разобрал.
Маша открыла ящик комода. Достала шкатулку. Мою шкатулку.
В этот момент я перестал дышать.
Она открыла крышку. Её пальцы потянулись к часам. К часам моего деда. Она взяла их. Секунду она смотрела на них, и мне показалось, что на её лице промелькнуло сожаление.
— Может, не надо? — прошептала она. — Это для него очень важно.
— Важно? — злобно усмехнулся Слава. — А мне сейчас проблемы решать не важно? Он новые купит, ещё лучше. А эти как раз покроют то, что нужно. Давай, не раскисай.
Он практически вырвал часы из её рук, сунул их в карман. Маша аккуратно закрыла пустую шкатулку и поставила её на место. Они так же молча вышли из квартиры.
Я сидел и смотрел в тёмный экран ноутбука. В ушах стоял гул. Мир рухнул. Дело было не в деньгах, не в вещах. Дело было в ней. В том, как она методично, хладнокровно, день за днём обманывала меня. Как она смотрела мне в глаза, улыбалась, обнимала, а потом шла и забирала то, что было мне дорого, что было частью моей души. И отдавала своему никчёмному брату.
Я выключил ноутбук. Внутри была звенящая пустота. Боль была настолько сильной, что я её почти не чувствовал, словно это происходило не со мной, а с кем-то другим в кино. Я встал и подошёл к телевизору. Подключил к нему флешку с записью. И стал ждать.
Она вернулась около десяти вечера. Уставшая, но с улыбкой. Привезла от мамы пирожки.
— Привет, любимый! Я так соскучилась! А я тебе вкусного привезла.
Она подошла, чтобы обнять меня, но я сделал шаг назад.
Она удивлённо посмотрела на меня.
— Что-то случилось?
Я молчал. Я просто смотрел на неё, и вся моя пятилетняя любовь рассыпалась в прах.
— Маш, где мои запонки? Где твоя цепочка? Куда делись деньги из конверта?
Она побледнела. Начала лепетать знакомые оправдания.
— Я же говорила, я отдам… Запонки, наверное, нашлись…
— Хватит, — мой голос был тихим, но твёрдым, как сталь. — Я задам последний вопрос. Где часы моего деда?
Её лицо исказилось. Это был страх. Животный, неприкрытый страх.
— Они… они на месте… я…
— Нет, — сказал я. — Их там нет. Я знаю.
Я взял пульт и нажал на «Play». На большом экране появилась наша спальня. Вот входит она. А вот — Слава. Маша замерла, глядя на экран, как кролик на удава. Она смотрела, как её экранная копия подходит к комоду, достаёт шкатулку. Когда она взяла в руки часы, Маша всхлипнула и закрыла лицо руками. Звук на записи был чистым. Я специально сделал его погромче. Её шёпот: «Может, не надо?». И злобный ответ Славы: «Он новые купит».
Видео закончилось. В комнате повисла оглушительная тишина, прерываемая только её судорожными всхлипами. Я дал этой тишине продлиться. А потом произнёс слова, которые крутились у меня на языке весь вечер.
— Так вы, значит, целый месяц меня обкрадывали?! Что ж, камера все зафиксировала, и у меня на руках неопровержимые доказательства.
Она рухнула на колени прямо посреди комнаты. Слёзы, мольбы о прощении, сбивчивый рассказ о том, что Слава влез в какую-то ужасную историю, затеял «проект», который провалился, и теперь ему угрожают серьёзные люди. Она клялась, что хотела всё вернуть, что делала это только ради спасения брата.
Я слушал её, но не слышал. Внутри всё выгорело. Доверие — хрупкая вещь. Его не склеить, если оно разбито вдребезги.
— Собирай вещи, — сказал я холодно. — Свои. И его. Всё, что вы унесли, должно быть здесь завтра утром. Включая часы.
— Но как? Они уже…
— Это ваши проблемы, — отрезал я. — Иначе это видео увидят не только мы с тобой.
Она плакала, собирая сумку. Через час приехал Слава, которого она вызвала. Он попытался начать разговор с наезда, но одного моего взгляда и кивка на телевизор хватило, чтобы он сдулся. Он что-то мямлил про «вошёл бы в положение», «сестра просила». Я просто молча смотрел на него, пока он не заткнулся.
Пока Маша металась по квартире, я зачем-то открыл ящик её стола. Просто машинально. И наткнулся на пачку бумаг. Это были банковские выписки с нашего общего накопительного счёта, который мы договорились не трогать. Последние три месяца оттуда регулярно снимались крупные суммы. Гораздо большие, чем стоимость всех украденных вещей. Оказывается, воровство было не только физическим. Оно было системным. Она опустошала наше будущее, которое мы строили вместе. Это был второй удар, и он был ещё больнее.
Я положил выписки на стол перед ней.
— А это тоже Славе на «проект»?
Она уже не плакала. Просто смотрела в пол с мёртвым лицом. В эту секунду я понял, что всё кончено. Окончательно и бесповоротно.
На следующий день они вернули всё. Часы лежали в шкатулке, но я не мог к ним прикоснуться. Они казались чужими, осквернёнными. История про «серьёзных людей» оказалась очередной ложью — Слава просто спустил все деньги на красивую жизнь, пытаясь пустить пыль в глаза какой-то девице. Маша знала об этом, но покрывала его, воруя у меня.
После её ухода в квартире стало тихо. Слишком тихо. Первую неделю я ходил как во сне. Каждый угол напоминал о ней, о нашей прошлой жизни, которая оказалась фальшивкой. Я выбросил все её вещи, сменил постельное бельё, сделал перестановку. Я пытался стереть её запах, её присутствие. По ночам я иногда просыпался от кошмаров, в которых снова и снова видел её дрожащие руки, тянущиеся к шкатулке. Но со временем боль стала утихать, превращаясь в холодный шрам на сердце. Я понял, что она украла у меня не вещи и не деньги. Она украла пять лет моей жизни, моё доверие к миру, мою веру в любовь. Но вместе с болью пришло и странное облегчение. Ложь закончилась. Я больше не жил в иллюзии. Моя жизнь стала проще, честнее. Пускай и в одиночестве. Часы деда я убрал в сейф. Может быть, когда-нибудь я смогу снова взять их в руки, не чувствуя горечи предательства. А пока пусть лежат. Как напоминание о том, что самое ценное, что у нас есть, нельзя купить или украсть. Но можно потерять в один миг.