Пыль висела в воздухе, подхваченная последним лучом заходящего солнца, пробивавшегося сквозь щель в шторах. Неподвижная, тяжёлая, она медленно оседала на мебель, на пол, на душу. Сергей сидел за кухонным столом и наблюдал за этим бесшумным кружением, слушая, как шипит кофеварка — единственный звук в квартире, ставшей вдруг чужой и слишком просторной. Пахло горьким кофе, остывшим пеплом и тишиной. Тишиной такой густой, что в ушах от неё стоял высокий, нервирующий звон.
Так не бывает. Человек не может за несколько часов превратиться в другого. Но это случилось. Он смотрел на свои костяшки — содранные, распухшие, и не чувствовал ни боли, ни торжества. Только пустоту, холодную и липкую, как желейная масса, заполнившая всё внутри.
Это началось не сегодня. Месяцами. Он ловил отголоски, как слепой — звуки. Новый смех Ани — слишком звонкий, слишком часто адресованный не ему. Слово «работа» в её устах стало звучать как оправдание и одновременно как ширма, за которой творилось что-то важное и ему недоступное.
Подписаться на мой ТЕЛЕГРАМ канал
Однажды, за ужином, она сказала:
— Знаешь, а наш новый механик, Андрей, оказался заядлым рыбаком. Как и ты.
Сергей ковырял вилкой в картошке.
— Ну и что?
— Да так, разговорились. Он на Телецком озере каждое лето бывает. Говорит, местные знают такие места...
— А тебе прям интересно какую он рыбу ловит? — в его голосе прозвучала ядовитая нотка, которую он сам ненавидел.
Аня поморщилась,будто почувствовала неприятный запах.
— Ну а что, Сергей. Можно и поговорить. Или тебе я должна молчать целый день?
Он отступил.Тогда отступил.
Она стала другой. Медленно, но неотвратимо. Покупка нового белья превратилась в ритуал.
— Посмотри, какое милое? — она вертелась перед зеркалом, демонстрируя комплект из чёрных кружев.
— Красиво, почаще бы ты со мной ложилась в этом — кивнул он, чувствуя себя кошельком на ножках.
— Это чтобы чувствовать себя женщиной, а не замужней клушей, — сказала она, и в её словах прозвучал лёгкий укор ему, будто это он превратил ее в «клушу».
Потом пошли наряды. Юбки, обтягивающие бедра, блузки с глубоким вырезом. Новые духи с тяжелым, дурманящим запахом, который он ненавидел с первого вдоха.
Как-то раз, собираясь на корпоратив, она надела то самое красное платье. Оно сидело на ней идеально, подчеркивая каждую линию.
— Ты чего такая... боевая? — не удержался он.
Она обернулась,и в её глазах мелькнуло что-то быстрое, скользкое — вызов.
— Что, слишком? Может, мне платок на голову надеть и валенки? Чтобы твою ревность не будоражить?
— При чём тут ревность? Просто раньше ты так не одевалась.
— Раньше! — фыркнула она. — Может, мне наконец-то перестать быть серой мышкой? Или тебе удобнее, когда я сижу дома в застиранном халате?
Он снова отступил. Снова промолчал. А она ушла, оставив за собой шлейф того самого, чужого запаха.
Тот день, сегодняшний, начался как обычно. Ссора из-за мелочи.
— Ты забыл вынести мусор, — встретила она его с порода.
— Сейчас вынесу.
— «Сейчас»! У тебя всегда «сейчас»! А я на работу бегу, а тут ведро переполненное!
— Аня, хватит! — он повысил голос. — Я не мальчик на побегушках!
— А я тебе не уборщица! — парировала она и, резко повернувшись, хлопнула дверью.
Его смена сорвалась из-за поломки на линии. Всех отпустили пораньше. Он пошёл в магазин, купил эти дурацкие пирожные с заварным кремом, которые она обожала. Идиот. Полный идиот.
Подходя к дому, он увидел у подъезда припаркованную серую иномарку. Чужую. И почему-то холодок пробежал по спине. На площадке он услышал смех. Её смех. Тот самый, новый, истерично-радостный. И низкий, мужской хохот. Из-за его двери.
Ключ в замке поворачивался туго, с непривычки. Первое, что он увидел — её красное платье, смятое на полу в прихожей, рядом с чужими грубыми ботинками. Второе — в спальне. Два тела на их постели. Его жена. И тот самый рыбак, Андрей.
Мир не замедлился. Он рванул с чудовищной скоростью. Визг. Мычание. Его собственный горловой рёв, вырвавшийся из глубины, из какого-то дикого, пещерного места.
Он даже не помнил, как оказался рядом с кроватью. Первый удар кулаком пришелся в мясистое, удивленно распахнувшееся лицо. Хряск. Крики Ани: «Сережа, остановись! Боже!» Он не видел ничего, кроме этого красного от крови и ярости пятна. Тащил его с кровати за волосы, бил кулаком в живот, в пах. Тот, ошалевший, пытался прикрыться, мычал что-то невнятное.
Потом он обернулся на неё. Она сидела на кровати, закутавшись в простыню, глаза — огромные от ужаса.
— Вон, — его голос был хриплым, не его.
— Серёжа... Дай одеться... Прошу...
— ВОН! — он рванул простыню, схватил её за руку, потащил с кровати. Она споткнулась, упала на колени, цеплялась за него. Он отшвырнул её руку, распахнул входную дверь и вытолкал на лестничную площадку. Захлопнул. Щелкнул замком.
Истеричный стук.
— Серёжа! Я замерзну! Верни вещи! Открой! Люди же ходят!
Он не слышал.Он шагнул в спальню. Мужик, придерживая окровавленный нос, пытался натянуть штаны.
— Вали отсюда. Пока целый, — просипел Сергей. Тот,не говоря ни слова, шмыгая кровью, побрел к выходу. Сергей шёл за ним, держа дистанцию.
Захлопнув дверь, он подошёл к шкафу. Стал выкидывать её вещи. Платья, кофты, эти чертовы блузки. Кипами, охапками. Бросал на пол. Потом собрал всё это и понёс на балкон. На улице уже моросил дождь.
Он швырял её вещи вниз, одну за другой. Шёлковый халат упал в лужу. Кружевное белье повисло на кусте сирени. Туфли падали с глухим стуком. Внизу, у подъезда, стояла она — в одних трусах, прикрывая грудь руками. Рядом топтался её ухажер, зажимая нос платком. Соседки наблюдали из окон.
Он захлопнул балконную дверь. Вернулся на кухню. Налил кофе. Горький, как полынь.
Через полчаса раздался звонок в дверь. Он посмотрел в глазок. Она. Закутанная в грязное пальто, вероятно. Лицо заплаканное, размазанное.
— Сергей! Открой! Поговорим! Я всё объясню!
Он молчал, прислонившись лбом к холодной стали двери.
— Ну пожалуйста! Это была ошибка! Один раз!
— Уходи, Аня, — тихо сказал он.
— Нет! Ты сволочь! Ты меня на улице оставил! — её голос сорвался на визг.
Он отошёл от двери. Стук и крики продолжались ещё минут десять, потом стихли. Он подошёл к окну. Внизу она, сгорбившись, собирала свои остальные вещи с земли, с кустов, складывая их в мокрую, грязную кучу. Он стоял и смотрел, пока она не ушла, волоча за собой пакет с своим прошлым.
Прошла неделя. Молчания. Он не отвечал на её звонки, удалял СМС, не вникая в смысл. Встретил в подъезде соседку, Марию Ивановну.
— Серёж, ты уж прости, что вмешиваюсь... — начала она виновато. — Девушка-то твоя... Она ту квартиру снимает, на Заречной. В том доме, что с краю. Говорят, там тараканов полно... И с мужиком тем самым, с рыжим, она больше не видится. Он, гад, оказывается, женатый, трое детей у него. Сразу к семье назад рванул.
Сергей молча кивнул.
Ещё через день раздался звонок. Незнакомый номер.
— Алло, — буркнул он.
— Сергей? Это Андрей. — Голос был спокойным, даже наглым. Сергей сжал трубку так,что кости затрещали.
— Ты зачем?
— Да так. Просто поговорить. Чтобы ты знал. Она, твоя Анечка, звонила мне. Рыдала, умоляла уйти к ней, сказать жене... — он усмехнулся в трубку. — Я ей сказал — извини, детка, но у меня семья. Дети. И слава богу, что ты от меня не беременна. Представляешь, какие бы проблемы были?
Сергей медленно выдохнул. Он представил. Представил её одну, в чужой квартире с тараканами, слышащую эти циничные, удобные слова. И впервые за всё это время к горлу подкатил не ком ярости, а что-то другое. Какой-то стыд за неё.
— Больше не звони сюда, мне эта информация не интересна. Жаль только, что твоя жена простила тебя — тихо сказал Сергей и положил трубку.
Он вышел на балкон. Ночь была ясной и холодной. Он наступил ногой на прилипший к плитке клочок кружева — всё, что осталось от её вещей. Он поднял его, посмотрел на грязную паутинку ткани, потом швырнул её через перила в темноту.
Внизу ничего не было слышно. Только где-то далеко гудел город, чужой и равнодушный. Он вернулся в квартиру, в тишину, которая наконец-то стала принадлежать только ему.
Подписывайтесь на мой ТЕЛЕГРАМ канал⬇️