Вика вскипятила чайник и, пока тонкий ручеёк пара упрямо рвался из носика, она, почти одержимо, протирала стол. Хотя он, что уж там, и без того блестел, хоть шаром кати. Всё утро она прибиралась, как будто бежала от чего-то, неслась по квартире наперегонки с собственным беспокойством. Она успела вымыть окна, что-то там натёрла на полу до зеркального блеска, и даже занавески, кажется, стали чуть белее. Подумать только…
Сегодня вечером должна была приехать мама. Они не виделись, страшно сказать, почти год. Вика так истосковалась по ней, так ждала этой встречи, что сердце от одной только мысли, что мама скоро обнимет её, начинало колотиться, как пойманная птица.
Всё должно было быть идеально. Понимаете, просто безупречно. И главное, чтобы Пётр был в хорошем расположении духа. Чтобы не было этих его вечных недовольных вздохов, этих «гостевых» глаз, когда он делал вид, будто его присутствие — это какое-то великое, неимоверное одолжение для всех вокруг.
Она хотела попросить его встретить маму на вокзале. Таксист-то, конечно, довезёт, но ведь это же совсем, ну вот совсем другое дело. Родной человек должен встречать. С цветами, с улыбкой, с радостным объятием. Ведь это же так… по-человечески, что ли.
Цветов, правда, Вика не купила. Думала, что Пётр по пути с работы захватит букет. Это была одна из тех маленьких, но очень важных надежд, которые она бережно, как хрустальную вазу, лелеяла в душе.
И вот, когда чайник на кухне засвистел на высокой ноте, она решилась. Зашла в гостиную, где Пётр уже, как обычно, уютно устроился в своём любимом кресле, готовясь к вечернему футболу.
— Петенька, — начала она тихо, как можно ласковее, стараясь не спугнуть его хорошее настроение, — я тут подумала… Может, ты встретишь мою маму на вокзале? Она приедет на последней электричке.
Она не сразу увидела его лицо, лишь услышала, как он тяжело вздохнул, будто ему в очередной раз надоело решать её проблемы. Этот вздох был таким знакомым, таким до боли привычным, что у неё тут же похолодело внутри.
— Ну, Вика, — он наконец поднял голову, — ты что, не видишь? Через полчаса матч. Я уже настроился.
Она попыталась улыбнуться, но уголки губ предательски дрогнули. Ну, конечно, футбол! Как она могла забыть про футбол?
— Ну, матч же потом, а мама… Она же так давно не была у нас. Подумай только, целый год.
Он отложил пульт, посмотрел на неё с какой-то снисходительной досадой. Его взгляд словно говорил: «Ну вот опять ты со своими проблемами, со своими приездами…»
И тут он произнёс ту самую фразу, которая словно ледяной водой окатила её с головы до ног.
— Твоя мама сама доберется до вокзала, я футбол хочу посмотреть, - сказал Петр Вике.
Всё. Словно что-то оборвалось внутри. Она чувствовала себя маленькой, глупой девочкой, которая всё ещё верит в сказки, где мужья встречают жён с цветами, а родные люди – это не обуза, а радость.
Её губы дрогнули, но она заставила себя проглотить обиду. Да, конечно. Почему она вообще ждала другого? Зачем каждый раз надеялась, что он изменится, что он, наконец, поймёт?
Она молча повернулась и вышла из комнаты. Взяла свой старенький, видавший виды телефон, чтобы вызвать такси. Пока набирала номер, руки немного подрагивали, а в груди нарастало какое-то странное, ноющее чувство.
Нет, не такси. Нужно самой. Мама будет ждать. Нельзя подводить её, нельзя показывать, как ей одиноко в этом городе, где она, по сути, осталась одна.
Вика взглянула на себя в зеркало в прихожей. В этом отражении она увидела не себя, а какую-то чужую женщину, с потухшим взглядом и морщинками у глаз, которых, кажется, раньше не было.
Понятно, что её уставшая внешность — это, конечно, последствия работы в больнице. Она старалась убедить себя в этом, но знала, что на самом деле её опустошали не бессонные ночи у постелей больных, а безразличие самого близкого человека.
Она любила его. Всегда любила. А помните, каким он был в молодости? Весёлым, заботливым, всегда готовым сорваться с места по первому её зову.
Один раз, когда она сломала ногу, он буквально не отходил от неё. Носил на руках, кормил с ложечки.
Она тогда была самой счастливой женщиной на свете. Думала, что так будет всегда. Но…
Но жизнь, как оказалось, умеет вносить свои коррективы. Медленно, незаметно. Сначала он стал уставать после работы. Потом у него появилось хобби. Потом это хобби превратилось в священное, неприкосновенное время, которое никто не смел нарушать.
И она, чтобы не ругаться, чтобы не портить отношения, чтобы в доме был мир, уступала. Шаг за шагом, понемногу. Сначала ей казалось, что это мелочи, а потом… потом она обнаружила, что все эти мелочи складываются в одну большую, непроходимую стену между ними.
Она вздохнула, надела плащ. Телефон зазвонил. Это была мама.
— Викуля, родная, я уже подъезжаю. Выходишь? — её голос звучал так радостно, так нежно, что Вика едва сдержала слёзы.
— Да, мамочка, выхожу, — ответила она, стараясь, чтобы её голос звучал бодро. — Только-только обуваюсь.
Она быстро натянула ботинки, взяла сумку и вышла из квартиры, осторожно прикрыв за собой дверь, чтобы не шуметь.
Пусть он там, в своей гостиной, смотрит свой футбол. Она справится и сама. Всегда справлялась. И сейчас справится.
На улице уже было темно, и моросил мелкий, осенний дождь. Холодный ветер пробирал до самых костей, но Вика не чувствовала его. Внутри неё кипела какая-то странная смесь обиды, гнева и... жалости.
Жалости не к себе, а к Петру. К тому, что он упустил, к тому, что он потерял. Упустил то, что, по идее, должно было быть самым главным в жизни.
Мама, её родная мама, приезжает, а он даже не хочет оторваться от телевизора.
Она шла по улице, стараясь идти быстрее, но ноги её были тяжёлыми, будто свинцовыми. Каждое движение давалось с трудом.
Она вспомнила, как в детстве мама всегда встречала её со школы. Как бы ни была занята, всегда находила время. А когда Вика однажды потеряла деньги на обед, мама пришла прямо в школу и принесла ей самый вкусный бутерброд.
Как же так? Почему она не может объяснить это Петру? Почему он не понимает, что есть вещи, которые важнее хобби, важнее всего на свете?
Она остановилась на светофоре. Красный свет горел так долго, что ей казалось, что она никогда не сможет перейти дорогу.
Вдруг её взгляд упал на витрину цветочного магазина. Там, на яркой подсветке, стояли букеты. Пышные, разноцветные. И она вдруг поняла, что букет так и не был куплен. Он даже не подумал об этом.
Он знал, что она любит цветы. Что мама любит. Он просто не посчитал нужным.
Она зашла в магазин. Купила маленький, скромный, но очень милый букет из хризантем. Продавец улыбнулась ей.
— Для мамы? — спросила она.
Вика кивнула.
— Она самая лучшая, — добавила продавец. — Берегите её.
Вика улыбнулась, и на глаза навернулись слёзы. Как будто продавец знала её историю. Как будто она понимала всё без слов.
Она вышла из магазина и уже не чувствовала холода. Сжимала в руках букет. Этот букет словно давал ей силы. Силы идти дальше. Силы бороться. Или... или просто принять.
Она снова ускорила шаг. До вокзала оставалось совсем немного. Она чувствовала, что мама вот-вот появится. И это ожидание пересиливало все обиды.
Поезд уже подходил к платформе. Вика видела, как из вагонов выходят люди. Усталые, сонные, но в то же время такие радостные. Ведь их ждали.
Она быстро нашла маму в толпе. Она была такой маленькой, такой хрупкой. С каким-то огромным чемоданом, который, кажется, был больше неё самой.
Вика побежала к ней, бросилась в её объятия.
— Мамочка! — прошептала она, прижимаясь к родному плечу.
Мама обняла её в ответ. Обняла крепко-крепко. А потом вдруг, отстранившись, с тревогой вгляделась ей в лицо.
— Викуля, что случилось? Ты такая бледная. Что-то не так?
Вика покачала головой, стараясь улыбнуться, чтобы успокоить её.
— Нет, мам, всё хорошо. Просто устала после работы.
Она не стала говорить ей правду. Не хотела, чтобы мама расстраивалась. Ведь она приехала, чтобы отдохнуть, а не слушать жалобы.
Она забрала у мамы чемодан. Он оказался таким тяжёлым. Не просто тяжёлым, а, кажется, неподъёмным. Словно в нём была не просто одежда, а вся тяжесть её жизни.
Но она справилась. Она потащила его, и в этот момент она почувствовала себя ещё более сильной, чем когда-либо. Она не сдастся. Она будет бороться. За свою семью, за своё счастье.
И вот они шли по вокзалу, рука об руку, с букетом хризантем в её руке и тяжёлым чемоданом в другой.
Они шли к такси, а Вика чувствовала, что они уже не просто два человека, а одна команда. И это чувство было таким сильным, что все обиды и разочарования отступили на второй план.
Пока что.Они шли к такси, а Вика чувствовала, что они уже не просто два человека, а одна команда. И это чувство было таким сильным, что все обиды и разочарования отступили на второй план.
Пока что.
Дом встретил их тишиной, которая казалась слишком громкой. Запах еды, которой она так старательно наполняла квартиру, давно выветрился, и его место занял обычный, привычный воздух, который не пах ничем, кроме, пожалуй, равнодушия.
— Петя уже спит? — тихо спросила мама, осторожно ставя свой огромный чемодан на пол.
Вика только вздохнула.
— Нет, мам. Он смотрит футбол.
Любовь Ивановна кивнула. Она ничего не ответила, лишь внимательно посмотрела на Вику. И в этом взгляде было столько понимания, что Вика едва сдержалась, чтобы не разрыдаться прямо здесь, в прихожей, от одной только этой простой, но такой важной, почти исцеляющей человеческой реакции.
Они прошли в комнату. Пётр, как и ожидалось, сидел в кресле, не отрывая взгляда от экрана. На большом плазменном телевизоре мелькали фигуры в ярких майках, а из колонок доносился гул стадиона.
— Привет, мам, — бросил он, даже не повернув головы.
— Привет, Петенька, — ответила мама. — Не помешаю?
— Да нет, смотри, — небрежно махнул он рукой, не отрываясь от экрана.
Вика почувствовала, как внутри неё снова поднимается эта волна обиды, но быстро заглушила её. Сейчас не время и не место.
— Нам на травках только спать, — сказала она с улыбкой, стараясь разрядить обстановку. — Ты устала?
— Немного, — ответила Вика, нарезая хлеб. — Ничего, мам, это мелочи.
— А что, Петя правда не смог? — осторожно спросила Любовь Ивановна, выкладывая варенье в вазочку. — Я думала, он всё-таки встретит тебя, Викуль.
Вика замерла.
— Ну, он очень устал, мам. День был тяжёлый, — соврала она. — Ему ведь на работе…
— Он же не работал сегодня, — мягко поправила Любовь Ивановна. — Ты же сама говорила.
Слова застряли в горле. Вика опустила голову, глядя на тарелки.
— Да, — тихо сказала она. — Ты права. Просто футбол смотрел.
Мама снова ничего не ответила. Просто налила им чай, пододвинула варенье.
— Он всегда таким был? — наконец спросила она, и в её голосе не было осуждения, только тихая, почти безмолвная печаль.
— Нет, — быстро ответила Вика, будто защищая его. — Ты же помнишь, какой он был раньше. Заботливый… внимательный.
— Помню, — ответила мама. — Но люди ведь меняются, Викуля. И не всегда в лучшую сторону.
— Знаешь, — тихо заговорила Любовь Ивановна, — у меня ведь тоже так было. В молодости. Своим отцом.
Вика удивлённо подняла глаза. Отец? Её отец, всегда такой спокойный и рассудительный?
— Он тоже… увлекался. Рыбалкой. Это было его всё. Порой я чувствовала себя так, будто живу не с мужем, а с соседом по коммуналке.
Вика слушала, раскрыв рот. Она никогда не знала эту сторону их отношений.
— Я всё время пыталась ему угодить, подстроиться. Думала, что если буду самой лучшей женой, самой терпеливой, он заметит. Оценит.
— И что? — вырвалось у Вики.
— А ничего, — вздохнула мама. — Он и не заметил. А я в какой-то момент поняла, что уступаю себя саму. Свои желания, свои интересы. И это было страшно, до мурашек.
Она взяла Вику за руку, погладила её по тыльной стороне ладони.
— Нельзя быть всегда только опорой. Нельзя быть постоянно жилеткой. Понимаешь? Нужно быть ещё и человеком. Со своими желаниями. Со своим "хочу".
— Я просто… я не знаю, мам. Мне кажется, я потеряла себя, — прошептала она.
— Найдёшь, — твёрдо сказала мама. — Только не ищи её в нём. Ищи в себе. И, знаешь, не нужно так сильно бояться одиночества. В конце концов, лучше быть одному, чем чувствовать себя одиноким рядом с человеком, который…
Она не закончила, но Вика всё поняла.
— А как же он? — спросила Вика. — Я же его люблю.
— Люби, — ответила мама. — Но не забывай любить себя. И уважать. Это самое главное.
Наутро Вика проснулась с каким-то странным, но совершенно новым чувством. Впервые за долгое время она не чувствовала себя пустой. Она почувствовала себя... живой. Усталой, но живой.
Пётр уже сидел на кухне. Он пил кофе, уткнувшись в телефон.
— Доброе утро, мам, — сказал он, увидев Любовь Ивановну, которая появилась на пороге кухни.
Мама улыбнулась ему, но её взгляд был таким же внимательным и понимающим, как и вчера.
Вика налила себе кофе, взяла бутерброд и села за стол. Она не стала спрашивать его ни о чём. Не стала говорить, что она думает. Просто ела. Просто пила кофе. Впервые за долгое время она не пыталась ничего из него вытянуть.
— Ну, как ты? — спросил он её. — Не очень-то ты вчера выглядела.
— Всё хорошо, — ответила она. — Уже лучше.
Она говорила спокойно, без обиды, без раздражения. И от этого её спокойствия Пётр, кажется, немного растерялся.
— Я хотел извиниться, — неловко сказал он. — За вчера. Прости, я был не прав.
Вика кивнула.
— Да, — сказала она. — Был.
И снова наступила тишина. Но теперь эта тишина была другой. Не той, что была между ними всегда, а той, которая была наполнена чем-то новым. Непонятным, но, кажется, очень важным.
Вика взглянула на Петра. Она увидела его, но уже не как центр своей вселенной, а как просто… человека. Со своими слабостями, со своими увлечениями. И это было, наверное, самым страшным её открытием.
Она вдруг почувствовала себя свободной. Свободной от обязательств, которые она сама на себя возложила. Свободной от обид, которые она так долго копила в себе.
Мама посмотрела на неё и улыбнулась.
— Я тут подумала, Викуля, — сказала она. — Может, съездим завтра куда-нибудь? В старый парк? Или в город?
Вика взглянула на Петра. Он всё так же сидел с телефоном в руках.
— Да, — сказала она, и в её голосе зазвенела такая радость, что даже он поднял голову. — Да, мам, давай.
Они закончили завтрак, и Вика пошла в спальню. Она открыла шкаф, достала свою старую коробку, где хранились её любимые вещи. Открыла её и увидела там свой старый блокнот, в котором она когда-то писала стихи.
Вдруг она почувствовала, что это не конец, а только начало. Начало новой, очень сложной, но очень интересной истории. Истории про то, как она нашла себя.
Она вдруг поняла, что в жизни бывают не только поражения, но и не сделанные шаги. И что она сможет сделать его завтра. Или послезавтра. А пока… Пока она просто будет жить. И этого, наверное, было достаточно.
Она подошла к окну, посмотрела на улицу. Дождь уже закончился. И над городом, сквозь облака, пробивался тонкий лучик солнца.