Когда смотришь "Властелина колец", невольно возникает простой вопрос: почему Гэндальф, могущественный дух в обличье старца, просто не сошёлся в поединке с Сауроном?
Оба ведь - майар, бессмертные создания, наделённые невероятной силой. На первый взгляд, их битва была бы схваткой равных. Но мудрый странник уклонялся от неё, и его осторожность - не трусость, а глубокое понимание расстановки сил.
У этого решения есть несколько причин, и кроются они в самой сути мира, созданного Толкином.
Разная природа могущества
Первое и, возможно, главное различие кроется в самой природе их могущества. Саурон - это воля к доминированию, воплощённая мощь, направленная на подчинение и контроль. Его сила - в прямом давлении, в легионах орков, в тёмной магии, что сеет страх и разрушение. Он - полководец, стратег и тиран, привыкший повелевать армиями ещё во дни своего учителя, Моргота. Вся его сущность заточена под завоевание.
Гэндальф же, или Олорин, как его звали в Валиноре, - полная противоположность. Он - мудрый советник, тот, кто зажигает огонь надежды в сердцах отчаявшихся, кто направляет и помогает смертным народам самим найти в себе мужество для борьбы. Он не ведёт армии в бой ради личной славы; он шёпотом подсказывает королям верные решения и даёт простому хоббиту сил донести свою ношу до цели. Сила Гэндальфа - в мудрости и сопереживании, а не в грубом натиске.
К тому же, Саурон унаследовал тёмную империю. Ему не нужно было с нуля убеждать орков, истерлингов или харадрим служить ему - они уже были частью наследия Тьмы, оставленного Морготом. Гэндальфу же приходилось завоёвывать доверие каждого: и короля Рохана, и наместника Гондора, и даже эльфийских владык. Он не мог просто щёлкнуть пальцами и получить армию, готовую умереть за него.
Почему их силы не были равны
Даже если отбросить разницу в "специализации", стоит признать: не все майар были созданы равными. Как среди валар Мелькор был сильнейшим, так и среди их помощников существовала своя иерархия. Саурон изначально принадлежал к числу самых могущественных майар, служивших могучему Аулэ, и уже тогда превосходил многих. Олорин же был известен своей мудростью, а не первозданной силой.
А затем появилось Кольцо Всевластья.
Этот артефакт - не просто "какой-то" магический предмет. В него Саурон вложил огромную часть своей природной силы, своей воли и сути. Кольцо стало фокусом и многократным усилителем его могущества. С ним он достигал пика своих возможностей, получая власть над волей других и подчиняя себе даже силы самой природы Средиземья.
У Гэндальфа никогда не было и не могло быть подобного инструмента. Его кольцо, Нарья, Кольцо Огня, лишь помогало ему зажигать сердца и противостоять отчаянию, но не было оружием тотального контроля. Схватка с Сауроном, владеющим Кольцо Всевластья, была бы для Гэндальфа заведомо проигрышной.
Ограничения Гэндальфа как Истари
И, наконец, самая важная деталь, которую часто упускают из виду. Гэндальф и другие маги, Истари, были посланы в Средиземье с особыми ограничениями. Валар облекли их в плоть, в тела стариков, чтобы они не явили свою полную мощь и не подчинили народы своей воле, а лишь направляли их.
Эти тела были их оковами. Истари испытывали голод, усталость, боль и могли быть убиты. Их магия была скована, а силы - ограничены. Смерть Гэндальфа в поединке с балрогом - яркое тому подтверждение. Его дух был вынужден покинуть мир и был возвращён лишь прямым вмешательством высшей силы, Эру Илуватара.
Саурон же такими правилами связан не был. Да, его телесные оболочки уничтожали, но его дух оставался в Средиземье, свободный вновь и вновь собирать силы и создавать себе новое тело. Для него гибель физической формы была досадной неудачей, для Гэндальфа - провалом всей его миссии.
Вот и получается, что "страх" Гэндальфа перед Сауроном - это не боязнь слабого перед сильным. Это трезвая оценка мудреца, понимающего, что он играет в игру с совершенно иными ставками и по чужим правилам. Прямое столкновение было бы бессмысленной жертвой. Его путь к победе лежал не через ослепительный поединок магов, а через тихую веру в мужество самых маленьких существ этого мира. И, как показала история, именно этот путь оказался единственно верным.
