Слова свекрови, как раскаленный нож, вскрыли старый, гноящийся нарыв, который она десятилетиями старалась не трогать. Алевтина медленно перевернулась на кровати с шелковым покрывалом цвета спелой вишни. Бархат, хрусталь, дорогие картины на стенах — вся эта показная роскошь вдруг показалась ей чужой, ненастоящей, картонными декорациями к чужой жизни. Ее жизнь, ее настоящая жизнь, осталась там, далеко, в пыльном провинциальном городке, в стенах детского дома, пахнущего казенной кашей и тоской.
Она вспомнила, как впервые встретилась с Анной. Две девочки-подростка, тощие, как щепки, сидят на холодной железной кровати в общей спальне Детского Дома и держатся за руки так крепко, будто это единственное, что не дает им утонуть.
— Ты моя сестра теперь, Анька, поняла? — шепчет десятилетняя Аля, с взъерошенными светлыми волосиками и упрямым подбородком, — мы всегда будем вместе. Никто нас не разлучит.
— Всегда, Алечка, – кивает подружка, темноволосая, с огромными, слишком взрослыми для ее возраста глазами, — мы друг у друга есть, и этого достаточно. Ну, и пусть нет родителей, а мы - есть!
Их детство не было сахарным. Обе потеряли родителей практически одновременно и оказались в одном детском доме. Обе отчаянно мечтали о семье, но семьям нужны были милые, улыбчивые малыши, а не угловатые, колючие подростки с глазами, полными обиды на весь мир. Их не брали. Сначала они плакали втихаря, каждая в своей подушке, потом нашли друг друга. Их сблизило горе, одиночество и злая насмешливость одноклассников, которые тыкали в них пальцами: “Детдомовские! Подберите им одежду поновее!”, “эй, замарашки, хотите подарю свои старые платья? Все равно мама выбросит на помойку”, – раздавались обидные до бли слова.
Анна и Аля стали щитом друг для друга. Вместе давали сдачи обидчикам, вместе делали уроки (Анна — круглая отличница, терпеливо объясняющая задачки нерадивой подруге), вместе мечтали о будущем. Они поклялись быть вместе всегда, как сестры.
Но судьба повела их разными дорогами. Анна, грызя гранит науки, закончила школу с золотой медалью и укатила в большой город покорять университеты. Алевтина, еле - еле вытянув на тройки, осталась в своем захолустье, окончила курсы парикмахеров и устроилась в местный “салон красоты” с вывеской “Парикмахерская №3”, где главными клиентами были бабушки на пенсии и пьяницы, желавшие “под ноль, а челку оставить”.
Девушки переписывались (тогда еще не было мобильной связи). Летом Анна приезжала в гости, и Алевтина, с гордостью показывая ей свою каморку при салоне, слушала захватывающие истории о студенческой жизни, лекциях, лабораториях. В ее душе копилась тихая, неосознанная еще зависть. Потом Анна перестала приезжать. Письма стали короче. А потом пришло письмо - “бомба”.
— Алечка, ты не поверишь! Я выхожу замуж! За самого лучшего парня на свете! Он гениальный, умный, добрый, красивый, и он меня обожает! Ты должна быть моей подружкой на свадьбе!
Сердце Алевтины получило первый удар, но она его стойко выдержала. Подруга ведь не знала еще, что этот “умный и добрый” парень —- сын профессора, доктора наук, члена академии и так далее. Этой информации Алевтина не пережила бы.
Свадьба была самой роскошной, какую только могла представить себе Алевтина. Церковь, лимузины, банкет в лучшем ресторане города. И Он! Павел Гольданский. Высокий, красивый, с умными добрыми глазами, смотрящими на свою невесту с таким обожанием, что у Алевтины перехватило дыхание. И в тот миг в ее сердце вонзилась отравленная стрела. Это была не просто радость за подругу. Это была черная, всепоглощающая зависть. И безумная, мгновенная влюбленность в ее мужа.
С этого всё и началось. Мука длиною в годы. Она не могла выбросить Павла из головы. Каждый ее новый ухажер невольно сравнивался с ним — и проигрывал. Она писала Анне письма, полные фальшивой радости, а сама втайне вырезала из газет и журналов (куда Анна из скромности не хотела давать интервью) редкие фотографии Павла, пряча их в свою шкатулку. Она желала Анне… нет, она не смела даже думать об этом, тут же отгоняла прочь эти мысли, чувствуя себя исчадием ада. Но мысль, что если бы Анны не было…. то и дело вспыхивала в голове подруги детства.
Потом родился Алеша. Счастье супругов Гольданских стало полным, законченным, идеальным и совсем уже недоступным. Казалось, этому не будет конца. Но судьба, словно услышав ее самые темные мысли, сделала свой зигзаг.
Видя, что подруга никак не устроит личную жизнь, Анна, добрая, наивная Анна, сделала ей поистине царский подарок.
— Алечка, бросай всё это свое захолустье! — сказала она ей по телефону своим звонким, счастливым голосом, — переезжай в наш город! Я уже сняла для тебя квартиру в центре! Небольшую, но очень уютную. Живи, ни о чем не думай! Устраивайся на работу, налаживай жизнь! А аренду я буду платить сама, пока ты не встанешь на ноги!
Вспоминая сейчас об этом, Алевтине стало невыносимо стыдно. Она сжала виски пальцами, пытаясь выдавить из памяти этот добрый, полный любви голос. Она въехала в ту квартиру, как паразит въезжает в теплое тело, чтобы пожирать его изнутри. Она пользовалась ее деньгами, ее добротой, а сама втайне мечтала о ее муже и ждала… ждала своего часа.
*****
В этот момент дверь из ванной открылась, и в спальню вошел Павел Александрович Гольданский. В дорогом халате, с влажными от душа седеющими висками, он все еще был невероятно красив. Ее муж был живым воплощением всего, о чем она когда - то могла только мечтать.
— Кто звонил? — спросил он, растирая полотенцем шею.
Алевтина вздрогнула, смахнула предательскую слезу и сделала безразличное лицо.
— Твоя мама звонила.
— И что же на сей раз беспокоит железную леди? Нашествие тли на ее любимые розы? — Павел улыбнулся, его отношения с матерью всегда были слегка ироничными.
— Да вроде бы… опять завела свою песню о том, что Алексею пора жениться, — соврала Алевтина, отводя взгляд, — нервничает, что династия прервется.
Павел рассмеялся, лег на кровать и закинул руки за голову.
— А, это… Ну, это у нас семейное. Маму с папой ее мать познакомила. Меня с моей женой познакомил мой отец. Видимо, бабушка решила продолжить традицию и найти невесту для любимого внука Лёшки по фотографии. Бред, конечно, но что с нее взять.
Он произнес это легко, невинно. Но для Алевтины эти слова стали спичкой, брошенной в бензин. Вся ее многолетняя боль, ревность, ощущение себя вечной второй, подменной, встали комом в горле.
— Я твоя жена, Паша! Я!!!! Не забывай об этом! Я — жена! — вдруг закричала Алевтина, вскакивая с кровати. Ее лицо исказила гримаса ярости и боли.
Павел от неожиданности даже приподнялся на локте, удивленно глядя на нее:
— Аль, ты что? С чего это? Я же ничего такого… Нельзя же ревновать к мертвым, это же… — он не нашел слов и только вздохнул, задумавшись.
Его растерянность и это слово — “мертвые” — добили ее окончательно. Он до сих пор говорил о ней с такой нежностью! Он до сих пор любил ту, пропавшую, а ее, Алевтину, которая была с ним все эти годы, которая вытащила его из пучины отчаяния, он не любил никогда. Он просто привык. Как привыкают к старому халату или к удобному креслу. И когда она, после долгих лет ожидания, сама предложила ему пожениться, он только пожал плечами:
— Если тебе так надо…
А она, сгорая от стыда и надежды, тут же перевезла свои вещи и перебралась к нему в постель, в его жизнь, в его семью, пытаясь занять место, которое никогда по праву не будет ее. Она смотрела на него, на его красивое, недоумевающее лицо, и ненавидела его за эту слепоту. А еще больше — себя, за эту унизительную, никчемную любовь, длиною в жизнь.
******
Пока в амстердамском пентхаусе кипели страсти, отравленные ядом старой зависти, в городе детства Алексея Гольданского расцвела самая настоящая, светлая и трепетная весна. И происходило это не только на клумбах ухоженных бульваров, но и в сердце Веры Семеновой.
Отношения с Алексеем, которые начались как нелепое недоразумение и навязанная свыше игра, постепенно перестали быть игрой. После неловкого разговора о подарках напряжение между ними растаяло, как утренний туман под майским солнцем. Исчезли натянутость и подозрительность, а на смену им пришло что - то новое, трепетное и волнующее.
Алексей перестал быть просто начальником. Он стал ухаживать. Не так, как его бабушка, с помощью кофемашин и кашемировых пледов, а так, как умел он — с изобретательностью, вниманием и неподдельным интересом.
Он уже не приглашал ее в пафосные рестораны, где она чувствовала себя не в своей тарелке. Их свидания стали другим приключением. Как - то раз в пятницу он, с самым невинным видом, сказал:
— Вера, завтра вам нужно быть на работе. В семь утра. Деловая встреча в нестандартном месте.
Утром, недоумевая, она вышла из подъезда и увидела его на своем внедорожнике. Вместо костюма на нем были джинсы и простой свитер.
— Садитесь, коллега, едем на встречу с… поставщиком кислорода, — загадочно улыбнулся он.
Он привез ее на аэродром. И через полчаса они парили в небе на маленьком двухместном самолете. Город лежал внизу, как огромная, сверкающая игрушка. Воздух был пронзительно чистым и свежим. Алексей, оказалось, имел лицензию пилота. Он молчал, просто позволив ей наслаждаться видом и этим головокружительным чувством полета. А потом, уже на земле, за завтраком в крошечном кафе на аэродроме, сказал:
— Я хотел показать тебе, что мир огромен и прекрасен. И что смотреть на все сверху иногда очень полезно. Чтобы понять истинный масштаб.
Другое их свидание было тихим и созерцательным. Он узнал, что она любит старую архитектуру, и повез ее в удивительное место, о котором Вера даже не слышала. Они часами гуляли по парку, еще нетронутому летней жарой, дышали запахом свежей листвы и цветущих яблонь. Он рассказывал ей истории места, не как экскурсовод, а как человек, искренне влюбленный в старину. А потом они сидели на высоком берегу реки, ели купленное тут же мороженое и молчали, глядя на воду, и это молчание было очень уютным, наполненным пониманием.
Алексей стал заезжать за ней не только на свидания, но и просто чтобы подбросить до работы, и они болтали о всякой ерунде, смеялись над одинаковыми кривыми рожицами, которые корчат утром все люди в пробках. Он начал запоминать мелочи: что она любит капучино с корицей, ненавидит фильмы ужасов и обожает старые советские комедии.
Вера потеряла бдительность. Осторожные советы бабы Нюры и тревожные мысли о пропавшей матери Алексея растворились в его улыбке, смехе, в его умном, цепком взгляде, в его неожиданной для “богатого мажора” чуткости. Вера окунулась в эти отношения с головой, как в теплую, ласковую воду, перестав анализировать и просто доверяя сердцу.
Их первый поцелуй случился не в шикарном интерьере, а под проливным дождем. Они гуляли поздно вечером по почти пустой набережной, как вдруг хляби небесные разверзлись. Смеясь, они побежали к его машине, но он вдруг остановил ее под раскидистым старым кленом, который образовывал некое подобие крыши. Они стояли, промокшие до нитки, дыша паром на холодном воздухе, и смеялись над своим видом. Капли дождя стекали по его щекам, застревая в темных ресницах. Он смотрел на нее, и смех в его глазах постепенно сменился чем - то серьезным, глубоким.
— Знаешь, Вера, — сказал он тихо, почти шепотом, перекрывая шум ливня, — всегда думал, что любовь — это что - то громкое, с фейерверками и толпами поклонников. А оказалось…
Он не договорил, а просто прикоснулся пальцами к ее мокрой щеке, отводя прядь волос. Его прикосновение обожгло, как током.
— Оказалось, что она тихая, как этот дождь. Просто приходит и накрывает с головой, и уже неважно, мокрый ты или нет, потому что тебе тепло изнутри.
Он наклонился, и его губы коснулись ее губ. Это был не страстный, а бесконечно нежный, вопрошающий поцелуй. Поцелуй, в котором было и обещание, и просьба, и надежда. Мир сузился до шума дождя в листве, до запаха мокрой кожи и асфальта, до биения двух сердец, стучащих в унисон. Вера ответила на поцелуй, забыв обо всем на свете.
После этого все изменилось. Они стали парой. Настоящей. Он называл ее своими смешными именами — “мой лесной эльф”, “секретарша моя ненаглядная”. Она смеялась и краснела. Он говорил ей о любви не пафосными тирадами, а простыми, идущими от сердца словами, которые были дороже любых клятв.
— Ты знаешь, с тобой я могу молчать, и это не неловко, — говорил он, обнимая ее за плечи гд - -нибудь в парке, — с тобой я чувствую себя собой. Не наследником империи, не сыном своего отца, а просто Алексеем. И это бесценно.
Однажды вечером, гуляя по засыпающему парку и держась за руки, Вера вдруг сказала:
— Леш, у мамы скоро день рождения. Я хочу поехать к ней в Соловьевку. И я хочу, чтобы ты поехал со мной. Познакомился с ней.
Алексей остановился и удивленно посмотрел на нее.
— С твоей мамой? С бабой Нюрой? — улыбнулся он, — ну, я не против, конечно. Мне будет что рассказать нашей будущей дочери о том, как я знакомился с тещей в коммуналке.
Вера рассмеялась и ткнула его в бок.
— Баба Нюра — моя квартирная хозяйка, у которой я снимаю комнату. А моя мама — Мария Юрьевна Семенова. Она живет в деревне Соловьевка и работает лесничим в Веселовском лесхозе.
Лицо Алексея стало совершенно недоуменным. Он замер, переваривая информацию.
— Лесничий? — переспросил он, — то есть бабушка не шутила? Она говорила правду, что ты из семьи лесничего? Я думал, это она так… образно, чтобы подчеркнуть твою “природную естественность” или что-то в этом роде.
— Самая что ни на есть правда, — кивнула Вера, — я выросла в лесу и моя мама — удивительная женщина. Я очень хочу, чтобы вы познакомились.
На лице Алексея промелькнула тень какого - то сложного чувства — удивление, любопытство, может быть, даже легкая тревога. Но он тут же улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой и крепче сжал ее руку.
— Конечно, поеду. Буду рад познакомиться с женщиной, которая родила и вырастила тебя. Только предупреди ее, чтобы спрятала медведей и кикимор, а то я городской неженка, непривычный.
Они засмеялись, и Вера прижалась к его плечу, чувствуя себя на седьмом небе от счастья. Она не могла и предположить, что эта встреча, такая безобидная и желанная для нее, станет тем самым камнем, что вызовет неконтролируемую лавину, которая навсегда изменит жизни всех участников этой странной истории.
*****
Машина Алексея плавно съехала с асфальтированной трассы на грунтовую дорогу, ведущую в Соловьевку. За окном поплыли знакомые Вере пейзажи: бескрайние поля, сменившиеся густыми перелесками, покосившиеся заборы, да редкие коровы, лениво жующие траву на пригорках. Воздух, врывающийся в приоткрытые окна, уже пах не городской пылью, а свежескошенным сеном, дымком и дикими травами.
Алексей, обычно такой уверенный за рулем своего мощного внедорожника, сейчас слегка нервничал.
— И много там живности разной? — спросил он, стараясь говорить небрежно, — я имею в виду, кроме косуль. Кабаны не бегают? Медведи?
Вера рассмеялась.
— Медведи в глухой тайге, а не в нашем лесу. Расслабься, городской неженка. Максимум – ежик перебежит дорогу.
Но когда они подъехали к знакомому дому за окраиной деревни, нервы сдали и у Веры. Как Алексей воспримет ее маму? Поймет ли он ее особую, “лесную” суть? Не испугается ли шрамов?
… В это самое время, за тысячи километров от тихой Соловьевки, в своем кабинете, заваленном папками и образцами новых сортов роз, Элеонора Брониславовна Гольданская испытывала схожие чувства. Она только что закончила разговор с Верой, которая, сияя, сообщила, что у них с Алексеем “все просто замечательно” и они едут познакомиться с мамой Веры, а заодно поздравить ее с пятидесятилетием.
Счастливая, почти торжествующая, Элеонора Брониславовна набрала номер сына. На этот раз трубку взял он сам.
— Павлик? Здравствуй, родной. Это мама.
— Мамуль, привет! Как дела? Опять Лёша что-то натворил? — в голосе Павла прозвучала привычная усталая усмешка.
— Как раз наоборот! — воскликнула Элеонора Брониславовна, и ее голос звенел от счастья, — Павлик, ты не представляешь! Наш Алексей наконец - то влюбился! По - настоящему! В самую прекрасную, умную, скромную девушку на свете! Я просто счастлива!
— Ну, наконец - то, — Павел с облегчением вздохнул, — А то я уж думал, он до сорока лет будет по клубам шляться. Кто она?
— А это самое интересное! — Элеонора снизила голос, превращая новость в драматический рассказ, — Это я ее нашла! Я устроила ее в нашу компанию! Понимаешь, Павлик? Наша семейная традиция продолжается! Снова старшее поколение нашло и познакомило младшее с любовью всей его жизни! Так было с нами —- с твоим отцом и мною, так было с тобой и Аней… и вот теперь с Алексеем и Верой. Так было всегда, и так будет всегда! Алексей обязательно будет счастлив с ней всю жизнь! В нашей семье так принято. И точка! — Элеонора Брониславовна закончила свою речь, надув губы с видом капризного ребенка, который поставил на своем.
На том конце провода повисла короткая пауза. Павел, похоже, был слегка ошеломлен такой напористостью.
— Мама, ты опять все решила за всех, — он вздохнул, — ладно, слава богу, если он и правда счастлив. Я за него рад.
— Конечно, счастлив! Я же вижу! — парировала мать, — а ты когда приедешь? Хоть на недельку? Познакомиться с невестой сына?
— Через пару недель постараюсь вырваться, — пообещал Павел, — сейчас тут с поставками из Эквадора небольшая заминка, надо разобраться. Как уладим — сразу приедем с Алевтиной. Посмотрим на эту чудо - девушку, ради которой наш бунтарь Лёша сдал позиции.
Он произнес это легко, по - деловому. Он даже представить себе не мог, чем обернется для всех эта, казалось бы, радостная и долгожданная поездка. Он не видел, как тень старой трагедии, будто испуганная уверенностью Элеоноры Брониславовны, снова поднялась над их семьей, готовая обрушиться на них с новой, сокрушительной силой…
Самые обсуждаемые и лучшие рассказы.
«Секретики» канала.
Интересно Ваше мнение, а лучшее поощрение лайк, подписка и поддержка канала ;)
(Все слова синим цветом кликабельны)