— И это всё? Ты будешь просто молчать? — голос Веры, звеневший от ледяного бешенства, разрезал густую тишину в машине.
Они отъехали от дачи свекрови всего пару километров, но Вере казалось, что прошла целая вечность. Вечность, за которую рухнул её семилетний брак. Егор сидел за рулём, вцепившись в него побелевшими пальцами, и смотрел прямо перед собой на дорогу. Его профиль, обычно мягкий и располагающий, сейчас казался высеченным из серого камня.
— А что ты хочешь, чтобы я сказал? — наконец выдавил он, не поворачивая головы. — Ты устроила… представление. Ты унизила мою мать при всех. — Я унизила? — Вера рассмеялась коротким, лающим смехом. — Это я, значит, унизила? А когда вы за моей спиной провернули аферу с моей квартирой, это как называется? Забота? Семейные ценности? Ты хоть понимаешь, что вы сделали? Вы не просто сдали её втихую. Вы вышвырнули моих арендаторов, с которыми у меня был официальный договор! Вы подставили меня под налоговую! И всё ради чего? Чтобы у твоей мамы была наличка на её бесконечные «хотелки»?
— Она не для себя старалась! — Егор ударил ладонью по рулю. Машина вильнула. — Она хотела помочь Анне Петровне! И деньги… она бы всё отдала, до копейки! — Отдала бы? Егор, очнись! — Вера повысила голос, наклоняясь к нему. — Она два месяца получала деньги и молчала! Она ждала, что я принесу ей на юбилей дорогой подарок, купленный на мои же деньги, которые она у меня украла! Это называется воровством! И ты — её соучастник. Ты всё знал и молчал. Ты предал меня.
Слово «предал» повисло в воздухе, тяжёлое и неотвратимое. Егор вздрогнул, словно от удара. — Я не предавал… я просто… я не хотел скандала. Я думал, мы потом спокойно поговорим, и ты всё поймёшь… — Пойму что? Что мой муж — маменькин сынок, который боится ей слово поперёк сказать? Что моя свекровь считает меня безропотной дойной коровой? Я всё поняла, Егор. Даже больше, чем ты думаешь. Отвези меня домой. А потом можешь ехать к своей маме. Утешать её. Ей сейчас, наверное, очень тяжело после такого «унижения».
Дома он пытался что-то говорить, лепетал про «погорячилась», «надо остыть», «мы же любим друг друга». Вера смотрела на него как на пустое место. Любовь? Разве любовь — это ложь и трусость? Она молча прошла в спальню, собрала его вещи в спортивную сумку — свитера, джинсы, футболки — и выставила её в коридор. — Вот. Думаю, на первое время хватит, — сказала она ровным, безжизненным голосом. — Ключи оставь на тумбочке.
Он смотрел то на неё, то на сумку, и в его глазах стояли слёзы. — Верунь… ты меня выгоняешь? Из-за такой ерунды? — Ерунды? — она вскинула брови. — Если для тебя это ерунда, то нам точно больше не о чем говорить. Уходи, Егор.
На следующий же день Вера вызвала мастера и сменила замки в бабушкиной квартире. Старый механизм, который она вынула из двери, казался ей символом прошлой, доверчивой жизни. Она выбросила его в мусоропровод без малейшего сожаления. Затем позвонила риелтору, объяснила ситуацию и попросила найти новых, надёжных жильцов.
Вечером раздался звонок от Варвары Степановны. Вера долго смотрела на экран, потом всё же нажала на «принять». — Ты своего добилась, змея подколодная? — раздался в трубке визгливый, срывающийся голос свекрови. — Рассорила меня с сыном! Он теперь и разговаривать со мной не хочет! Довольна? — Во-первых, не смейте на меня кричать, — отчеканила Вера. — А, во-вторых, с сыном вы рассорились сами, когда втянули его в свою аферу. Десятидневный срок для выполнения моих требований пошёл. Жду возврата денег. — Каких ещё денег? — взвизгнула Варвара Степановна. — Это моральная компенсация мне! За то, что ты семь лет кровь из меня пила! Ни копейки ты не получишь! — Как скажете. Значит, встретимся в суде, — Вера спокойно закончила разговор.
Она была уверена, что свекровь блефует, пытаясь взять её на испуг. Но дни шли, а денег не было. Когда десятидневный срок истёк, Вера, как и обещала, снова поехала к юристу. Тот выслушал её и одобрительно кивнул. — Правильно делаете, что не спускаете это с рук. Сегодня вы простите квартиру, завтра они на вас кредит повесят. Исковое заявление о взыскании неосновательного обогащения мы подадим. Но я бы вам советовал на всякий случай заказать свежую выписку из ЕГРН на вашу квартиру. Просто чтобы убедиться, что там не появилось каких-нибудь сюрпризов.
Слова юриста оказались пророческими. Вернувшись домой, Вера решила навестить свою квартиру, чтобы проверить, всё ли в порядке перед приездом новых жильцов. Во дворе она столкнулась с соседкой из квартиры напротив, Людмилой Сергеевной, бывшей учительницей географии и главным источником новостей всего подъезда. — Верочка, здравствуй, дорогая! — пропела она, цепко оглядывая Веру с головы до ног. — Давно тебя не видать. А я смотрю, ты ремонт затеяла или продавать надумала? — С чего вы взяли, Людмила Сергеевна? — удивилась Вера. — Да как же, — охотно затараторила соседка. — Твой Егорушка с матушкой своей тут были на днях. Не одни, с мужчинами какими-то солидными, в костюмах. Ходили, всё рулеткой мерили, в стенах что-то искали… Я думала, перепланировку узаконить хотите. А потом слышу, они в коридоре шепчутся про «хорошую цену» и «быструю сделку». Вот и подумала — продаёте. Место-то у нас хорошее, тихое. Говорят, китайцы скоро тут целый квартал строить будут, цены на недвижимость взлетят! Представляешь? Они ведь всё заранее знают, эти китайцы. У них даже пословица есть: «Копай колодец до того, как захочешь пить». Это значит, готовься заранее. Мудрый народ!
Вера слушала щебетание соседки, а внутри всё холодело. Быстрая сделка? Хорошая цена? Что за бред? Она зашла в квартиру. Всё было на своих местах, чисто и пусто. Но неприятный осадок остался. Слова Людмилы Сергеевны не выходили из головы. В тот же вечер, следуя совету юриста, она заказала онлайн срочную выписку из Росреестра. Ответ пришёл через час.
Когда Вера открыла файл, земля ушла у неё из-под ног. Она несколько раз перечитала короткую строчку в графе «Правообладатель» и не могла поверить своим глазам. Там стояла незнакомая фамилия — некий Звягинцев Пётр Семёнович. Дата государственной регистрации права — три дня назад.
Это было невозможно. Этого просто не могло быть. Она никому не давала доверенностей, не подписывала никаких документов. Руки затряслись. В голове всплыл образ Егора, его виноватая улыбка, его бегающие глаза. Неужели он?..
Она схватила телефон и набрала его номер. Он ответил не сразу. — Егор, — сказала она, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Я только что получила выписку из ЕГРН. Моя квартира мне больше не принадлежит. Ты можешь мне это объяснить? В трубке воцарилось тяжёлое молчание. Было слышно только его прерывистое дыхание. — Егор! Говори! — Вер… я… я всё могу объяснить… — пролепетал он наконец. — Это не то, что ты думаешь… Мама сказала, так будет лучше для нас… — Лучше? — закричала Вера в трубку. — Ты продал мою квартиру за моей спиной, и это «лучше»? Как ты это сделал, Егор?! Как?! — У меня была доверенность… Помнишь, ты подписывала три года назад, когда мы машину на учёт ставили? Генеральная… Я… Мама сказала, что она почти истекла, и надо успеть… Мы хотели купить дом в Подмосковье, рядом с ней… Большой, для нашей будущей семьи… А тебе потом всё рассказать, сделать сюрприз…
Вера больше не могла слушать. Сюрприз. Ещё один сюрприз. Она швырнула телефон на диван. Слёз не было. Была только выжженная пустыня внутри и одна-единственная мысль, холодная и острая, как осколок льда: они перешли черту. Это уже не семейный конфликт. Это уголовное преступление. Мошенничество в особо крупном размере.
На этот раз она не стала медлить ни дня. Утром она была в приёмной своего юриста. Тот выслушал её, мрачнея с каждой минутой. — Вот это поворот, — сказал он, когда она закончила. — Генеральная доверенность, выданная в браке… Они, видимо, решили, что это даёт им право распоряжаться вашим личным имуществом. Классическое заблуждение. Ваша квартира — добрачная, она не является совместно нажитым имуществом и разделу не подлежит, что бы они там себе ни воображали. — Что мне делать? — тихо спросила Вера. — Действовать. Быстро и жёстко, — ответил юрист. — План такой. Первое: мы немедленно подаём в суд исковое заявление о признании договора купли-продажи недействительным и истребовании имущества из чужого незаконного владения. В качестве обеспечительной меры просим суд наложить арест на квартиру, чтобы новый «собственник» не успел её перепродать. Второе, и это самое главное: вы идёте в полицию и пишете заявление о мошенничестве. Статья 159, часть 4 Уголовного кодекса. Это тяжкое преступление, до десяти лет лишения свободы. Вашего мужа и свекровь вызовут на допрос. И поверьте, разговор со следователем — это не то же самое, что семейные посиделки на даче.
От слов «лишение свободы» Веру передёрнуло. Посадить в тюрьму мужа, которого она когда-то любила? Но потом она вспомнила его предательство, ложь его матери, и жалость испарилась. Они сами выбрали этот путь.
Начались самые тяжёлые месяцы в её жизни. Судебные заседания, допросы, очные ставки. Варвара Степановна наняла дорогого адвоката, который пытался выставить Веру мстительной и алчной стервой, оговорившей несчастную свекровь и её слабовольного сына. Она вела себя нагло, всё отрицала, утверждала, что Вера сама дала согласие на продажу, а теперь просто хочет получить больше денег.
Егор же на первом допросе сломался. Он плакал, каялся, всё рассказал, как на духу: как мать уговаривала его, как убеждала, что это «для их же блага», как она нашла покупателя через своих знакомых, как торопила его с документами, пока не истекла доверенность. Он полностью признал свою вину и просил прощения.
Это раскаяние, однако, не могло отменить последствий. Суд наложил арест на квартиру. Новый собственник, тот самый Звягинцев, оказался втянутым в долгую и неприятную тяжбу. Он подал встречный иск, доказывая, что является добросовестным приобретателем.
Новость о скандале разлетелась по всем родственникам и знакомым. Одни сочувствовали Вере, другие, под влиянием Варвары Степановны, осуждали её за то, что она «выносит сор из избы». Но Вера научилась не обращать на это внимания. Она сражалась за своё. За свою собственность, за своё достоинство, за свою жизнь, которую у неё пытались отнять.
Развязка наступила через полгода. Гражданский суд, изучив все доказательства, встал на сторону Веры. Договор купли-продажи был признан недействительным, так как Вера, собственник, не давала своего согласия на сделку. Квартира подлежала возврату ей. А Звягинцеву предстояло взыскивать уплаченные им деньги с Варвары Степановны и Егора, которые выступали продавцами по сделке.
Но это была только половина победы. Уголовное дело продолжалось. И здесь Варвару Степановну ждал самый страшный удар. Прокурор запросил для неё реальный срок — три года колонии общего режима. Услышав это, она потеряла сознание прямо в зале суда.
Приговор оказался мягче. Учитывая её возраст и состояние здоровья, суд приговорил её к четырём годам лишения свободы условно, с испытательным сроком в пять лет. А также обязал в полном объёме возместить ущерб, причинённый Звягинцеву. Егору, с учётом его чистосердечного раскаяния и активного сотрудничества со следствием, дали два года условно.
Для Варвары Степановны это был конец. Не тюрьма, нет. Конец её репутации, её власти, её привычного мира. Чтобы расплатиться с долгом, ей пришлось продать то самое «родовое гнездо» — дачу, которая была предметом её гордости. Остаток денег ушёл на оплату услуг адвокатов. Она осталась ни с чем, переехав в крошечную съёмную квартирку на окраине города. Её подруги и родственники, бывшие свидетелями её триумфа, теперь обходили её стороной.
Егор после приговора пришёл к Вере. Он выглядел постаревшим и опустошённым. — Вер, я знаю, что не имею права ни о чём тебя просить, — сказал он тихо, не решаясь поднять на неё глаза. — Я пришёл только сказать, что я всё понял. Я всю жизнь был трусом и позволял маме управлять собой. Я разрушил всё. Я устроился на работу, обычным менеджером. Снимаю комнату. Я… я просто хотел, чтобы ты знала, что мне очень жаль.
Вера долго молчала, глядя на человека, который был её мужем. В её душе больше не было ни ненависти, ни злости. Только усталость и горькое сочувствие. — Я знаю, Егор, — сказала она наконец. — Иди. Живи своей жизнью. Может быть, когда-нибудь ты действительно станешь взрослым.
Она не простила его. И не знала, сможет ли простить когда-нибудь. Но она отпустила его. Отпустила прошлое, которое чуть её не уничтожило.
Вернув себе квартиру, она сделала в ней ремонт, обставила по своему вкусу и решила пока не сдавать. Это место стало для неё символом победы. Символом того, что за себя нужно бороться до конца. Она продолжала работать, встречалась с друзьями, много путешествовала. Жизнь, вопреки всему, продолжалась.
Иногда она думала о том, что семья — это не просто штамп в паспорте. Это крепость, которая должна защищать. Но что делать, если самые близкие люди сами превращают эту крепость в руины? Ответа она не знала. Знала только одно: строить свою жизнь нужно на прочном фундаменте собственного достоинства, и тогда никакие бури не смогут её разрушить.
Чужая душа, говорят, потемки. А своя, оказывается, — и того гуще.
От автора:
Спасибо, что дочитали до конца. Ваши «лайки» и комментарии подсказывают, что история нашла отклик.