Иногда жизнь подкидывает сюжеты, достойные пера Достоевского, вот только жить в них — удовольствие ниже среднего.
Как у той женщины, что сидит на кухне и пьёт чай, заедая его не пирожными, а едкими упрёками супруга.
Он — её личный гипнотизёр, виртуозно внушающий, что её место — на скамье подсудимых за преступление под названием «желание быть любимой».
И она верит.
Потому что её самый главный, архаичный страх — страх изгнания из племени, остаться одной — оказался искусно приручён и посажен на цепь в её же собственном доме. Этот страх древнее, а потому и сильнее разума.
Разум-то шепчет: «Это невыносимо». А инстинкт выживания, искажённый травмой, парирует: «Но в одиночестве будет ещё страшнее. Там — ничто. А здесь — хоть какая-то иллюзия связи».
Так возникает абсурдная арифметика души. Ежедневная казнь кажется милосерднее, чем гипотетическое одиночество.
Она выбрала расстрел, надеясь на быстрый конец, но п*лач оказался с*дистом — он лишь имитирует выстрелы, наслаждаясь её страхом, её мучениями.
Она смотрит в окно и видит улыбающуюся женщину с мужчиной под ручку.
И в её взгляде — не просто зависть, а экзистенциальный ужас человека, который видит, что другие научились дышать под водой, а она продолжает задыхаться на суше. «Вот, нашла же кого-то…» — думает она, имея в виду мужчину рядом.
Но дело-то не в мужчинах. Дело в том, что та женщина разрешила себе быть счастливой в том формате, который сама же и выбрала. Она не ищет того, кто принесёт ей пропуск в жизнь. Она уже в ней.
А наша героиня?
Она как будто пытается знакомиться в очереди в травмпункте. С травмированной, израненной в кровь душой...
Кого можно встретить в такой очереди? Того, кто ищет исцеления для своей души, или того, кто предлагает исцеление. Которое часто оказывается иллюзорным.
И то, и другое — не фундамент для любви. Это два раненых человека, пытающихся опереться друг на друга и от этого падающих вместе.
Корень проблемы даже не в том, что она когда-то пошла на свидание. Корень в том, что она до сих пор сама себя в этом казнит, предоставляя мужу бесконечный запас патронов. Она согласилась играть по правилам, где проигрыватель — всегда она. Она сама позолотила свои кандалы и пытается убедить себя и окружающих, что это просто украшение.
Почему? Потому что боится, что, выйдя из нее, не увидит вокруг ничего хорошего — лишь пугающую, безграничную пустоту, которую принимает за свободу.
Но свобода — это не пустота.
Это пространство, которое нужно обживать. Сначала — в одиночку. Расставить в нём свою мебель, повесить свои картины, научиться слышать тишину и отличать её от одиночества.
Тишина — это когда хорошо с собой. Одиночество — это когда плохо без кого-то.
Пока она не совершит этот побег внутрь себя, не найдёт там ту, которую когда-то потеряла — ту, что не виновата, а просто напугана и хочет любви — любой внешний поиск будет обречен.
Любовь приходит не для того, чтобы заполнить пустоту. Она приходит, чтобы разделить полноту.
И первый шаг к этой полноте — не поиск нового принца.
Это — решение нанять себе не сообщника, а архитектора. Того, кто поможет не найти другого, а отстроить себя.
Кто покажет, что клетка была все это время не заперта, а ключ — в её собственном кармане. И что страх — это всего лишь сторож у дверей, за которыми начинается новая, ваша жизнь.
Стоит только сделать тот самый первый, самый важный шаг навстречу себе.
Пишите свое мнение, ставьте лайки, подписывайтесь.
Понравилось? Поддержи Автора