Валентина Ивановна поправила скатерть и оглядела стол. Всё готово. Борщ ещё горячий, картошка с мясом дымится. Сейчас соберутся все — сын Андрей с женой Катей, внуки прибегут. Семейный ужин по пятницам — святое дело.
— Баб, а где ложки? — семилетняя Варя заглянула на кухню.
— Вот они, милая. Неси на стол.
Валентина Ивановна взялась за салатницу. Хорошо, что дети переехали поближе. Теперь видится с внуками каждый день. Правда, с Катей... Ну да ладно. Главное — семья вместе.
— Мам, привет! — Андрей обнял её за плечи. — Как дела? Что-то ты сегодня серьёзная.
— Да так. Устала немного.
Катя прошла мимо, кивнула сдержанно. Опять эти джинсы носит. И волосы как попало собраны. Ну разве так можно? За стол садиться в таком виде.
— Садитесь все, остынет ещё, — Валентина Ивановна заняла своё место во главе стола.
Варя с младшим братом Денисом болтали о школе. Андрей рассказывал про работу. Катя молча ела. Как всегда. Будто немая какая.
— Кать, а это что за борщ? — Валентина Ивановна попробовала суп. — Солоновато как-то.
— Я не солила особо. Может, капуста такая.
— Не, точно пересолен. И свёкла... Ты её долго варила?
Катя покраснела:
— Как обычно.
— Нет, видно, что переварена. Смотри — цвет какой тусклый. А раньше моя покойная свекровь учила: свёклу отдельно варить надо, потом в бульон добавлять.
— Мам, вкусно же, — Андрей посмотрел на жену. — Не придирайся.
— Это не придирки. Я опыт передаю. Катя ж молодая ещё, учиться надо.
Валентина Ивановна взяла картошку. Да что ж такое? Недоварена! Твёрдая внутри.
— А картошка-то сырая.
— Мам, хватит, — Андрей нахмурился.
— Что хватит? Я плохого не говорю. Просто замечаю. У меня глаз намётанный. Сорок лет готовлю.
Катя положила ложку, отодвинула тарелку:
— Я наелась.
— Как наелась? Ты же ничего не съела! Варя, Дениска, кушайте как следует. А то мама готовит, а вы не едите.
— Мам, — голос Андрея стал жёстким. — Ты что творишь?
— Ничего я не творю. Высказываю мнение. Или мне нельзя? В моём доме? За моим столом?
Дениска испуганно посмотрел на маму. Варя перестала болтать. Повисла тишина.
— И вообще, — продолжила Валентина Ивановна, — на детей посмотри. Дениска опять сопли не вытер. Варя косу расплела. За внешним видом следить надо. И своим тоже.
Катя встала из-за стола:
— Извини. Пойду посуду помою.
— Сиди. Потом помоешь. Разговор не закончен.
— Мне неудобно. Лучше сейчас.
Катя ушла на кухню. Андрей сжал кулаки:
— Мам, ты совсем берега потеряла?
— Что я такого сказала? Правду? Так правду говорить нельзя? Жена должна уметь готовить. И детей воспитывать. И за собой следить. Это же элементарно.
— Элементарно — не хамить людям.
— Я не хамлю! Я помогаю! Направляю!
Андрей резко встал. Позвал детей:
— Вар, Ден, собирайтесь. Идём домой.
— Уже? — Варя расстроилась. — А мультики смотреть?
— Завтра посмотрим.
Через десять минут они ушли. Катя так и не вернулась к столу. Попрощалась на пороге — сухо, без объятий. Дети обняли бабушку, но как-то неохотно.
Валентина Ивановна осталась одна. Села в кресло, включила телевизор. Что же получается? Правду нельзя сказать? Добра хочешь — злой становишься? Нет, тут что-то не так. Она же не со зла. Она переживает за семью. За внуков. За сына.
А Катя... Ну обиделась и обиделась. Пройдёт.
На следующий день Валентина Ивановна ждала. Обычно Катя заходила после работы с детьми. Приводила внуков поиграть, сама чай пила. Такой порядок установился с переезда.
Но никто не пришёл.
— Может, задержались, — подумала она. — Дела какие-то.
Вечером позвонила Андрею:
— Андрюш, как дела? Что дети?
— Нормально. Уроки делают.
— А что не зашли? Обычно заходят.
— Мам, ну... после вчерашнего. Понятно же.
— А что вчерашнего? Что я такого сделала?
Андрей помолчал:
— Поговорим потом. Я занят.
Сбросил. Валентина Ивановна уставилась на телефон. Ну и дела. Что же это получается?
Прошёл ещё день. Тишина. Внуков не видно, не слышно. Обычно они во дворе играли, шумели. Теперь как вымерли.
В четверг не выдержала. Пошла к ним сама. Живут в соседнем доме, пять минут ходьбы.
Дверь открыл Андрей:
— Мам? А... заходи.
— Что это за театр? Почему дети не приходят?
— Мам, присядь. Давай поговорим.
Она прошла в зал. Варя с Денисом сидели за столом, рисовали. Увидели бабушку — радостно заулыбались.
— Баб! — Дениска подбежал обниматься.
— Привет, мой хороший. Как дела? Почему не приходите?
— Мама сказала, что ты болеешь, — Варя подошла осторожно. — И нас можешь заразить.
Валентина Ивановна посмотрела на сына:
— Серьёзно?
— Дети, идите в комнату. Мультики включите.
Когда остались одни, Андрей сел напротив:
— Мам, ты вчера перешла все границы.
— Что я сделала? Объясни толком.
— Унизила Катю при детях. При мне. Критиковала всё подряд — еду, внешний вид, воспитание. Как ты себе это позволила?
— Я хотела помочь! Направить! У меня опыт больше.
— Помочь? Ты её в грязь втоптала! Она полночи плакала.
Валентина Ивановна растерялась. Плакала? Из-за таких пустяков?
— Андрюш, я же не со зла. Просто говорю, что думаю.
— Вот именно. Думаешь одно, а получается другое. Катя вообще больше к тебе ходить не хочет.
— Как это не хочет? А дети?
— А дети страдают. Видят, что мама расстроена, бабушка злая. Варя вчера спросила, почему вы ругаетесь.
Сердце кольнуло. Внучка спрашивает... Они же всё видят, понимают.
— Но я правда хотела добра.
— Мам, твоё добро выглядит как издевательство. Ты понимаешь? Катя старается. Работает, дом ведёт, детей воспитывает. А ты ей — недосолила, недоварила, растрёпа.
— Ну извини. Я не думала, что она так остро воспримет.
— А как ещё воспринимать? Тебе бы понравилось, если б тебя так учили жить?
Валентина Ивановна задумалась. Действительно, если представить... Её саму никто никогда не критиковал так открыто. Муж был мягкий, не перечил. Свекровь рано ушла.
— Андрюш, а что теперь делать?
— Не знаю. Катя очень расстроена. Говорит, что ты её не принимаешь. Считаешь плохой женой и матерью.
— Неправда! Я так не считаю!
— А выглядит именно так.
Валентина Ивановна встала, прошлась по комнате. Голова гудела. Как же так получилось? Хотела семью сплотить, а развалила. Хотела помочь, а навредила.
— Можно я с ней поговорю?
— Не знаю. Она на работе. И потом... Мам, она тебя боится теперь.
— Боится? Меня?
— Боится, что опять начнёшь учить жизни. При детях особенно.
— Я больше не буду.
— Это ты мне говоришь. А ей надо сказать. И не просто сказать, а показать.
Андрей проводил её до двери. Обнял на прощание:
— Мам, подумай. Правда. Катя хорошая. Она семью любит. И тебя уважает. Но уважение — штука хрупкая.
Валентина Ивановна шла домой медленно. Думала. Анализировала. Что же она наделала? И главное — как исправить?
Валентина Ивановна три дня мучилась. Спала плохо, аппетита не было. Всё думала — как же так вышло? Ведь она правда хотела добра. Семью сплотить, помочь невестке стать лучше.
А получилось наоборот.
В субутру увидела во дворе Варю с Денисом. Играли с соседскими ребятами. Хотела подойти, но дети её заметили и... отвернулись. Варя что-то шепнула брату, и они убежали в другой конец двора.
Больно как. Внуки избегают. Боятся или стесняются — не важно. Плохо и то, и другое.
Вечером снова звонила Андрею:
— Как дела?
— Нормально.
— А Катя как?
— А что Катя?
— Ну... может, уже успокоилась?
— Мам, пять дней прошло. Ты думаешь, обида за пять дней проходит?
— А что мне делать? Подскажи.
Андрей вздохнул:
— Извинись. По-человечески. Без оправданий.
— А она будет слушать?
— Не знаю. Попробуй.
Валентина Ивановна решилась во вторник. Днём пошла к Кате на работу. Та трудилась в бухгалтерии местной поликлиники. Небольшое помещение, три стола, компьютеры.
— Валентина Ивановна? — Катя подняла голову от документов. Лицо сразу напряглось. — Что-то случилось? Дети в порядке?
— Дети в порядке. Можно поговорить?
Катя посмотрела на коллег:
— Я на пять минут выйду.
Вышли в коридор. Стояли у окна. Катя ждала молча.
— Кать, я пришла извиниться.
— За что именно?
Голос ровный, холодный. Валентина Ивановна растерялась. Ожидала, что невестка сразу простит, обнимет. А тут такая официальность.
— За то, что наговорила в пятницу. При всех. Это было неправильно.
— И всё?
— Ну... я не хотела тебя обидеть.
— Но обидели.
— Да. Обидела. Извини.
Катя помолчала:
— Валентина Ивановна, а вы понимаете, что именно было неправильно?
Вопрос поставил в тупик. Казалось бы, понятно — накричала, унизила. Но Катя явно ждала чего-то ещё.
— Ну... я была резкой. Грубой.
— Не только. Вы меня судили. При детях. При муже. За то, как я готовлю, выгляжу, детей воспитываю. А у меня права голоса не было.
— Ну почему же? Ты могла возразить.
— Как? Это ваш дом, ваш стол. Дети слушают. Муж в напряжении. Что я должна была делать? Скандал устраивать?
Валентина Ивановна задумалась. Действительно, выбора у Кати не было. Либо терпеть, либо ссориться при детях.
— Я не подумала об этом.
— А надо было. Я не идеальная хозяйка, согласна. Но я стараюсь. Работаю, дом веду, детей воспитываю. И когда меня критикуют за каждую мелочь... Это больно.
— Кать, я правда хотела помочь.
— Валентина Ивановна, помощь — это когда спрашивают совета. Или предлагают. Тихо, наедине. А не объявляют приговор при всех.
Слова били точно в цель. Валентина Ивановна почувствовала стыд. Настоящий, жгучий стыд.
— Ты права. Я была не права. Полностью.
— Я не хочу ссориться с вами. Но и терпеть такое больше не буду.
— А что теперь? Как дальше жить?
Катя посмотрела в окно:
— Не знаю. Мне нужно время.
— А дети? Они скучают по бабушке.
— Дети увидят бабушку. Но по-другому. Когда я буду готова.
— Когда ты будешь готова?
— Когда поверю, что подобное не повторится.
Катя посмотрела на часы:
— Мне пора работать.
Ушла не прощаясь. Валентина Ивановна стояла в коридоре и понимала — просто извиниться мало. Катя не поверила. И правильно сделала.
Валентина Ивановна шла домой и думала. Катя права — извинений мало. Надо доказать делом. Но как?
Две недели она обдумывала план. Потом решилась. Позвонила Андрею:
— Андрюш, пригласи Катю с детьми на воскресный обед. Скажи — особый разговор.
— Мам, она не хочет.
— Скажи, что я готова изменить правила. По-честному.
В воскресенье пришли все. Катя держалась настороженно. Дети жались к маме.
— Садитесь, — Валентина Ивановна накрыла стол. — Но сначала хочу сказать важное.
Все замерли. Ждали подвоха.
— Катя, я поняла, что была неправа. Не просто грубой — неправой в корне. Я лезла в твою жизнь без спроса. Судила, критиковала, учила. А у меня такого права не было.
Катя молчала.
— И вот что я решила. Больше никаких замечаний. Ни по готовке, ни по детям, ни по внешнему виду. Вообще никаких. Если захочешь совета — спросишь сама. Не захочешь — не спросишь.
— Мам, — Андрей удивился, — ты серьёзно?
— Абсолютно. Катя взрослая женщина. Хорошая жена и мать. А я вела себя как контролёр какой-то.
Варя с Денисом переглянулись. Не понимали взрослых разговоров, но чувствовали — что-то меняется.
— И ещё, — продолжила Валентина Ивановна. — Если вдруг сорвусь, забудусь — останови меня сразу. При всех, не стесняйся. Скажи: хватит, Валентина Ивановна. И я замолчу.
Катя впервые посмотрела ей в глаза:
— А вы выдержите такое? Не обидитесь?
— Обижусь — значит, ещё не поняла урок до конца. Ты имеешь право защищать себя. В моём доме тоже.
— Хорошо, — Катя кивнула. — Попробуем.
Обед прошёл спокойно. Валентина Ивановна несколько раз ловила себя на желании что-то прокомментировать. Но молчала. Задавала вопросы о работе, школе, планах. Слушала ответы, не оценивая.
После еды дети побежали играть. Взрослые остались за столом.
— Кать, — сказала Валентина Ивановна, — а можно вопрос? Ты меня очень сильно ненавидишь?
— Не ненавижу. Но боюсь.
— Чего боишься?
— Что вы снова начнёте меня воспитывать. Особенно при детях. Мне стыдно перед ними, понимаете? Когда бабушка маму критикует — дети теряют к маме уважение.
— Я об этом не думала.
— А надо было. Варя после того ужина спросила: мам, а почему ты плохо готовишь? Бабушка же сказала.
Валентина Ивановна вздрогнула. Внучка усомнилась в маме из-за неё. Какой ужас.
— Прости меня. Правда прости.
— Я уже простила. Но доверие надо заслужить заново.
— Заслужу. Честное слово.
Андрей обнял жену за плечи:
— Мам, я рад, что ты всё поняла.
— Понять-то поняла. Теперь главное — не забыть.
Через месяц отношения потеплели. Валентина Ивановна держала слово — не критиковала, не учила, не лезла в чужие дела. Катя оттаяла, снова стала приходить с детьми. Даже иногда просила советы — по готовке, рукоделию.
— Валентина Ивановна, — сказала она однажды, — а как вы пирожки лепите? Научите?
— Конечно! Давай покажу.
Стояли на кухне, лепили, разговаривали. Спокойно, по-дружески.
— А знаете что? — Катя улыбнулась. — Мне нравится, когда вы меня учите по моей просьбе. Совсем другие ощущения.
— Да уж. Я теперь тоже чувствую разницу.
Валентина Ивановна поняла главное — уважение нельзя требовать. Его можно только заслужить. А семейный мир дороже любых амбиций.
Друзья, ставьте лайки и подписывайтесь на мой канал-вас ждет много новых и интересных рассказов!
Читайте также: