Я проснулась от того, что солнечный луч, пробившись сквозь лёгкую тюль, щекотал мне щеку. В открытое окно доносился запах моих роз, которые я с такой любовью высаживала вдоль веранды, и свежескошенной травы — мой муж Андрей встал пораньше и успел поработать газонокосилкой. Наш дом. Не просто дом — наша крепость, наша мечта, которую мы строили своими руками почти пять лет. Каждый гвоздь, каждая плитка в ванной, каждый куст в саду был пропитан нашими надеждами, спорами и, в конечном итоге, нашей общей любовью.
Я спустилась вниз, на нашу просторную кухню, залитую утренним светом. Андрей уже сидел за столом с чашкой чая, улыбаясь.
— Доброе утро, соня, — сказал он. — Я тут подумал, может, сегодня вечером устроим ужин на веранде? Погода шепчет.
— Идеально, — я поцеловала его в макушку. — Только надо в магазин заехать.
Мы прожили в этом доме три года, и я до сих пор не могла поверить своему счастью. После тесной съёмной однушки в шумном городе наш двухэтажный коттедж с участком в десять соток казался раем на земле. Здесь было тихо, спокойно. Здесь мы планировали наше будущее. Здесь должны были смеяться наши дети, — промелькнула грустная мысль, которую я тут же постаралась отогнать. Эта тема была для нас болезненной, и мы договорились пока отпустить ситуацию.
День пролетел в приятных хлопотах. Я занималась садом, Андрей мастерил что-то в гараже. Мы были командой, единым целым. Вечером, когда я уже начала мариновать мясо для гриля, зазвонил телефон. На экране высветилось «Тамара Павловна». Моя свекровь. Внутри что-то привычно сжалось. Я любила Андрея, но его мать… наши отношения были, мягко говоря, натянутыми. Она всегда давала мне понять, что я «городская», «неженка» и вообще не лучшая партия для её сына.
— Алло, Тамара Павловна, здравствуйте.
— Здравствуй, Мариночка, — её голос был сладким, как мёд, но с какой-то металлической ноткой, которую я научилась распознавать. — Как вы там? Не скучаете в своей деревне?
— У нас всё хорошо, погода прекрасная, — ответила я как можно более бодро.
— Вот и чудненько. Мы тут со Светочкой и детками решили к вам нагрянуть. Подышать воздухом, а то в городе совсем тяжко. Будем через часик. Ты там приготовь чего-нибудь, внуки проголодались.
И она положила трубку, не дожидаясь ответа. Не «можно ли приехать?», не «не помешаем ли?», а просто поставила перед фактом. Я замерла с куском мяса в руках. Наш тихий романтический ужин на веранде только что превратился в обязательный семейный сбор с её любимой дочерью Светой и двумя её неугомонными детьми.
Андрей, увидев моё лицо, всё понял без слов.
— Опять мама? — он вздохнул.
— Они будут через час. Сказала приготовить что-нибудь.
— Ладно, не расстраивайся, — он обнял меня. — Ну, посидим все вместе. Они давно не были. Может, всё пройдёт хорошо.
«Может, всё пройдёт хорошо», — мысленно повторила я. Эта фраза стала мантрой перед каждым визитом его родственников. И почему-то «хорошо» никогда не проходило. Всегда находилась какая-то ложка дёгтя: то я не так посмотрела, то не то сказала, то суп у меня «жидковат». Но в тот вечер я ещё не знала, что вместо ложки дёгтя Тамара Павловна привезёт с собой целый чан с ядом, который отравит нашу жизнь надолго. Я просто пошла на кухню, достала ещё продуктов и начала готовить, стараясь подавить поднимающееся из глубины души плохое предчувствие.
Они приехали ровно через час, как и обещали. Машина Светы, старенькая и потрёпанная, с шумом вкатилась во двор. Первыми выскочили дети — семилетний Миша и пятилетняя Катя, которые тут же с криками принялись носиться по моему идеальному газону, вытаптывая клумбы с петуниями. Я сдержала вздох. Следом, тяжело выгружаясь с пассажирского сиденья, появилась сама Тамара Павловна. Она была женщиной крупной, властной, с цепким взглядом, который, казалось, видел тебя насквозь. Последней, с видом вселенской усталости на лице, вышла Света — младшая сестра Андрея.
— Ну, здравствуйте, хозяева! — прогремела Тамара Павловна, оглядывая наш дом с таким видом, будто она была генералом, инспектирующим вверенную ей территорию. — Хорошо устроились, ничего не скажешь.
Андрей поспешил навстречу, обнял мать, сестру, потрепал по головам племянников. Я же просто стояла на крыльце с натянутой улыбкой.
— Проходите, мы как раз ужин готовим.
Но свекровь не спешила в дом. Она медленно обошла веранду, провела пальцем по перилам.
— Крепко сделано. Андрей, твоя работа?
— Наша, — поправил он. — Мы с Мариной вместе проект делали.
Тамара Павловна хмыкнула, проигнорировав моё имя, и её взгляд задержался на окнах второго этажа.
— А комнат-то у вас сколько? Я уж и забыла.
— Три спальни наверху, и гостиная внизу, — ответил Андрей.
— Три… — протянула она задумчиво. — Много. Вам двоим-то столько и не нужно.
Я почувствовала первый укол тревоги. К чему она клонит? Зачем этот допрос? Света тем временем просто стояла рядом, молчаливая и понурая, обнимая себя за плечи. Её вид вызывал жалость. Она развелась с мужем пару лет назад, одна воспитывала двоих детей в крошечной двушке на окраине города. Жизнь у неё и правда была несладкой, и я всегда старалась ей сочувствовать, помогала вещами для детей, иногда давала денег.
— Мама, пойдёмте в дом, что мы на улице стоим, — Света наконец подала голос. Её тон был каким-то извиняющимся.
Мы прошли в гостиную. Дети тут же оккупировали диван, начиная прыгать на нём, несмотря на мои робкие просьбы этого не делать. Тамара Павловна уселась в моё любимое кресло, оглядываясь по сторонам.
— А ну-ка, Мариночка, проведи нам экскурсию. Покажи, как вы тут живёте-поживаете. Мы давно не были, всё поди изменилось.
Какая экскурсия? Вы были здесь полгода назад, и с тех пор мы только картину на стену повесили. Но спорить было бесполезно. Я начала свой обход, чувствуя себя гидом в собственном доме.
— Это наша кухня-гостиная…
— Просторная, — тут же вставила Тамара Павловна. — Светочка, посмотри, как удобно. Можно и готовить, и за детьми присматривать. Не то что твоя кухонька в шесть квадратных метров.
Света тяжело вздохнула и кивнула. Мы поднялись на второй этаж.
— Это наша спальня, — показала я на первую дверь.
Свекровь заглянула внутрь, но не задержалась. Её интересовало другое.
— А это что?
— Это кабинет Андрея.
— А это? — она указала на последнюю дверь в конце коридора.
— Это гостевая спальня.
— Гостевая… — повторила она, и её глаза странно блеснули. Она толкнула дверь и вошла внутрь. Комната была светлой, уютной, с большим окном, выходящим в сад. Мы планировали, что когда-нибудь она станет детской.
Тамара Павловна подошла к окну.
— Катенька, Мишенька, идите сюда! — крикнула она вниз. Дети прибежали, тяжело топая по лестнице. — Посмотрите, какая комната! Вам бы понравилась такая? Окно прямо в сад выходит!
Дети с восторгом закивали.
— Я хочу тут жить! — заявила Катя.
— И я! — подхватил Миша.
Я почувствовала, как кровь отхлынула от моего лица. Что она делает? Зачем она это говорит при детях? Я посмотрела на Андрея, ища поддержки, но он выглядел растерянным. Он, кажется, всё ещё не понимал, что происходит, списывая всё на эксцентричность матери.
— Мама, ну что ты, — пробормотал он. — Это просто комната.
— Не просто комната, сынок, — возразила Тамара Павловна, не сводя с меня испытующего взгляда. — Это комната с хорошей энергетикой. Для детей — самое то. А у вас она всё равно пустует.
В воздухе повисло невысказанное, жестокое «потому что детей у вас нет». У меня перехватило дыхание. Это был удар ниже пояса. Я видела, как Света потупила взгляд, но в её глазах не было сочувствия. Там было что-то другое, какая-то жадная оценка. Она смотрела на стены, на потолок, будто прикидывая, куда поставит кроватки.
Это не просто визит. Это смотрины. Они пришли смотреть наш дом. Будто выбирают товар в магазине.
Весь оставшийся вечер прошёл как в тумане. За ужином на веранде, который уже не казался мне таким желанным, Тамара Павловна продолжала свою линию. Она с упоением рассказывала, как тяжело живётся Свете. Как течёт крыша в их доме, как шумят соседи, как далеко добираться до школы. Каждая её фраза была завуалированным упрёком в наш адрес.
— …и вот представьте, двое деток в одной маленькой комнатке. Ни развернуться, ни поиграть нормально. А ведь им для развития простор нужен, свежий воздух.
Я молча ковыряла вилкой салат, чувствуя, как кусок не лезет в горло. Андрей пытался сменить тему, говорил о работе, о планах на отпуск, но свекровь тут же возвращала разговор в нужное ей русло.
— Какие отпуска, сынок, когда у родной сестры беда. Семья должна помогать друг другу.
Под конец вечера, когда дети уже начали капризничать от усталости, произошёл ещё один инцидент. Миша, пробегая мимо стола, зацепил скатерть, и на мой любимый белый коврик, лежавший на веранде, опрокинулась чашка с ягодным морсом. Я ахнула.
— Миша! — воскликнула Света скорее для вида, чем по-настоящему ругая сына.
— Ой, да ладно тебе, Марина, — махнула рукой Тамара Павловна с обезоруживающей улыбкой. — Подумаешь, коврик. Когда Светочка с детьми сюда переедет, она всё равно все эти твои «уютные штучки» уберёт. Тут детская игровая зона будет. Практичность важнее.
Наступила мёртвая тишина. Даже Андрей замер. Фраза была брошена так обыденно, так естественно, что я на секунду усомнилась, правильно ли я её расслышала.
— Что вы сказали? — переспросила я ледяным голосом.
Свекровь, кажется, поняла, что сболтнула лишнего. Она натянуто рассмеялась.
— Да я шучу, шучу, Мариночка! Что ты такая серьёзная? Просто замечталась, как хорошо бы моим внукам здесь было.
Но это не было похоже на шутку. Это была программа действий, случайно озвученная раньше времени. Я посмотрела на Свету. Она быстро отвела глаза, делая вид, что вытирает пятно с коврика. Она всё знала. Они приехали с конкретной целью.
Когда они, наконец, уехали, я закрыла за ними дверь и прислонилась к ней спиной. Я дрожала. Дом, моя тихая гавань, внезапно показался мне чужим и уязвимым. Воздух был пропитан их запахами, их словами, их желаниями.
— Андрей, ты это слышал? — спросила я, едва сдерживая слёзы.
— Я слышал, — он подошёл и обнял меня. — Марин, я уверен, мама не то имела в виду. Она просто… ну, ты знаешь её. Она любит преувеличивать. Переживает за Свету, вот и фантазирует.
— Фантазирует? Андрей, она уже мысленно выкинула мои вещи и заселила сюда Свету с детьми! Она оценивала наш дом, как риелтор!
Но он не хотел верить. Ему было проще считать свою мать эксцентричной, а меня — излишне мнительной.
— Милая, давай не будем ссориться из-за этого. Они уехали, и всё. Забудь. Это наш дом. Никто его у нас не отнимет.
Он говорил это, чтобы меня успокоить, но его слова не работали. Потому что я видела выражение лица его сестры и слышала сталь в голосе его матери. Это было только начало. И я чувствовала, что самое страшное ещё впереди. Томительное ожидание растянулось на несколько дней. Дней, наполненных тишиной и напряжением. Телефон молчал. Тамара Павловна не звонила, Света тоже. Но это затишье было хуже любой бури. Я ходила по нашему дому, и мне казалось, что я вижу его чужими глазами. Вот здесь они поставят двухъярусную кровать. А этот стол выкинут, он слишком большой. Шторы? Света сказала, что любит зелёный цвет, значит, эти бежевые ей не понравятся. Эти мысли были навязчивыми, как мухи. Я пыталась отвлечься работой в саду, книгами, но ничего не помогало. Чувство, что на мою территорию, на мою жизнь совершено покушение, не отпускало.
Андрей, казалось, уже обо всём забыл. Он был весел, строил планы, обсуждал, какой цвет краски купить для забора. Он искренне не понимал моего состояния.
— Марин, ну что ты опять киснешь? Я же сказал, забудь. Мама ляпнула не подумав, с кем не бывает.
— Андрей, это не «ляпнула», — пыталась достучаться я. — Это была разведка боем. Ты что, не видишь? Они прощупывали почву.
Он раздражённо вздыхал.
— Ну что я должен был сделать? Выгнать собственную мать и сестру с племянниками? Ты этого хотела?
— Я хотела, чтобы ты меня защитил! Чтобы ты чётко обозначил границы! Чтобы ты сказал: «Мама, это наш с Мариной дом, и мы сами решаем, какие комнаты у нас пустуют, а какие нет!»
Наши разговоры заходили в тупик. Он обвинял меня в излишней драматизации, я его — в слепоте и бесхребетности. Впервые за долгое время между нами пробежала настоящая трещина. Я чувствовала себя одинокой и преданной. Он не на моей стороне. Для него это просто «семейные сложности», а для меня — угроза всему, что мне дорого.
А потом начались странные звонки. Мне на мобильный звонили с незнакомых номеров. Когда я отвечала, на том конце провода молчали и через несколько секунд вешали трубку. Сначала я не придала этому значения. Спам, ошиблись номером. Но звонки повторялись. Два, три раза в день.
И вот однажды, во время очередного такого звонка, я услышала на заднем плане тихий детский голос, похожий на голос Кати, племянницы. И тут же — шиканье и сброшенный вызов. Холод пробежал у меня по спине. Они проверяют, дома ли я?
На следующей неделе произошло кое-что ещё более странное. У нас по соседству продавался участок. И вот, возвращаясь из магазина, я увидела возле него знакомую машину. Машину Светы. Рядом с ней стояла сама Света и какой-то мужчина в костюме, очевидно, риелтор. Они о чём-то оживлённо беседовали, и мужчина показывал рукой в сторону нашего дома. Я быстро припарковалась чуть поодаль, чтобы меня не заметили, и стала наблюдать. Моё сердце колотилось как бешеное.
Что она тут делает? Смотрит участок? Но зачем риелтору показывать на наш дом?
Я не могла разобрать слов, но видела жесты. Света кивала, что-то спрашивала, и снова и снова поглядывала на наши окна. Потом риелтор передал ей какие-то бумаги, они пожали руки, и Света уехала. У меня было очень плохое предчувствие. Вечером я не выдержала и позвонила соседке, которая продавала участок.
— Здравствуйте, тётя Валя. Это Марина с двадцать пятого дома. Как у вас дела? Как продажа?
— Ой, Мариночка, привет! Да вот, вроде нашёлся покупатель. Вернее, покупательница. Такая женщина приятная, с детьми. Говорит, очень ей наше место нравится. Особенно соседство.
У меня всё похолодело внутри.
— Соседство?
— Ну да. Она сказала, что её брат живёт в соседнем доме… то есть, в вашем. И что она планирует скоро туда переехать, а этот участок ей нужен, чтобы, так сказать, расширить владения. Для сада, огорода. Места-то у вас не так много.
Я пробормотала что-то невнятное в трубку и попрощалась. Я села на стул. Дыхание спёрло. Расширить владения? Значит, вопрос с нашим домом для них уже решён. Они не просто мечтают — они действуют. Покупают соседний участок, будучи уверенными, что скоро получат и наш дом. Это был не просто план, это была целая операция, разворачивающаяся за нашими спинами.
Я рассказала обо всём Андрею. На этот раз он не отмахнулся. Он нахмурился, лицо его стало серьёзным.
— Подожди, это какая-то ошибка. Она не могла такого сказать. Купить участок? У неё денег нет на новую стиральную машину!
— Андрей, я сама её видела! И с тётей Валей говорила! Твоя сестра собирается стать нашей соседкой, чтобы потом занять наш дом!
— Это бред, — он качал головой, но я видела, что уверенность его пошатнулась. — Я поговорю с матерью. Я всё выясню.
Он позвонил Тамаре Павловне. Я сидела рядом и слышала обрывки её громкого, возмущённого голоса из трубки.
— …да что ты выдумываешь! …Марина твоя всё напридумывала! …бедная девочка просто присматривала варианты, мечтала! …ты что, родной сестре не веришь, а веришь этой?!
После разговора Андрей был мрачнее тучи.
— Мама говорит, что Света просто ездила посмотреть, сколько сейчас земля стоит. Для общего развития. И что она ничего такого риелтору не говорила, это соседка всё переврала.
Я смотрела на него и понимала, что он отчаянно хочет ей верить. Хочет верить, что его мир в порядке, что его мать и сестра — хорошие люди, а жена просто всё усложняет. И в этот момент я поняла, что я одна. Если я сама не разберусь в этом, меня просто выживут из моего собственного дома, из моей собственной жизни. И муж мне не поможет. Он будет до последнего стоять между двух огней, пытаясь всех примирить, пока от нашего брака и нашего дома не останутся одни угли.
Развязка наступила внезапно, через два дня после разговора Андрея с матерью. Он уехал в командировку на один день, в соседний город. Я осталась дома одна. Весь день я провела в тревоге, прислушиваясь к каждому шороху. Чувство, что за мной следят, не проходило. Вечером, уже в сумерках, я сидела в гостиной и пыталась читать, когда услышала, как к дому подъехала машина. Я выглянула в окно. Это была она. Машина Светы. Сердце ухнуло куда-то вниз.
Из машины вышли Тамара Павловна и Света. Они не стали звонить в дверь. Они просто подошли к калитке и, подёргав её, убедились, что заперто. Потом свекровь достала из сумки телефон и начала кому-то звонить. Через секунду зазвонил мой мобильный. Номер Тамары Павловны. Я смотрела на экран и не отвечала. Я просто сидела и смотрела на них в окно. Они стояли у ворот моего дома, как два хищника, выжидающие свою жертву.
Поняв, что я не отвечу, свекровь убрала телефон. И тогда случилось то, чего я никак не ожидала. Света подошла к забору сбоку, где рос густой куст жасмина, и… достала из кармана ключ. Мой мозг отказывался верить. Она вставила ключ в замок калитки. Щёлк. И калитка открылась.
У них был ключ от нашего дома.
Как? Откуда? Я судорожно стала вспоминать. Мы никогда не давали им ключи. Значит… значит, они сделали дубликат. Но когда? Может, в тот самый визит? Или раньше? Когда мы оставляли их одних в доме, уезжая в магазин?
Они вошли во двор. Медленно, по-хозяйски. Тамара Павловна шла впереди, Света — чуть позади. Они подошли к крыльцу. Я услышала, как они поднимаются по ступенькам. И снова звук ключа, на этот раз в замочной скважине входной двери. Мои руки похолодели. Я была одна в огромном доме, и в него прямо сейчас врывались люди, которые считали его своим.
Я вскочила и бросилась к двери в кладовку под лестницей. Забежала внутрь, плотно притворив за собой дверь и оставив крошечную щёлочку, чтобы видеть гостиную. Я не знала, что делать. Звонить в полицию? Что я им скажу? «Ко мне пришли родственники мужа со своим ключом»? Они меня на смех поднимут. Мне нужны были доказательства. Неопровержимые. Я включила диктофон на телефоне и затаила дыхание.
Дверь открылась. В дом вошли Тамара Павловна и Света. Они не знали, что я дома. Видимо, думали, что я уехала с Андреем.
— Ну вот, — громко и удовлетворённо сказала свекровь, включая свет в прихожей. — Совсем другое дело. Тихо, спокойно. Никто не мешает.
— Мам, мне как-то не по себе, — прошептала Света. — А вдруг она вернётся?
— Не вернётся. Андрей же сказал, они завтра к вечеру будут. У нас полно времени. Давай, не дрейфь. Нужно всё замерить. Ты рулетку взяла?
Света достала из сумки рулетку. У меня потемнело в глазах.
— Так, начнём с этой комнаты, — скомандовала Тамара Павловна, входя в гостиную. — Диван этот дурацкий — на выброс. Слишком громоздкий. Сюда поставим детский спортивный уголок. Мишеньке нужно развиваться.
— А телевизор? — спросила Света, уже прикладывая рулетку к стене.
— Телевизор оставим. Но повесим на кронштейн, повыше, чтобы дети не достали. Так, что с этим ковром?.. А, это тот, что Мишенька залил. Тоже на помойку. Постелем развивающий коврик.
Они ходили по моей гостиной, по моему дому, и распоряжались моими вещами. Они не просто планировали — они уже делили моё имущество, выбрасывали мою жизнь на помойку. Я слушала их голоса, и во мне поднималась не злость и не страх, а какая-то ледяная, спокойная ярость. Я записывала каждое их слово.
Они поднялись на второй этаж. Я слышала их шаги над головой.
— …вот эту комнату Катеньке. Тут светлее. А ту, что потемнее, — Мише.
— Мам, а куда они свои вещи денут? — спросила Света.
— Какие вещи? — фыркнула Тамара Павловна. — Что там у неё есть? Платья свои? Упакуем в коробки, пусть в гараж отнесут. Гараж большой, поместится. А спальню их мы себе заберём. Кровать тут хорошая, новая. Зачем нам тратиться?
В этот момент я поняла, что с меня хватит. Хватит прятаться. Хватит быть жертвой. Я медленно, стараясь не шуметь, открыла дверь кладовки. Взяла в руки тяжёлую металлическую кочергу, которая стояла у давно неиспользуемого камина. Не для того, чтобы нападать. А для того, чтобы чувствовать себя увереннее. И вышла в центр гостиной. Я встала прямо под лестницей и стала ждать.
Через несколько минут они начали спускаться. Тамара Павловна шла первой, оживлённо жестикулируя.
— …и самое главное, нужно будет сразу замки сменить. Чтобы она сюда больше не…
Она осеклась на полуслове. Её нога замерла на последней ступеньке. Она увидела меня. Её лицо вытянулось, глаза округлились от ужаса. Света, которая шла за ней, врезалась ей в спину.
— Что такое? — спросила она и выглянула из-за материнского плеча.
И тоже замерла. Наступила абсолютная, звенящая тишина. Они обе смотрели на меня, стоящую посреди своей гостиной, в своём доме, с кочергой в руке и с выражением лица, которое не предвещало ничего хорошего.
Я медленно подняла телефон и остановила запись.
— Думаю, этого будет достаточно, — сказала я тихо, но мой голос прозвучал в тишине как выстрел. — И для Андрея, и для полиции, если понадобится. Статья сто тридцать девятая Уголовного кодекса. Незаконное проникновение в жилище.
На лице Тамары Павловны ужас сменился гневом.
— Ты… ты что здесь делаешь?! — прошипела она. — Ты подслушивала?!
— Я здесь живу, — так же спокойно ответила я. — А вот что здесь делаете вы? С ключами, которых я вам не давала, и с рулеткой? Решили провести инвентаризацию моего имущества перед тем, как его присвоить?
Света побледнела как полотно и начала что-то лепетать.
— Марина… это не то, что ты подумала… мы просто… мы просто хотели посмотреть…
— Посмотреть? — я сделала шаг вперёд. Они обе инстинктивно попятились назад, на лестницу. — Я всё слышала. Каждое слово. Про диван на выброс, про мои вещи в гараже, про смену замков. Вы решили, что я бессловесная овца, которую можно просто выкинуть из её дома?
— Да как ты смеешь! — взвилась Тамара Павловна, вновь обретая свою властность. — Это дом моего сына! Значит, и мой отчасти! Я имею право здесь находиться!
— Нет, — отрезала я. — Этот дом принадлежит мне и моему мужу на праве совместной собственности. Пятьдесят на пятьдесят. И без моего разрешения вы здесь — просто воры.
Я подняла телефон.
— Эта запись сейчас же отправится Андрею. А потом я вызову наряд. И поверьте, я напишу заявление. Свидетели у меня тоже есть. Тётя Валя с удовольствием подтвердит, что Света собиралась «расширять владения» за счёт моего дома.
Света залилась слезами.
— Не надо, Марина, не надо, пожалуйста! Мама заставила! Я не хотела!
— Не хотела? — я горько усмехнулась. — Не хотела, но рулетку с собой взяла? И ключик от калитки? Откуда он у тебя, Света?
Она молчала, только всхлипывала.
— Я требую, чтобы вы покинули мой дом. Немедленно. И чтобы ключ лежал вот здесь, на столе.
Тамара Павловна смотрела на меня с такой ненавистью, что если бы взглядом можно было убивать, я бы уже лежала на полу. Но она видела, что я не шучу. Что той тихой, покладистой и вечно извиняющейся Марины больше нет. Перед ней стоял другой человек.
Медленно, с униженным видом, Света достала из кармана ключ и положила его на журнальный столик.
— А теперь — вон, — сказала я, указывая кочергой на дверь.
Они развернулись и, не говоря ни слова, вышли из дома. Я закрыла за ними дверь на все замки и прислонилась к ней, тяжело дыша. Ноги подкашивались. Я сползла на пол. Адреналин отступил, и меня затрясло. Но это были не слёзы обиды. Это было освобождение.
Через несколько минут я отправила аудиофайл Андрею с одной-единственной припиской: «Послушай. Это твоя семья». Его ответный звонок раздался почти мгновенно. Я никогда не слышала его таким. В его голосе был шок, ярость и… стыд.
— Марин… я еду. Я сейчас же выезжаю. Я буду через три часа. Только не оставайся одна, прошу.
Когда Андрей приехал, я всё ещё сидела на том же месте. Он вошёл, увидел меня на полу, бросился ко мне, обнял.
— Прости меня, — шептал он. — Прости, что я был таким слепым идиотом. Прости, что не верил тебе.
В ту ночь мы не спали. Мы говорили. Впервые за долгое время — абсолютно честно. Он рассказал, что, прослушав запись, тут же позвонил матери. Она сначала всё отрицала, потом начала кричать, что я ведьма, что я его приворожила, что я специально всё подстроила. А потом, когда Андрей сказал, что слышал каждое слово на записи, она перешла к обвинениям. Что это он виноват, что живёт в хоромах, а родная сестра прозябает в нищете. Что он плохой сын и брат.
А потом вскрылся ещё один, новый пласт лжи. Оказалось, деньги на покупку соседнего участка Тамара Павловна дала Свете из своих сбережений. Это были те самые деньги, которые она много лет откладывала и обещала дать нам с Андреем на первоначальный взнос по ипотеке, когда мы ещё только мечтали о доме. Но тогда она сказала, что все сбережения «пропали» во время какой-то неудачной финансовой операции. Она обманула собственного сына, чтобы отдать всё дочери.
Света тоже позвонила Андрею, рыдая. Она умоляла о прощении, говорила, что мать на неё давила, что она не хотела ничего плохого. Но Андрей уже ей не верил. Предательство было слишком явным, слишком циничным.
Мы приняли тяжёлое решение. Андрей позвонил матери и сестре на следующий день и сказал, что мы прекращаем с ними всякое общение. На неопределённый срок. Пока они не осознают, что сделали, и не принесут искренних извинений. Не за то, что их поймали, а за то, что они вообще могли до такого додуматься. Ответом была новая волна проклятий и обвинений в неблагодарности.
Прошло несколько месяцев. Наш дом снова стал тихой гаванью. Тишина больше не казалась зловещей, она была целительной. Мы с Андреем стали ближе, чем когда-либо. Этот кризис, как ни странно, укрепил наш брак. Он увидел истинное лицо своей семьи и сделал свой выбор. Он выбрал меня. Нашу семью.
Иногда я выхожу на веранду, смотрю на свои розы, на зелёный газон, на крышу соседнего дома, где так и не началось никакое строительство. Участок, который купила Света, снова выставлен на продажу. Видимо, деньги понадобились на что-то другое.
Я больше не чувствую страха или обиды. Только какую-то холодную ясность. Я поняла, что нельзя позволять никому, даже самым близким родственникам, нарушать твои границы и обесценивать твою жизнь. Мой дом — это не просто стены. Это символ моего труда, моей любви, моего счастья. И я научилась его защищать. Свет солнца снова кажется мне тёплым и ласковым, а не тревожным. Я снова дышу полной грудью в своём доме. И я знаю, что больше никто и никогда не посмеет сказать мне, что я должна его кому-то отдать.