Кухня у Галины была обычная, без всяких дизайнерских выкрутасов: холодильник со слегка облупившейся дверцей, газовая плита, которую пора бы поменять, да стол, на котором всегда лежала клеёнка с цветочками. Но сегодня эта клеёнка выглядела как поле боя.
На ней стояли тарелки с макаронами по-флотски, огурцы из банки и салат из помидоров с луком. Всё привычно, всё буднично. Только воздух — густой, тяжёлый, как перед грозой.
Валентина Петровна сидела прямо, будто проглотила швабру, и отодвинула салатник подальше.
— Ну что это такое? — она сморщила нос. — Опять макароны? Я уж думала, вы тут по-человечески питаетесь.
Галина молча положила себе ещё ложку.
— Мам, не начинай, — тихо сказал Игорь, ковыряя вилкой. Он всё время ковырял, ел мало, будто боялся лишний кусок взять без разрешения матери.
— А что? Я же не с потолка беру! — Валентина Петровна поджала губы. — Женщина в доме должна кормить мужа. А не абы чем. Ты, Игорь, помнишь, как я тебе котлеты жарила? — и она закатила глаза, словно это было гастрономическое наследие ЮНЕСКО.
Галина усмехнулась.
— Помнит, конечно. Ты ему ещё напомни, как ты ему носки стирала. Может, и их вернуть в оборот?
Игорь кашлянул, закашлялся, налил себе воды. В воздухе запах лука стал резким, как сама атмосфера.
Собрались они по поводу простому: Валентина Петровна пришла «навестить». А на самом деле, как всегда, с планом.
Сначала она прошлась по хозяйству: «Пыль у вас под телевизором», «Шторы давно не менялись» (Галя молча сжала зубы — шторы она ненавидела, но снимать пока руки не дошли). Потом плавно перешла к главному.
— Галя, я тут подумала… У вас ведь квартира на тебя записана, да?
Галина прищурилась.
— На меня. А на кого ещё? Я её брала в ипотеку, платила десять лет.
— Ну… мы же семья, — протянула свекровь медовым голосом, от которого у Галины зубы сводило. — Всё должно быть общим. Муж у тебя есть, вот пусть и будет на мужа. На Игорька.
Игорь уставился в тарелку. Видно было: он знал этот разговор заранее. И заранее струсил.
Галина усмехнулась, но в голосе зазвенело железо:
— Ага. Чтобы потом ты решила, что всё «общее» — это твоё?
— Ты чего несёшь? — Валентина Петровна распахнула глаза, театрально возмущаясь. — Я о семье думаю! А то мало ли что… Ты же не вечная.
— Мам! — Игорь дёрнулся, но мать только махнула рукой: мол, молчи.
Галина отложила вилку.
— Спасибо за заботу. Но завещание у меня давно написано.
Тишина упала такая, что даже часы на стене будто перестали тикать.
— Завещание? — свекровь приподняла брови. — И кому же?
Галина вдохнула глубже. Её голос был ровный, но в глазах сверкнуло.
— Сестре. Свете. У неё двое детей. Ей нужнее, чем вашему Игорю.
И вот тут всё и полетело.
— Это что же такое! — Валентина Петровна ударила ладонью по столу так, что огурцы подпрыгнули. — Чужим детям, а не своему мужу?! Ты совсем?!
— Мам, не надо… — Игорь поднял руки, будто сдавался.
— Заткнись! — она ткнула в него пальцем. — Ты вообще понимаешь, что за бабу взял?! Она же тебя за человека не держит!
Галина засмеялась коротко и зло:
— Ага. А ты держишь? Он у тебя до сих пор как подопечный в детском саду. Только воспитательница в виде матери.
Игорь покраснел, потянулся к стакану, пролил воду на стол.
— Ты неблагодарная! — кричала свекровь. — Я жизнь на сына положила, а ты хочешь всё отобрать! Квартиру! Будущее! Ты вообще женщина или эгоистка?!
Галина встала, медленно, не повышая голоса.
— Квартиру я взяла и выплатила сама. Будущее своё я определяю тоже сама. А сын твой пусть сам решит, он с мамой живёт или с женой.
Игорь вскочил, замахал руками:
— Да вы обе с ума сошли! Ну зачем это всё? Галя, ну перепиши на меня, что тебе жалко? Это же надёжнее…
Галина повернулась к нему, и в этот момент в её взгляде было всё: усталость, презрение, злость.
— Жалко? Мне жалко десять лет выплат и десять лет жизни. А тебе, Игорь, не жалко самого себя? Ты что, не понимаешь, что тебя просто используют?
Игорь опустил голову.
— Я… я просто не хочу скандалов.
— Поздно, — Галина развела руками. — Скандал уже есть.
Валентина Петровна, багровая, трясла руками:
— Выбирай! Сейчас! Между мной и этой… неблагодарной!
Игорь сидел, мял салфетку, молчал. А Галина смотрела на них обоих и вдруг поняла — это только начало. Всё самое интересное ещё впереди.
После того ужина Галина три дня ходила, как на пороховой бочке. Даже на работе коллеги шутили:
— Ты чего такая мрачная? Как будто ипотеку снова взяла.
А у неё внутри действительно было ощущение, что её пытаются заново засадить в долговую яму — только не банк, а собственная свекровь с сынком в придачу.
Игорь всё эти дни вёл себя как школьник, которого поймали на курилке. Лицо виноватое, глаза бегают, всё время пытается обнять, поцеловать, но сам же отдёргивает руки. Вечером садится к телевизору и делает вид, что ему «надо подумать».
Галя не трогала. Сидела в своей комнате (она уже мысленно разделила квартиру на «свою» и «их»), листала интернет, звонила Светке. Та, как всегда, говорила бодро:
— Да плюнь ты на них, сеструха! У тебя есть дом, у тебя есть мы. А мужиков этих… Ну, они приходят и уходят. А дети остаются.
Галя улыбалась, но внутри кипела. Потому что мужиков-то можно менять. А квартиру — нет.
На четвёртый день Игорь пришёл домой с каким-то конвертом.
— Галь, — сказал он, снимая куртку и не поднимая глаз. — Нам надо поговорить.
Она уже знала: сейчас будет гадость.
И действительно. Он достал из конверта бумаги. Настоящие, с печатями, штампами, гербовыми орлами.
— Это… ну… юрист всё подготовил. Чтобы мы квартиру оформили на меня. Это же формальность. Ничего не изменится. Мы ведь семья.
Он говорил это тихо, виновато, но в руках у него дрожали документы, и Галю будто током ударило.
— Ты совсем, Игорь? — она резко поднялась. — Ты мне эти бумажки домой притащил? После того, что твоя мамочка устроила?
— Галя, — он сделал шаг, — я не хотел… Просто так будет спокойнее. Ну мало ли что…
— Кому спокойнее? Тебе? Или ей? — она ткнула пальцем в бумаги. — Это она тебя послала?
Игорь молчал. И этим молчанием признался.
У Галины внутри что-то сорвалось.
— Так слушай сюда. Я не дура. Я десять лет пахала, чтобы эта квартира была моей. Сестра моя помогала, когда я без работы сидела. А твоя мамочка чем помогала? Котлеты жарила?
— Не начинай опять, — заскулил Игорь, поднимая руки, как под щит. — Она просто хочет уверенности. Ты же завещание сделала на чужих детей.
— Чужих? — у Галины дрогнул голос. — Это мои племянники. Моя кровь. А ты — мой муж. Был. Пока я думала, что у тебя есть хоть капля мужества.
Игорь побледнел.
— Ты что… хочешь выгнать меня?
— А почему нет? — она шагнула ближе, почти нос к носу. — Это МОЙ дом. Ты в нём жил, потому что я пустила. А сейчас ты пришёл сюда с бумажками от своей мамаши. Ты что думал? Я возьму ручку и подпишу?
Она резко схватила бумаги и со злостью швырнула их на плиту. Папка раскрылась, листы разлетелись по кухне, один даже прилип к кастрюле.
— Галя! — Игорь бросился собирать, прижимая бумаги к груди, как ребёнка. — Ты с ума сошла! Это официальные документы!
— А ты с ума сошёл, что вообще их сюда принёс! — закричала она. — Всё, Игорь. Дальше — дверь там.
Он ошалело моргнул.
— Ты… серьёзно?
— Абсолютно, — Галина выпрямилась. Голос её дрожал, но был твёрдый. — Иди к своей мамочке. Живи с ней, если так удобно. Но здесь ты больше не хозяин.
И тут впервые за всё время Игорь сорвался.
— Да ты неблагодарная! — выкрикнул он. — Я на тебя лучшие годы потратил!
— Лучшие? — Галина рассмеялась, но глаза у неё блестели от слёз. — Ты даже на диван мне новый не купил. Лучшие годы он, понимаешь!
Он шагнул к ней, будто хотел схватить, но остановился, махнул рукой, выругался и пошёл в коридор. Начал судорожно пихать вещи в рюкзак, потом чемодан.
Галя стояла в дверях кухни и смотрела. Не вмешивалась. Пусть катится.
— Я ещё вернусь, — пробурчал он, застёгивая молнию. — Ты ещё пожалеешь.
— Вернёшься — ключи не подойдут, — холодно ответила она.
Дверь хлопнула так, что в прихожей с полки упала вазочка (досталась от бабки, ещё советская). Галина посмотрела на осколки, вздохнула и пошла за тряпкой.
Вечером позвонила Света.
— Ну что, как у вас?
Галя присела на табурет, закурила.
— Всё. Он ушёл.
— К маме?
— А куда ж ещё. Там ему и обед, и кровать заправят, и мозг включать не надо.
Света помолчала, потом сказала:
— Знаешь, может, это и к лучшему. Теперь хоть дышать спокойно сможешь.
Галя затянулась и подумала: «Спокойно? Ага. Сейчас-то всё только начинается».
Через неделю тишины дверь в квартиру снова взорвалась звонком. Галина открыла — и увидела их обоих. Игорь с бледным лицом, за его спиной — Валентина Петровна, надменная, будто на смотринах. В руках у неё была папка — та самая, только потолще.
— Галя, — протянула она сладко, — мы пришли по-хорошему. Вот юрист объяснил: квартира должна быть оформлена на моего сына. Ты же понимаешь, по закону — это правильно.
— По какому закону? — Галина опёрлась на косяк. — По закону мамочкиных хотелок?
Валентина Петровна прищурилась.
— По закону семьи. Ты ведь жена. Всё общее.
— Не всё. — Галина отошла, впуская их в прихожую. — Проходите.
Они уселись за стол. Ситуация напоминала допрос. На лицах — уверенность, будто они уже выиграли.
— Вот документы, — Валентина раскрыла папку, вытянула бумаги. — Мы через суд всё равно добьёмся. А так по-хорошему, без скандалов… Подпиши.
Игорь молчал, только теребил молнию на куртке.
Галина взяла бумаги, пролистала.
— Ух ты. Даже подпись мою нарисовали в уголке. Фантазия у вас богатая. Только есть одна проблема: квартира приобретена мной ДО брака. Знаете, что это значит?
Валентина замерла.
— Что?
— То, что эта квартира — моя личная собственность. И ни суд, ни юрист, ни даже ваши котлеты ничего не изменят.
Игорь опустил голову, будто получил пощёчину.
— Ты эгоистка, — зашипела Валентина. — Ты разрушила семью!
— Семью? — Галина усмехнулась. — Семья — это когда рядом те, кто поддерживает. А не те, кто приходит с бумажками, чтобы отнять крышу над головой.
Она встала, собрала бумаги и швырнула их обратно в папку.
— Забирайте. Идите.
— Ты ещё пожалеешь! — сорвалась Валентина, вставая.
— Возможно, — спокойно ответила Галина. — Но не в этой квартире.
Они ушли. Дверь захлопнулась. В прихожей снова упала вазочка — оставшаяся. «Ладно, — подумала Галина. — Символично. Старое уходит».
Она взяла телефон, набрала номер.
— Света? Приезжай с детьми. Тут теперь места хватит.
И впервые за долгие недели Галина почувствовала: дышать стало легко.
Конец.