Марина сидела на кухне в халате с облезшей завязкой и ковыряла вилкой холодную гречку. Солнце било в окно так, что казалось, будто у них не московская окраина с облупленным подъездом, а курорт в Сочи. Но это, конечно, иллюзия. В реальности — старая «двушка» с мебелью из девяностых, купленной ещё родителями Павла. Всё, как положено: кухонный гарнитур цвета «вишня пластик», скрипучий диван в гостиной и холодильник, которому в паспорте лет больше, чем их браку.
Марина открыла телефон и машинально зашла в банк. Ну вот, здрасьте-пожалуйста: баланс счета — ноль рублей ноль копеек.
— Паш, ты тут деньги снимал? — спросила она, даже не отрывая глаз от экрана.
Павел в этот момент возился с кофемашиной. В майке, с животиком, который упорно рос, несмотря на его уверения, что «он просто вздулся от воды». Он дёрнул плечом:
— Какие деньги?
— Двести тысяч. Наши накопления. — Марина повернулась, прищурилась. — Не шути.
Павел замер, как школьник, которого застукали за сигаретой. Потом сделал вид, что ковыряет что-то в фильтре.
— Мариночка, ну ты не начинай с утра. Всё нормально.
— Нормально? — она подняла брови. — У меня зарплата медсестры, твоя бухгалтерская ставка, и вот это вот «нормально»? Двести тысяч испарились!
Павел покосился на неё, помялся и тихо сказал:
— Мама взяла.
У Марины даже в горле пересохло.
— Что?
— Ну… Ей срочно надо было. Она обещала вернуть.
— Павел, ты вообще головой думаешь? — Марина вскочила, зацепив стул так, что он грохнулся на плитку. — Ты дал моей свекрови наши деньги?
— Ну не «дал»… Она сказала, что это временно. У неё же всегда всё под контролем.
— Под контролем?! — Марина рассмеялась так, что самой стало страшно от этого звука. — У женщины, которая три года назад брала «временные» сорок тысяч на зубы, и до сих пор «возвращает» их нам в виде кастрюли борща?
Павел ссутулился, будто хотел в раковину спрятаться.
— Не надо утрировать. Она мать, ей виднее.
— О, конечно, — Марина уселась обратно и обхватила голову руками. — Мать святая, жена — так, временная приставка.
В этот момент, как по заказу, раздался звонок в дверь. На пороге стояла Галина Петровна — в своей вечной шубе «под соболь» (купленной, кстати, в кредит), с аккуратным пучком и пакетом мандаринов в руке.
— Павлуша, милый! — она заглянула внутрь, будто дом всё ещё её. — А я тут заскочила, думаю, чайку попьём.
Марина встала в дверях кухни, руки скрестила.
— Отличный тайминг, Галина Петровна. Может, сразу и обсудим, куда наши деньги делись?
Галина Петровна моргнула, прикинулась непонимающей.
— Какие деньги, милочка?
— Двести тысяч, которые вы «временно» одолжили.
Свекровь картинно всплеснула руками:
— Ах, Господи, да что за драма! Я взяла их для важного дела. Для семьи же!
— Для какой семьи? — Марина сделала шаг вперёд. — Для вашей? Или всё-таки для нашей?
Галина Петровна выпрямилась, глядя поверх очков:
— Ты ещё молодая, не понимаешь. Эти деньги — инвестиция. Я уже заключила договор на квартиру в новостройке. На Павлушу.
Марина почувствовала, как по спине прошёл холод.
— На Павлушу? — голос у неё дрогнул. — То есть, на сына. Без жены.
— А зачем тебе? — сладко протянула свекровь. — Ты же женщина. Сегодня ты здесь, а завтра — мало ли что. А квартира — это для моего мальчика. Чтобы у него всегда был тыл.
— А я, выходит, временное приложение? — Марина сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. — Восемь лет брака, общий счёт, а я никто?
Павел стоял у стены, как мебель. Ни слова. Только глаза бегают.
— Павел! — крикнула Марина. — Скажи хоть что-то!
Он сглотнул:
— Мариночка, ну мама права… Квартира ведь всё равно для нас.
— Для нас? — она резко повернулась к нему. — Там разве моя фамилия в договоре?
Галина Петровна фыркнула:
— Девочка, ты слишком много хочешь. Я тут делаю всё ради вас, а ты мне претензии кидаешь.
— Ради нас?! — Марина схватила с подоконника чашку и с силой поставила её на стол, так что чай расплескался. — Ради себя вы делаете. Чтобы держать нас на коротком поводке!
— Ты разрушаешь семью! — свекровь всплеснула руками. — Вот такими истериками!
Марина засмеялась, но уже с дрожью:
— Семью разрушает невестка, которая требует честности? А не мать, которая ворует деньги?
Павел подошёл, попытался коснуться её руки.
— Ну всё, не кипятись… Потом всё утрясётся.
Марина отдёрнула руку.
— Нет, Павел. Это не утрясётся.
Она посмотрела на свекровь — та стояла, прижав к груди пакет с мандаринами, как снаряд. На мужа — тот снова вжал голову в плечи. И вдруг Марина поняла: вот оно, первое настоящее предательство. Не деньги даже, а то, что муж молчит. Что он выбрал сторону.
Марина ушла из кухни, не хлопнув дверью — наоборот, тихо, почти вежливо прикрыла. И вот этот её жест был страшнее любого скандала. Потому что хлопнуть — значит, показать эмоцию, а закрыть мягко — значит, всё, точка, конец, внутри ледяная пустота.
Она пошла в спальню, открыла шкаф и начала наугад вытаскивать вещи. Джинсы, свитер, нижнее бельё, какие-то футболки Павла, которые ненавидела, но всё равно кидала в сумку. В голове билось одно: «Я что, реально жила восемь лет в иллюзии?»
В прихожей было слышно, как Павел что-то шепчет матери, пытаясь её успокоить. А Галина Петровна всхлипывала, причитая:
— Вот и до этого дошли… Всё для вас стараюсь, а она меня ворюгой выставляет…
Марина стиснула зубы, бросила в сумку зарядку от телефона и вышла обратно.
— Я у Светки поживу, — сказала, даже не глядя на мужа.
— Мариш… — Павел протянул руку, но она отодвинулась.
— Нет, Паш. Я сейчас уйду, иначе я сделаю что-нибудь такое, что потом жалеть придётся.
Свекровь сразу ожила:
— О, прекрасно! Съездишь, остынешь, подумаешь. А Павлуша без истерик наконец вздохнёт.
Марина посмотрела на неё так, что если бы взглядом можно было убить, на ковре уже лежала бы трупная тень.
— Вы счастливы? — спросила она. — Вы его себе оставили.
И ушла.
У Светы, её школьной подруги, было всегда уютно и тесно: книги штабелями, пёс-метис на диване и вечно пахло кофе. Света работала юристом, видела всякого, но когда Марина рассказала про пропажу денег и новостройку, та только присвистнула.
— Да это не просто «свекровь-вампир», это прямо учебник по семейному праву. Ты в курсе, что если квартира оформлена только на Павла, то юридически ты там вообще никто?
Марина села, прижав к себе кружку с остывшим латте.
— Я догадывалась. Но когда слышишь это чужими словами, прям тошно.
— Угу. — Света почесала собаку за ухом. — Смотри, вариант первый: смириться и ждать, пока твой маменькин сынок поднимет голову. Вариант второй: включить бойца.
— И что значит «включить бойца»?
— Полиция, суд, брачный договор. У тебя же есть доказательства, что деньги общие?
— Ну… на карту скидывали оба.
— Отлично. Это твой козырь. Только ты готова идти до конца?
Марина молчала. Она впервые за восемь лет реально представила: а что, если без Павла? Без этой квартиры, без «мы». Просто она и её жизнь.
На следующий день Павел всё же приехал к Свете. Стоял в дверях, мял кепку в руках, как подросток, который извиняться пришёл за разбитое окно.
— Мариш, ну не уходи. Мама… она просто хотела как лучше.
— Как лучше для кого? — Марина даже не подняла глаз от ноутбука.
— Для нас.
— Для нас? — она захлопнула крышку. — Павел, ты понимаешь, что если завтра со мной что-то случится, ты будешь в новой квартире жить, а я — никто. Я даже прописана там не буду.
Он сглотнул, переминаясь с ноги на ногу.
— Ну… можно же потом оформить…
— Потом? — Марина встала, шагнула ближе. — А ты вообще слышишь себя? У нас общие деньги украли, а ты всё «потом».
— Мариш, я между вами двумя разрываюсь. Ты же знаешь, мама одна…
— А я что? Тоже никто?
Голос у неё сорвался, и Павел впервые за всё время поднял голос:
— Да ты меня в гроб загоняешь этими скандалами!
— Скандалами? — Марина ударила ладонью по столу. — Это называется требовать уважения!
В этот момент дверь квартиры распахнулась, и на пороге появилась Галина Петровна. Да-да, прямо к Свете заявилась, будто у себя дома.
— Павлуша, поехали, не унижайся! — рявкнула она. — А ты, милочка, если считаешь себя такой умной, найди себе другого дурачка, который будет плясать под твою дудку!
Света выскочила из комнаты, встав между ними.
— Женщина, вы вообще в своём уме? Это моя квартира. Уходите немедленно.
Галина Петровна смерила её взглядом, полный презрения.
— Ох уж эти подружки-разводилы. Ничего, мы и без вас разберёмся.
Марина вдруг шагнула вперёд и впервые в жизни подняла руку. Не ударила — но схватила свекровь за запястье и оттолкнула к двери.
— Вон. — Голос дрожал, но был твёрдым. — Это моя жизнь. Не ваша.
Павел метнулся к матери, обнял её за плечи.
— Мам, пойдём…
Они ушли. А Марина осела на диван, закрыв лицо руками.
Света молча села рядом, положила ладонь на её плечо.
— Ну что, включаем бойца?
Марина кивнула, не убирая рук от лица.
Через два дня она уже сидела в нотариальной конторе. На столе перед ней — папка с документами. Света рядом, деловито листает бумаги.
— Вот смотри, — подруга стукнула ручкой по договору. — Всё чисто: квартира оформлена на Павла, никакого намёка на совместные средства.
Марина сжала кулаки.
— Значит, всё-таки через суд?
— Да. И готовься, это будет мясо.
И в этот момент Марина впервые ощутила, что её брак — это не союз, а поле боя.
Кульминация наступила вечером, когда Павел позвонил. Голос у него был странный, напряжённый.
— Мариш… Мама сказала, если ты пойдёшь в суд, она перепишет квартиру на себя.
— Вот так, значит? — Марина усмехнулась. — Шантаж, чистой воды.
— Ну не называй так…
— А как? — перебила она. — Она украла наши деньги и ещё диктует условия?
— Мариш, ну пойми…
— Нет, Павел. Это ты пойми. Я иду до конца.
Она повесила трубку. И впервые за долгое время почувствовала не слабость, а силу.
Марина никогда не думала, что её жизнь будет напоминать судебный сериал с плохим актёрским составом. Но вот она сидит в зале суда, напротив — Павел с мамой, рядом с ними какой-то лощёный юрист лет пятидесяти. Всё прилично: костюм, папочка с документами, циничная полуулыбка.
Судья зачитывал сухим голосом: иск о признании вклада совместным имуществом супругов и о включении квартиры в состав общего имущества. Марина слушала и ловила себя на мысли, что за эти месяцы перестала плакать. Слёзы закончились. Осталась злость и холодный сарказм.
Павел сидел, уставившись в пол. Галина Петровна — вся собранная, с осанкой, будто на конкурсе «Мисс Вечный Контроль». Иногда бросала на Марину победные взгляды, словно говорила: «Ну что, девочка, против меня попёрла?»
Судья удалился, потом вернулся. Постановил: признать факт вклада, но квартира остаётся за Павлом, Марине подлежит компенсация — сто тысяч рублей. Половину от украденного.
Галина Петровна довольно кивнула, Павел выглядел так, будто его только что высекли, а Марина… Она вдруг улыбнулась. И эта улыбка смутила их обоих больше, чем любые истерики.
Через неделю она собрала вещи окончательно. Без скандалов, без криков. Сняла небольшую однушку возле метро. Стены белые, мебель самая простая, но было ощущение воздуха и свободы.
Павел звонил пару раз. Говорил привычное: «Мамочка переживает», «Может, мы ещё всё наладим». На том конце был голос взрослого мужчины, но смысл — детский лепет.
— Паша, — сказала Марина спокойно, — твоя мама выиграла. Ты остался при квартире. Но без меня. У вас теперь союз на двоих. Пусть она гладит тебе рубашки и жарит котлеты.
Он замолчал. Она повесила трубку.
А через месяц Марина случайно встретила Павла возле их бывшего дома. Он выглядел постаревшим, с серыми кругами под глазами.
— Ну как? — спросила она, слегка усмехнувшись.
Он пожал плечами:
— Пусто там. Мама жить со мной отказалась, сказала, что ей в своей двушке уютней. А я… один.
Марина посмотрела прямо в глаза:
— Вот это и есть твоя золотая клетка, Паша. С квартирой, но без семьи.
Она развернулась и пошла дальше. Сумка через плечо, в кармане ключи от своей маленькой, но свободной квартиры. И впервые за долгое время ей стало легко.
Конец.