Тётя Света ушла в пятницу вечером. Мама проводила её до двери. Обнялись. Поцеловались в щёку три раза. Как положено.
— Всё будет хорошо — сказала тётя Света. — Неделька пролетит незаметно.
Мама кивнула. Улыбнулась натянуто. Я видела — она не верила.
Дверь закрылась. Щёлкнул замок. И вдруг стало очень тихо.
Мама стояла спиной ко мне. Долго. Руки опущены. Плечи чуть сгорблены. Я не видела её лица, но знала — она плачет. Беззвучно. Как умеют только взрослые.
— Мам?
Она обернулась. Глаза красные. Но улыбается.
— Ничего, солнышко. Просто устала.
Врёт. Но я не стала спрашивать. Некоторые вещи лучше не трогать. Пока.
Тётя Света была нашей соседкой, жила в соседней квартире. Но всё время проводила у нас. Единственный сын давно жил за границей...
В субботу мама проспала до одиннадцати. Это было странно. Обычно она встаёт в семь. Даже в выходные. У неё внутренний будильник. Железный. А тут... спит.
Я сделала чай. Принесла ей в постель. Села рядом на край кровати.
— Спасибо, дочка.
Пьёт медленно. Маленькими глотками. Смотрит в окно. За окном ничего особенного. Двор. Качели. Песочница. Обычная суббота в обычном дворе.
— Мам, а что тётя Света сказала вчера? Про медцентр?
Мама чуть дёрнулась. Чашка звякнула о блюдце.
— Обследование. Плановое. Ничего серьёзного.
Опять врёт. Но теперь я понимаю — она врёт не мне. Она врёт себе.
Воскресенье прошло тихо. Мама убиралась. Долго. Тщательно. Мыла полы два раза. Перестирала всё бельё. Я знаю — когда она нервничает, она убирается. Это её способ отвлечься от тягостных мыслей.
В понедельник я пошла в школу. Вернулась — мама сидит на кухне. Перед ней чашка с кофе. Холодным. И телефон. Лежит экраном вниз.
— Звонила?
— Кто?
— Тётя Света.
— Нет.
Врёт. Я это слышу. В голосе что-то есть. Надрыв. Как натянутая струна.
Вечером мама готовила ужин. Любимое блюдо тёти Светы. Готовила, как будто она вот-вот придёт. Нарезала хлеб. Поставила три тарелки. Потом спохватилась. Убрала одну.
Я молчала.
Во вторник мама не пошла на работу. Сказала — отгул. Весь день ходила по квартире. Туда-сюда. Туда-сюда. Как маятник. А вечером села в кресло тёти Светы. То самое, у окна. Где она всегда сидела. Вязала. Смотрела телевизор. Комментировала новости.
Сейчас кресло обычно пустое. И мама сидит в нём, как в музее. Осторожно. Будто боится что-то сломать.
— Мам, пойдём погуляем?
— Не хочется.
— Может, в кино?
— Не хочется ничего, Леночка. Понимаешь?
Понимаю. Слишком хорошо понимаю.
В среду зазвонил телефон. Мама бросилась к нему. Схватила трубку.
— Алло? Света?
Пауза.
— А... это вы... Да, хорошо. Спасибо.
Положила трубку. Лицо осунулось.
— Кто звонил?
— Из коммунальной конторы.
Я не поверила. Но спрашивать не стала. У каждого есть право на свою ложь.
Четверг. Пятница. Суббота...
Неделя заканчивалась. А тётя Света не звонила.
Мама больше не убиралась. Не готовила уже на три персоны. Просто сидела. Смотрела в одну точку. Молчала.
И вдруг я поняла. Поняла то, что мама не хотела говорить вслух. Она уже узнала, что тётя Света не вернётся. Никогда.
Это была не поездка в медцентр. Это было... прощание.
Мама это знала. С самого начала знала. И молчала. Гнала эти мысли. Потому что некоторые вещи нельзя произносить вслух. От этого они становятся окончательными.
Воскресенье. Вечер. Мы сидим на кухне. Пьём чай. Молчим.
Я смотрю на маму. Она постарела за эту неделю. Морщинки вокруг глаз стали глубже. Волосы тусклее.
— Мам?
— Да, дочка?
— А что будет дальше?
Она посмотрела на меня. Долго. Внимательно. И вдруг улыбнулась. Не натянуто. По-настоящему.
— А дальше... дальше мы научимся жить без неё. Научимся помнить её. Не как потерю. А как подарок.
— Какой подарок?
— То время, что мы провели вместе. Все эти годы. Её вязание. Её смех над глупыми фильмами. Её рассказы о жизни. Это ведь никуда не делось, правда?
Я кивнула. Мама права. Это никуда не делось.
Мама протянула руку. Я взяла её ладонь в свои. Тёплая. Живая. Настоящая.
За окном темнело. Включались фонари. Где-то лаял собака. Проезжали машины. Жизнь продолжалась. И наша жизнь тоже продолжалась. Вдвоём.
Но это было только начало нашей новой истории.
Утром в понедельник зазвонил домофон. Резко. Настойчиво. Мама вздрогнула.
— Кто это может быть?
Подошла. Нажала кнопку.
— Алло?
— Тамара Николаевна? Это Игорь. Игорь Петрович. Сын Светланы Ивановны.
Мама побледнела. Уронила трубку.
— Мам, что случилось?
— Это... это сын тёти Светы. Тот самый. Который уехал в Америку двадцать лет назад.
Домофон снова зазвонил.
— Тамара Николаевна, можно подняться? Мне нужно с вами поговорить.
Мама взяла трубку дрожащими руками.
— Конечно. Заходи. Квартира 45.
Она бросилась к зеркалу. Поправила волосы. Щипнула щёки, чтобы румянец появился.
— Лена, быстро. Убери со стола. Поставь чайник.
— Мам, успокойся. Это же просто человек.
— Не просто! Это её сын. Единственный. Которого она ждала всю жизнь.
Мама металась по квартире. Взбивала подушки. Протирала уже чистые поверхности. Нервничала до дрожи.
Звонок в дверь. Мама замерла.
— Иду — прошептала она.
Открыла. На пороге стоял мужчина лет сорока пяти. Высокий. Седеющий. В дорогом пальто. С чемоданом в руке.
Лицо знакомое. Очень знакомое. Тётя Света в мужском варианте.
— Здравствуйте, Тамара Николаевна.
Голос хриплый. Усталый. Как после долгой дороги.
— Игорь... Игорь Петрович. Проходи. Пожалуйста.
Он вошёл. Огляделся.
— Она... она действительно...?
Мама кивнула. Не смогла произнести это слово.
— Она... Часто приходила к нам. Любила сидеть в этом кресле. Вязать...
Его глаза остановились на кресле тёти Светы. На недовязанном шарфе, который лежал на подлокотнике.
Игорь Петрович поставил чемодан. Медленно подошёл к креслу. Взял в руки недовязанный шарф. Прижал к лицу. И заплакал. Не стесняясь. Не скрываясь. Просто стоял посреди нашей гостиной и плакал, как ребёнок.
Мама подошла к нему. Положила руку на плечо.
— Она очень по тебе скучала. Каждый день. Двадцать лет.
— Я знаю. Но у меня там... была жизнь. Работа. Семья.
— Была?
— Да... Развёлся. Дети выросли. Работа... надоела. И вдруг понял — хочу домой. К маме.
Он сел в её кресло. Осторожно. Будто боялся спугнуть её присутствие.
— Я звонил в больницу. Врач сказал — она до последнего дня надеялась, что я приеду. Но я опоздал...
Говорила всем: "Сын приедет. Обязательно приедет."
Мама молчала. Только гладила его по спине. Как маленького.
— Я опоздал на три дня. Всего на три дня. С оформлением документов провозился…
— Но ты приехал. Это главное.
— Зачем? Зачем, если её уже нет?
Мама присела рядом. На маленький стульчик, который стоял возле кресла.
— А затем, что она оставила много своих историй. Много фотографий. Много воспоминаний. И кому я всё это передам, если не тебе?
Игорь посмотрел на маму. Потом на меня.
— А это...?
— Моя дочь. Лена. Света её очень любила. Как внучку.
— Внучку...
Он улыбнулся сквозь слёзы:
— Значит, у меня есть племянница.
— Получается, что так.
Мы сидели втроём. В тишине. За окном шёл снег. Первый в этом году. Тётя Света любила первый снег. Говорила — это природа умывается перед зимой.
— Расскажите мне о ней — вдруг попросил Игорь. — Всё. Как она жила эти двадцать лет. Что любила. О чём мечтала.
И мама стала рассказывать.
О том, как тётя Света каждое утро кормила во дворе бродячих кошек. О том, как вязала шарфы для соседских детей. О том, как пела, готовя обед. О том, как плакала над мелодрамами и ругала политиков по телевизору.
О том, как хранила все его письма в красивой коробке. О том, как показывала всем фотографии внуков, которых видела только на снимках.
О том, как в последние месяцы часто стояла у окна и смотрела на дорогу. Ждала.
Игорь слушал. Не перебивал. Иногда кивал. Иногда улыбался. Иногда утирал глаза.
— Она была счастливой? — спросил он наконец.
Мама задумалась.
— Знаешь... да. Она была счастливой. По-своему. Она умела находить радость в мелочах. В солнечном дне. В удачном пироге. В моём смехе. В Лениных пятёрках.
— Спасибо — прошептал он.
— Спасибо, что были рядом.
— Что будешь делать дальше? — спросила мама.
— Останусь. Надолго. Может, навсегда. Хочу узнать её такой, какой не знал. Хочу побыть в её доме. Походить по её маршрутам. Найти тех кошек, которых она кормила.
Он печально улыбнулся. Встал. Взял чемодан.
— Знаете, я так благодарен вам — сказал он твёрдо. — Вы были её семьёй все эти годы. Значит, теперь вы и моя семья тоже.
И вдруг я поняла — наша маленькая семья стала больше.
Не на одного человека. А больше.
Потому что вместе с Игорем Петровичем к нам вернулась и тётя Света. В его глазах. В его улыбке. В его привычке теребить шарф, когда волнуется.
Она не ушла. Она навсегда останется в нашей памяти.
И наша новая жизнь начиналась не с потери.
А с обретения.
Рекомендую:
Подписывайтесь, чтобы не пропустить следующие публикации.
Пишите комментарии 👇, ставьте лайки 👍