История о том, как брат предложил безработному мужу своей сестры честную работу на складе, но столкнулся с обвинениями в «унижении» семьи, ссорами с родителями и попытками навязать ему обязанность «устроить его в офис».
Меня зовут Алексей, мне чуть больше тридцати. Работаю в логистике: операционный менеджер на большом складе интернет-магазина. Место не престижное, но честное. Огромный бетонный ангар на окраине города: летом жарко, зимой холодно, пахнет картоном, кофе из автомата и санитайзером. Я люблю эту работу. Начинал простым грузчиком, потом стал бригадиром, потом мастером смены, и теперь руковожу одним из участков. Но всё ещё сам выхожу на линию, если людей не хватает. Умею починить принтер скотчем и руганью, знаю, как менять аккумулятор на погрузчике, не придавив себе ногу. И по пятницам, когда приходит зарплата, я покупаю коробку печенья и угощаю ребят.
У меня есть сестра-близнец, Жанна. Мы разнояйцевые, похожи не сильно. В детстве были очень близки, но жизнь развела нас в разные стороны. Она всегда была маминой «золотой девочкой» и одновременно папиным «сыном», которого у него не было. Танцы, студсовет, она могла разговорить камень и заставить его почувствовать себя особенным. Я же мог на шесть часов уйти в конструктор «Лего» и забыть про ужин. Так и пошло: она — душа компании, я — человек дела.
Четыре года назад Жанна познакомилась с Игорем. Первое наше знакомство помню отлично: лето, жара под тридцать, а он в пиджаке с заплатками на локтях, весь такой «столичный интеллектуал», рассказывает про стартап, который он «консультирует». Папа, рабочий-станочник, стал задавать простые вопросы: «А во сколько на работу выходишь?» — «А что у тебя в трудовой написано?» Ответы были сплошь какие-то туманные: «стратегия», «проекты», «бренд». Мамино лицо в тот момент напоминало её реакцию, когда кто-то греет рыбу в микроволновке.
За эти годы я наблюдал один и тот же фильм: то у него работа есть, но неясно какая, то он «в переходе», «на распутье», «в поиске себя». Из вуза он бросил учёбу на третьем курсе, потому что «академическая среда мешала предпринимательскому пути». Умеет красиво говорить, умеет брать уверенно взаймы у чужой компании. Но вот уже больше года — ни копейки дохода. Всё тянула Жанна: аренда, продукты, машина, телефоны, свидания. Сначала она смеялась: мол, инвестируем в его будущее. Потом смех исчез.
Наша семья — не богатая. Родители всю жизнь вкалывали. Пенсия, ипотека, гордость, но не миллионы на счетах. У Жанны нет подушки безопасности. Я пытался помогать — не деньгами, потому что знаю: это как бумеранг, — а практикой. Кидал шаблоны резюме, давал контакт аналитика на смежном складе. Игорь слился: вставать к восьми утра «не по его потоку». Я не давил: если надавишь на Жанну, она упрётся ещё сильнее.
Две недели назад у нас открылось три вакансии на складе. И это те самые места, за которые мне не стыдно. Стабильные, честные, с первого дня официальное оформление, страховка, стаж. Зарплата от 90 тысяч, через три месяца — повышение, если выполнять нормы. Сверхурочка оплачивается, оплачиваем обучение на погрузчике. Многие из наших мастеров начинали именно так. Главное — приходить вовремя и не бросать смены. Я сам так вырос. Здесь есть уважение к труду. И я предложил Игорю.
Позвонил и сказал прямо:
— Есть место приёмщика. Смена с шести утра до половины третьего. Пятидневка. По субботам иногда аврал — сверхурочка. Старт 90 тысяч, через три месяца — 100, если не облажаешься. Куплю тебе спецобувь сам. Коллектив нормальный, кофе бесплатный, правда, на вкус тоска, но горячий.
Игорь помолчал, потом сказал:
— Честно? Звучит неплохо.
Мы договорились о собеседовании прямо на складе: без формальностей, познакомлю с бригадиром, покажу процесс. Он согласился.
Через три часа звонит Жанна. Даже здороваться толком не стала:
— Что это за «складская работа»?
— Работа, — говорю. — Та самая, где платят зарплату и есть страховка.
— Это слишком низко. — Она будто выплюнула слово «низко».
Я пошутил:
— Ну, у зарплаты гравитация одинаковая.
Она не рассмеялась. Сказала, что я унижаю её мужа. Что после «офисных должностей» он не выдержит унижения склада. Что он «сломается». Я напомнил: год без работы. Она ответила, что «рынок тяжёлый» и «его ценность пока не оценили». Я сказал: его ценность пока теоретическая. В нашей компании нет вакансии для «директора по стратегиям без диплома и опыта». Если хочет — пусть растёт изнутри. Но я не пересажу его за стол поверх тех, кто три года горбатился.
— Ты обязан, — сказала Жанна. — Это семья. Ты должен устроить его в офис. Хоть письма пересылать.
— Так работа не делается, — ответил я. — У нас есть отдел кадров, регламент и, самое главное, совесть.
— Ты не уважаешь семью!
— Бери или оставь.
— Оставь.
— Хорошо.
Я положил трубку и заблокировал её номер.
Через час семейный чат уже кипел. Меня выставили предателем, «зазнавшимся начальником». Мама позвонила и сказала, что я «опозорил семью», предложив ручной труд. Я напомнил ей, что руки папы — как старая кожа, и этими руками он нас кормил. «Это другое», — сказала она. Я спросил: «Чем?» Ответа не последовало.
Игорь, конечно, не пришёл на собеседование. Вместо него мы взяли мужика по имени Георгий, отец троих детей. Он так радовался переходу с ночных смен на дневные, что прислал мне благодарственное письмо. Я едва сдержался, чтобы не растрогаться.
Через неделю случилась новая сцена. Жанна, мама и папа пришли ко мне домой «мириться». Принесли коробку конфет и шарик с надписью «Поздравляем с дядей». Мама улыбалась слишком натянуто, папа держал шарик, будто заложника, Жанна — бледная, с глазами, полными кофеина.
— Извини за крик в тот день, — сказала она.
Только за крик. Не за то, что унизила мою работу, не за то, что натравила родителей. Потом призналась: сама два месяца как без работы. Её фирму закрыли, а мужу она не сказала — «чтобы не волновать». Родители помогают ей деньгами. И теперь она снова требует:
— Устрой его в офис. Хоть куда. Лишь бы не на пол.
— Нет вакансий, — отвечаю.
— Он научится.
— Так могут все. Георгий вот научился.
— Ему нужен статус, он должен чувствовать себя добытчиком!
— Пусть добудет.
Она взорвалась:
— Ты худший человек, которого я знала! Ты мне не брат!
Мама заплакала, папа остановил её, а я сказал:
— Ты сама отняла у него шанс. Он бы пришёл, если бы ты не внушила, что это «позор».
Она замолчала на секунду, потом процедила:
— Он просто вежлив был.
В конце, на прощание, сказала:
— Ты ещё пожалеешь, когда он станет успешным.
А я понял: я больше не семейный отдел кадров. Я не обязан придумывать фейковые должности, чтобы поддерживать чужую иллюзию.
Теперь тишина. Семейный чат без меня. Родители обиделись. Друзья и дальние родственники шепчутся, как всегда. Я скучаю по Жанне десятилетней, с которой мы строили шалаши и шептались до утра. По нынешней Жанне — нет.
На работе всё спокойно. Выполнили план, пошли с ребятами в кафе за вафлями, спорили, какие вкуснее — хрустящие или мягкие. Я сплю спокойно, плечи расслабились. Дома у меня появился цветок. Я назвал его Клара. Клара не орёт на меня, не требует офиса для зятя и растёт себе в горшке.
Если кто-то спросит, жалею ли я: нет. Иногда самое уважительное слово — «нет». Не «посмотрим», не «может быть». А просто — «нет». Работа на складе честная. Из неё можно построить настоящую жизнь. Никто не выше этого труда. Если из-за моей позиции я стану «злодеем» в чьей-то истории — что ж, я выдержу.
Попадали ли вы в ситуации, когда семья оказывала давление по поводу работы или карьеры? Как вы поступили? Делитесь своими мыслями и историями в комментариях!