Говард Филлипс Лавкрафт однажды написал: «…сны старше, чем задумчивый Тир, созерцательный сфинкс или окруженный садами Вавилон» («…dreams are older then brooding Tyre, or the contemplative Sphinx, or garden-girdled Babylon»). Мысль эта, безусловно, интригует. Что именно имел в виду сам Лавкрафт или один из его персонажей, в уста которого были вложены эти слова, когда он уже находился, как и подобает любому лавкрафтовскому герою, на грани безумия, мы судить не беремся. Видимо, подразумевается нечто в высшей степени устрашающее, превышающее способности нашего ума это ухватить, и, быть может, космическое.
Интересно здесь то, что сны в самом деле далеко не обязательно нужно воспринимать лишь как один из ординарных результатов деятельности мозга, когда этот извилистый орган пребывает в состоянии противоположном бодрствованию. Некоторые полагали, имея при этом веские основания, что сны действительно являются к нам извне и сообщают информацию не о нашем внутреннем мире, психологическом состоянии или душевных переживаниях, а несут вести о мире в прямом смысле внешнем нам. Более того, утверждать так можно, полагаясь на вполне «научное», «физическое», даже «материалистическое» мировоззрение (которое, кстати, было неожиданной чертой и самого Лавкрафта, как отмечает Мишель Уэльбек), отвергая то, что можно было бы назвать «сверхъестественным» в грубом смысле слова.
Так сны понимал великий античный философ Демокрит, полагавший, что все состоит из атомов и пустоты (в том числе и души – это шарообразные и, как следствие, очень быстрые и огненные атомы), а бытие есть в той же мере, что и небытие. От существующего (атомов), носящегося в несуществующем (пустоте), отпочковываются, истекают, излучаются некие образы (греч. – εἴδωλον), которые разлетаются повсюду и попадают, в том числе и в нас. Именно от них зависит как наше зрительное восприятие, так и возникающие в нас сновидения, а еще эти образы имеют прямое отношение к богам. О демокритовских божествах Секст Эмпирик пишет (весьма, между прочим, в стиле упомянутого Лавкрафта) следующее:
«Д. утверждает, что к людям приближаются какие-то «образы», из которых, по его мнению, одни – благотворны, а другие – злотворны, поэтому Д. и уповает, чтобы ему на долю достались «образы», приносящие благую судьбу. Эти «образы» велики и чрезвычайны, они мало подвержены разрушению, но все же подвержены. Они предсказывают людям будущее, причем люди видят их, и они говорят (с людьми). Из восприятия этих образов люди древности и заключили, что существует бог, тогда как в действительности, кроме этих «образов», не существует никакого другого бога, тем более имеющего нетленную природу» («Демокрит» С.Я. Лурье, стр. 323).
Так что же там со сном, согласно одному из родоначальников атомистов? Обратимся теперь к свидетельству Аристотеля:
«Дело обстоит скорее следующим образом, чем так, как говорит Д., видящий причину в образах и истечениях. Когда кто-нибудь приведет в движение воду или воздух, эта часть (воздуха или воды) приведет в движение другую часть, так что, когда прекратится (первоначальное движение), такого рода движение продолжается еще на некоторое расстояние, хотя бы первоначальная причина движения уже исчезла. Таким же образом ничто не препятствует тому, чтобы доходило до спящих душ движение и ощущение от тех предметов, от которых, по его мнению, исходят образы и истечения; они достигают (души) совершенно случайно и поэтому более ощутимы ночью, так как, носясь по воздуху днем, имеют больше (шансов) быть разнесенными в разные стороны (ведь воздух ночью более спокоен, так как ночи более безветренны). При посредстве сновидений (эти образы) вызывают ощущения в теле, так как спящие даже малые внешние движения ощущают скорее, чем бодрствующие. Эти-то движения и вызывают видения, на основании которых можно предвидеть будущее относительно соответствующих вещей» («Демокрит» С.Я. Лурье, стр. 322).
Дотошный исследователь заметит, что не очень ясно, где в этом сообщении кончается оригинальная мысль Демокрита и начинается рассуждение уже Аристотеля. Впрочем, отделение того или иного «досократика» от Аристотеля – это вечная проблема при изучении мыслителей этого периода. Мы полагаем, что С.Я. Лурье полностью и доказательно прав, утверждая:
«…несмотря на то что Аристотель противопоставляет эту свою теорию теории Демокрита, он, собственно говоря, повторяет учение Демокрита, лишь заменяя «образы и истечения» «неким движением». Это совершенно ясно из сравнения этого места со свидетельствами Плутарха и Секста…» («Демокрит» С.Я. Лурье, стр. 515).
Итак, из этого свидетельства Абдерита-Стагирита можно извлечь следующее. Во-первых, в сновидениях мы получаем информацию, которая недоступна нам, когда мы бодрствуем. Восприятие спящего человека обостряется и ухватывает в ночи те движения-образы, которые упускает днем.
Во-вторых, во сне мы можем воспринять образы, сообщающие о прошлом и, быть может, даже давно исчезнувшем положении дел и атомов, ведь по крайней мере некоторые из этих образов (например, божественные) – более чем долговечны (к вопросу о возможной древности снов). Предположим, нам приснилась смерть Сократа. Можно допустить, что мы и в самом деле ее увидели, ведь возможно, что в эту ночь в нас врезались образы атомов души Сократа и убившего его яда. Как сообщает Плутарх:
«(Эти «образы») запечатлевают в себе не только (внешние) сходные с телом, (от которого они исходят), особенности формы (так полагает Эпикур, взгляд которого до этого пункта совпадает со взглядом Демокрита; в дальнейшем же отступает), но и принимают также “отражения душевных движений и мыслей, (свойственных) каждому, и характеров, и переживаний; они уносятся со (всеми этими отражениями) и, попадая к тем, которые принимают их, (во сне), точно живые существа, говорят и возвещают (им) мысли, рассуждения и устремления тех, от которых они исходят, если только они присоединят (к телу воспринимающих) свои картины, сохраняя их членораздельными и неспутанными”» («Демокрит» С.Я. Лурье, стр. 325).
Невозможно представить без улыбки, какой ужас вызвало бы в научном сообществе, например, среди историков, принятие такого в буквальном смысле эмпирического метода исследования.
В-третьих, на основании сновидений можно делать предсказания о будущем. Предвидение оказывается опять же процессом естественным и чисто механическим. Представим, что до спящего старика донеслись образы от атомов железа, душ тысячи чужих мужчин и лошадей, смешавшись с образами от его соотечественников. Во сне же ему явился сын в доспехах. Умудренный годами воин сразу поймет, что пришла пора готовиться к войне. Соответственно, ясновидение становится не экстрасенсорной способностью ведьм и колдунов, а лишь чуткостью к собственным ощущениям. Особенности процедуры толкования снов сам Аристотель разъясняет так:
«Самый же искусный толкователь снов тот, который умеет наблюдать сходные (черты): ведь разгадывать сны, точно соответствующие событиям, умеет всякий. Я потому говорю (об умении наблюдать) сходные (черты), что (здесь) происходит (нечто) сходное с изображениями в воде, как мы уже говорили и выше. Ведь в воде, если происходит большое движение, то отражение оказывается ничуть не схожим с настоящими (предметами). Человеком, умеющим перетолковывать отражения, оказался бы тот, который мог бы быстро различать и понимать разбитые на части и искаженные изображения, есть ли это изображение человека или лошади, или какого-либо другого предмета. И в нашем случае такой же характер носит сновидение: движение уничтожает точное соответствие (между предметом и его образом) во сне» («Демокрит» С.Я. Лурье, стр. 322).
Интересно, что сказал бы Фрейд об этой интерпретации природы сновидений, стоящей на грани атеистического мистицизма и религиозной атомной теории. Мы же скажем: «Ph’nglui mglw’nafh Cthulhu R’lyeh wgah’nagl fhtagn».
Андрей Нечаев (а.н.)