Мартовский вечер накрыл город усталостью: зима уже отступила, но весна ещё не пришла. В квартире на седьмом этаже пахло яблочным пирогом с корицей — тем самым, который делает дом по-настоящему уютным.
Марина Владимировна стояла у плиты, помешивая борщ и поглядывала на часы. Половина седьмого. Александр должен был вернуться ещё час назад. Стол уже был накрыт белой скатертью с мелким цветочным узором — той самой, подаренной свекровью двадцать лет назад. Она видела все семейные праздники и простые воскресные обеды.
Пирожки с капустой стояли на тарелке — любимое лакомство Александра. Он часто говорил, что даже его мама такие делать не умела. Марина улыбнулась этой мысли и снова взглянула в зеркало возле окна. Отражение показывало женщину 48 лет — с лёгкими морщинками у глаз и седыми прядями, которые она заботливо закрашивала.
Звук ключа в замке заставил её сердце ускориться. За двадцать пять лет брака Марина по-прежнему радовалась возвращению мужа, как в молодости. Наверное, это и есть любовь — когда годы только крепят чувства.
— Сашенька! — крикнула она, вытирая руки о полотенце. — Ты как раз вовремя, борщ готов!
Александр Петрович появился на пороге кухни. Высокий, плечистый, с аккуратной бородой, в которой уже пробивалась седина. Костюм сидел идеально, золотые часы на запястье говорили о том, что у него всё хорошо.
Что-то в глазах Александра настораживало — отстранённость, словно смотрел сквозь Марину.
— Привет, — произнёс он сухо, даже не подошёл, как обычно, для поцелуя. — Пахнет вкусно.
Марина ощутила тревогу, но попыталась не придавать значения. Наверное, устал с дороги — в последнее время командировки шли одна за другой, бизнес требовал его постоянного участия.
— Садись, милый, я сейчас всё подам, — сказала женщина, вытаскивая из духовки пирог. — Как дела? Контракт подписали?
Александр сел за стол, но к еде не притронулся — смотрел на фотографию на подоконнике. Снимок трёхлетней давности: они втроём, улыбаются на фоне моря в Турции. Второй медовый месяц, как он тогда шутил.
— Марина, мне нужно поговорить, — наконец произнёс он. В голосе прозвучала серьёзность; Марина замерла с половником в руке.
— Что случилось? — тихо спросила она, садясь напротив.
Александр покачал головой, молчал, теребя обручальное кольцо — привычка с юности. Потом заговорил, глядя в окно:
— Я много думал. О жизни, о том, что хочу, что у меня есть.
— И? — спросила Марина, стараясь не выдать волнения.
— Мне кажется, мы оба заслуживаем большего, — тихо произнёс он. — Мы живём, будто по инерции. Работа, дом... Сын уже взрослый, своей жизнью живёт. А дальше? Так и будем сидеть по вечерам, обсуждать погоду да счёта?
Марину обдало холодом. Она узнала этот тон — деловой, отстранённый, как на его переговорах.
— Саша, ты к чему? — почти шёпотом.
Он впервые посмотрел на неё. В его взгляде — то самое равнодушие, которого она всегда боялась.
Не злоба, не раздражение — равнодушие. Холодное, безразличное, хуже всякой ненависти.
— Марина, я ухожу, — сказал Александр ровно, будто сообщал о смене погодЫ. — Всю жизнь работал на тебя и сына. Теперь хочу пожить для себя. Мне пятьдесят два, я имею право на счастье.
Слова больно резанули — как пощёчина. Марина не смогла сразу ответить, рот открылся сам собой, но голос исчез. В доме зазвенела тишина: тиканье часов, гул холодильника.
— Квартира остаётся тебе, — продолжил Александр. — На бизнес не рассчитывай, как и на сбережения с машиной — мне нужны для новой жизни. Я консультировался с юристом. Алименты сыну — не полагаются, ему двадцать три, работает сам.
— Новая жизнь? — еле слышно спросила Марина. — С кем?
— Это не важно, — отрезал он. — Главное — я устал играть в счастливую семью. Надоело приходить домой и притворяться, что рад. Я больше не хочу этой жизни.
Марина медленно поднялась, ноги дрожали, но спина выпрямилась сама собой — гордость материнская, унаследованная от строгой матери.
— Значит, эти двадцать пять лет — всё было притворство? — тихо, сдержанно.
— Артём, наш сын — тоже притворство?
Александр поморщился. — Не драматизируй. Было хорошо — пока было. Теперь нет. Люди меняются, Марина. Я не хочу дожить до старости, ни разу не почувствовав себя живым.
— А я тогда кто? Мёртвая? — голос дрожит, с трудом сдерживая эмоции. — Я, которая строила этот дом, рожала, воспитывала Артёма, ждала тебя из командировок.
— Ты хорошая женщина, — примирительно бросил Александр, но тепла не было совсем.
— Просто мы больше не подходим друг другу. Ты заслуживаешь мужчину, который тебя будет ценить.
— Как благородно — решать за меня, чего я заслуживаю, — Марина ощутила, как внутри поднимается гнев, горячий и беспощадный, сильнее боли. — И когда ты решил уйти, Саша? Месяц назад? Год?
— Или ещё раньше? — Марина смотрела прямо, но Александр молчал. Молчание — как занавес: всё стало ясно без слов.
В этот момент хлопнула дверь — весёлый голос Артёма из прихожей:
— Мам, я дома! О, папа приехал? Машина стоит.
Марина и Александр застыли, не двигаясь, как будто каждое слово сейчас будет последним. Слышно — сын снимает ботинки, вешает куртку. Через пару секунд он на кухне: высокий, худой, любимые мамины глаза и папина улыбка.
— Привет, родители! — радостно бросил, но тут же насторожился, заметив их лица. — Что случилось? Почему вы такие…?
Марина перевела взгляд на мужа, давая тому шанс. Молчание. Александр уставился в стол, словно нашёл там ответ на все вопросы.
— Твой отец ушёл от нас, — сказала Марина ровно. — У него теперь новые планы.
Артём сел, вцепился в край стула:
— Пап… это правда?
Александр поднял взгляд, в глазах тяжесть, стыд и усталость:
— Сынок, ты взрослый. Бывает, надо выбирать…
— Выбирать? — Артём перебил, голос сорвался. — Тебя кто-то заставляет? Или просто решил — сорок плюс, надо жить для себя?
— Не груби, — автоматически сказала Марина, хотя внутри — ком гордости за сына.
— А он заслужил уважение? — резко бросил Артём. — Пап, ты понимаешь, что делаешь? Ради кого всё это? Ради очередной интрижки?
— Следи за языком! — вспыхнул Александр, но голос дрожал.
— Не моё дело? — Артём шагнул ближе, сжал кулаки. — Это моя семья. Как не моё?!
Марина легко коснулась его плеча —
— Тёма, не надо… — тихо, будто издалека. — Если человек решил, ничего не изменить.
Александр встал, руки тряслись. Молчал.
— Я пойду соберу вещи, — сказал он, избегая взгляда. — Остальное заберу завтра.
— Не завтра, — твёрдо оборвала Марина. — Сейчас. Забирай всё и уходи. Я не хочу, чтобы эта агония тянулась.
Александр кивнул, пошёл к двери, но обернулся:
— Марина, я не хотел этого.
— Но произошло именно так, — резко сказала она. — Иди, Александр. К своей новой жизни. Ты сам выбрал.
Когда он ушёл, Артём сел рядом с матерью, обнял её за плечи:
— Мам, всё будет хорошо. Мы справимся.
Марина прижалась к сыну, слёзы текли по щекам — не отчаяние, а прощание с прошлым.
Из спальни слышно — Александр укладывает вещи. Каждый звук отзывался болью: тот самый чемодан они когда-то купили для совместной поездки… Думали, будут путешествовать вместе.
— Знаешь, что обиднее всего? — тихо сказала Марина сыну. — Не то, что он уходит. А что даже не попытался ничего изменить. Просто ушёл… Всё решил за нас.
— Значит, не заслуживал, — ответил Артём. — Ни тебя, ни семьи.
Через час Александр спустился с двумя чемоданами. Одежда всё та же, а вот взгляд — чужой, как будто он за это время стал посторонним.
— Я позвоню, — тихо сказал он в прихожей.
— Не надо, — отрезала Марина. — Если что-то понадобится — звони через Артёма.
Александр кивнул, задержал взгляд на семейных фотографиях: свадьба, рождение сына, отпуска, дни рождения… Вся их жизнь — в десятке снимков.
— Мам, может не стоит быть такой категоричной? — неуверенно пробормотал Артём. — Вдруг папа ещё передумает.
Марина покачала головой:
— Сынок, есть вещи, которые нельзя простить. Не потому что не хочется… Потому что они всё меняют.
Дверь за Александром захлопнулась, и в квартире повисла оглушающая тишина. Марина и Артём стояли, не зная, что делать дальше. Как жить, когда рушится всё, что казалось вечным?
продолжение