Анна сидела на полу своей почти готовой квартиры — плитка в коридоре блестела, кухня стояла новенькая, белая, без единого пятнышка, даже запах пластика ещё не выветрился. Она тянула из кружки горьковатый растворимый кофе и думала: ну вот, дом. Настоящий. Её. Купленный до брака, по-честному. Без «помогли родители», без «Артём всё сделал». Нет. Только её ипотека, её нервы, её ночные подработки и её гордость.
— Ты тут опять ковыряешься? — в дверях возник Артём. Высокий, в спортивных штанах и майке с надписью «Spartak». Волосы всклокочены, вид сонный. — Ну ты даёшь. Можно ж было ремонтников нанять.
— Ага, за твои «можно ж было» мы бы до сих пор в коробках жили, — Анна даже не подняла глаз. — К тому же я люблю контролировать процесс.
Он хмыкнул и сел рядом, запахнув на груди майку. Запахло одеколоном вперемешку с табаком. Артём вечно клялся, что бросил, но в машине у него валялись зажигалки и пустые пачки.
— Слушай, Ань, — начал он осторожно. — Я вот думал… Может, твою хату лучше сдавать? Всё равно мы жить будем у меня, ближе к работе.
— У тебя «двушка» на пятом этаже без лифта и кухня три метра. А у меня — новостройка. Удобнее ж тут.
— Удобнее, — протянул Артём. — Но… смотри сама: сдаём, получаем стабильный доход, копим на тачку. Ну ты ж сама говорила: надо колесо менять, это же не жизнь — на маршрутке прыгать.
Анна задумалась. В его словах была логика: машина им действительно пригодилась бы. Да и правда, квартира приносила бы деньги, а жить они могли и у него.
— Ладно, — сдалась она. — Сдаём. Но договор официальный, деньги — на мой счёт.
— Да хоть на мой, какая разница? Мы же семья! — Артём улыбнулся, обнял её за плечи. — Всё общее.
Анна вздохнула. «Всё общее» звучало красиво, но где-то глубоко внутри уже засвербело: а вдруг не так?
Первые месяцы всё шло гладко. Съёмщики оказались приличные: молодая пара с ребёнком, платили вовремя. Артём бодро отчитывался: мол, накопилось уже прилично, скоро хватит на первый взнос за машину.
Анна иногда пыталась взглянуть в приложение банка, но Артём отмахивался:
— Да чего ты переживаешь? Я всё веду. Табличку сделал, могу показать.
Табличку он действительно показывал: аккуратно вбитые суммы, расчёты. Анна улыбалась и верила.
Но однажды вечером, когда они сидели у его матери — та настойчиво угощала их холодцом и жаловалась на давление, — Анна заметила странность.
— Спасибо, сынок, что опять выручил, — сказала мать Артёма, осторожно подкладывая себе ещё кусочек мяса. — Я даже не знаю, как бы мы без тебя справились.
Анна напряглась.
— А в чём помог-то? — спросила она слишком уж бодро.
— Да так, по мелочи, — отмахнулся Артём. — Маме лекарства дорогие нужны, сам знаешь.
Анна улыбнулась, но внутри похолодело. «По мелочи»? Он же говорил, что копит на машину.
Через неделю подозрения усилились. Артём зачастил задерживаться после работы, стал прятать телефон.
— Ты чего такой нервный? — спросила Анна вечером, когда он в очередной раз раздражённо захлопнул ноутбук.
— Да достала работа. Не лезь.
И тут же, как назло, он оставил телефон на диване, а сам пошёл в ванную.
Анна глотнула воздух. В груди заколотилось. Лезть — не лезть? Лезть! Она взяла телефон, быстро открыла приложение банка — и застыла.
Регулярные переводы. «Мама», «Наташа». Суммы — те самые, что она ежемесячно ждала как «накопления на машину».
Руки дрожали так, что телефон чуть не выпал.
— Ты вообще в своём уме? — выдохнула она, когда Артём вернулся.
Он застыл, увидев экран в её руках.
— Ты… Ты рылась в моём телефоне? — голос его срывался.
— Да мне и рыться не пришлось! Оно само! — Анна вскочила, метнулась к окну, будто воздух там был чище. — Ты мне врал. Месяцами! Ты тратил мои деньги на свою мамочку и сестричку!
Артём сжал кулаки.
— Это не твои деньги. Это наши! Мы семья! У тебя что, совести нет? Мама больная, Наташе тяжело, я обязан помогать!
— Обязан? За мой счёт?! — Анна резко повернулась, глаза горели. — Это моя квартира. Моё решение было её сдавать. А ты… Ты просто украл.
— Украл?! — он шагнул к ней, лицо налилось красным. — Я что, по ресторанам на них шиковал? Я помогал семье! Это называется — забота!
— А меня спросить? — голос сорвался. — Ты хоть раз подумал, что я хочу? Что я планировала?
Молчание. Только тяжёлое дыхание.
Анна чувствовала: ещё чуть-чуть — и она его ударит. Или он её. Воздух в квартире трещал, будто вот-вот разорвётся.
Она сжала кружку в руках так, что горячий чай плеснулся через край.
— Знаешь что, Артём… — сказала она тихо, но каждое слово звенело, как стекло. — Ты для меня больше никто.
Он открыл рот, но сказать ничего не смог.
Анна ушла тогда в кухню и села прямо на табурет, с кружкой в руках. Чай уже остыл, но она всё равно делала глотки — лишь бы занять рот, чтобы не сорваться на крик. Артём ходил по комнате кругами, как тигр в клетке. Он то хватался за голову, то пинал тапок, то вставал в дверях и начинал снова:
— Ты просто не понимаешь! Мама одна, ей тяжело. У Наташки долгов выше крыши, муж алкаш, детей двое! Я не мог по-другому!
Анна смотрела на него и думала: вот он, герой. Спаситель чужих жизней за мой счёт.
— Ты мог хотя бы сказать, — тихо произнесла она. — Сказать. Попросить. А ты врал. Месяцами.
— А что бы ты сделала? — Артём резко развернулся, глаза горят. — Запретила? Ты же у нас правильная вся, копейку к копейке бережёшь! Я тебя знаю. Ты бы не дала.
— Да. Не дала бы, — спокойно сказала Анна. — Потому что это МОИ деньги.
Эти два слова — «мои деньги» — будто ударили его по лицу. Артём вскинул руки:
— Вот! Я ж знал! У тебя всё «моё, моё». Квартира твоя, деньги твои. А я кто, прости? Посторонний? Я ж твой муж!
Анна усмехнулась. Горько.
— Муж? Муж так не поступает. Муж — это партнёр. А не карманный вор.
— Да пошла ты! — сорвался Артём, со злостью ударил кулаком по стене. — Думаешь, без тебя я пропаду? Да я завтра же соберу вещи!
— Собирай, — отрезала Анна.
В квартире повисла тишина. Он явно ждал, что она кинется мириться, хватать его за руки, уговаривать. А она сидела, спокойная, как лёд.
На следующий день Артём и правда собрал вещи. Шумно, с показухой. Чемодан бухнул на пол, дверцы шкафа гремели.
— Я тебе ещё скажу: жить с тобой невозможно! Ты контролёрша, бухгалтерша, мать-директриса в одном лице! — орал он, засовывая джинсы в сумку.
Анна стояла в дверях и молча смотрела.
— Ну и молчи, молчи! — он сам заводился ещё сильнее от её тишины. — Думаешь, я к маме вернусь и всё? Да хоть! Там меня любят, там меня ценят!
— Замечательно, — кивнула Анна. — Иди туда, где любят и ценят.
Он хлопнул дверью так, что посыпалась штукатурка с косяка.
Анна осталась одна. И только тогда её прорвало: села на пол и разрыдалась.
Неделя прошла в тишине. Артём не звонил. Анна — тем более. Она ходила на работу, возвращалась в пустую квартиру, где ещё пахло его одеколоном. Иногда казалось, что он сейчас войдёт, привычно кинет кроссовки в коридоре. Но нет.
И вдруг — звонок.
— Анна? Это я, — голос его матери, осторожный, сладкий. — Мы тут с Артёмом разговаривали… Ты не обижайся на него. Он же мальчишка ещё. Сердцем живёт. А ты женщина умная, серьёзная, ты должна понимать.
Анна молчала, слушала и сжимала зубы.
— Он ведь ради семьи старался. Мы же не чужие вам, мы ваши близкие. Ты же его жена, значит, и наша дочь, — продолжала свекровь. — Ну прости его. Пусть вернётся.
— Он возвращаться не ко мне будет, а к моим деньгам, — тихо сказала Анна. — А я — не банкомат.
На том конце повисла пауза.
— Ну ты и стерва, — выдохнула свекровь. — Всю жизнь ему портишь, квартира твоя, деньги твои… Да подавись ты своей квартирой!
И бросила трубку.
Через пару дней Артём явился сам. Пьяный. С розами из ближайшего киоска, перекошенный от злости и жалости к себе.
— Ань, — затянул он, заходя в коридор, — ну чё ты как чужая? Ну да, накосячил. Но это ж семья! Мы ж вместе!
Анна встала на пороге комнаты, перекрывая путь.
— Уходи.
— Да что ж ты за человек-то такой?! — он бросил цветы на пол, наступил на них ботинком. — Всё тебе мало! Всё тебе не так! Я старался ради нас!
— Ради них, Артём. Ради мамы и сестры. Я тебе не нужна была в этой схеме. Я — просто донор.
Он схватил её за плечи, сжал так, что стало больно.
— Ты всё выдумала! — зашипел.
Анна резко вывернулась, толкнула его в грудь.
— Вон! — закричала. — Вон из моей квартиры!
Он отшатнулся, ударился спиной о дверь. Несколько секунд стоял, моргал, будто не верил, что это с ним. Потом сжал кулаки, но разжал.
— Ладно, — выдохнул. — Ладно, раз так. Но ты ещё пожалеешь.
И вышел.
Дверь закрылась. Анна прислонилась к ней спиной и сползла вниз. Сердце грохотало, руки дрожали. Но впервые за всё это время ей стало легко дышать.
Анна думала, что после того вечера, когда выгнала Артёма, наступит тишина. Ошиблась. Он начал осаду. Звонил — десятки раз в день, стучал в дверь, писал сообщения: от сопливых «прости, я без тебя не могу» до угрожающих «ты пожалеешь, что так со мной».
Анна не отвечала. Никак. Молчание оказалось её лучшим оружием.
Но вскоре пришло письмо из суда. Иск. Артём требовал признать её квартиру «совместно нажитым имуществом», потому что, цитирую, «он участвовал в её обустройстве, делал ремонт и имел право на долю».
Анна расхохоталась. Смеялась до слёз. Да, он помогал — принести пакет с обоями и закурить в коридоре. Это, видимо, и считалось его «вкладом».
— Артём, — сказала она потом в суде, глядя прямо ему в глаза, — эта квартира куплена до брака. На мои деньги. С ипотекой, которую я тянула одна. Ты даже коммуналку за неё ни разу не платил.
Он пытался спорить, орал, краснел, показывал судье свои квитанции за какие-то шурупы и краску. Но судья остался каменным.
— В удовлетворении иска отказать, — произнёс он сухо.
В тот момент Анна почувствовала, как будто на неё обрушился дождь свободы.
После суда Артём ещё пару раз появлялся. Один раз с цветами, другой раз — с криками под окнами.
— Ты что, совсем всё забыла? — вопил он снизу, пьяный, неуклюжий. — Мы ж семья!
Анна открыла окно, выглянула. На ней был домашний халат, волосы собраны в пучок.
— Семья? Семья, Артём, строится на доверии. А ты меня предал. Так что иди к своей мамочке и сестричке. Там тебе самое место.
Он что-то ещё выкрикивал, но она захлопнула окно.
Развод оформили быстро. У него нечего было делить, а она не стала требовать вернуть украденное. Пусть подавится. Для Анны было важнее другое: поставить точку.
И вот она снова сидела в своей квартире. Чистая кухня, белые стены, запах свежести. В руках — кружка крепкого чая.
На сердце было спокойно. Без истерик, без сомнений. Она наконец-то поняла: никто не имеет права залезать в её карман и решать за неё.
Анна улыбнулась. Впереди была новая жизнь. И самое главное — своя, настоящая, без чужих «семейных обязанностей» за её счёт.
— Правильно сделала, — сказала она вслух и впервые за долгое время поверила себе на сто процентов.
Финал.