Папа, не спались! Тебя с ней видели! —
Гуляя по торговому центру, я случайно наткнулась на мужа и дочь, которые стояли возле кофейни и оживленно разговаривали. Я решила подойти потихоньку, чтобы сделать сюрприз от неожиданной встречи. Однако, сюрприз не получился.
Интонации, поза, взгляды мужа и дочери выдавали, что разговор идет на интригующую тему.
Что за совет не спалится? Боже, о чем вообще идет речь?!- подумала я и затаилась, спрятавшись за вывеской с шарами.
— Спасибо, что предупредила. Впредь буду осторожен, — отвечает муж.
— Надеюсь! — закатывает глаза дочь. — Если до мамы дойдет, что у тебя есть любовница, будет армагедон. Сам же знаешь, какая она в последнее время… — дочь морщится. — Истеричка и скандалистка!
-О боже, у моего Георгия есть любовница?! И дочь — в курсе?
Она не просто в курсе, она отцу еще и советы раздает.
От ужаса у меня зашевелились волосы на голове, холодок скользит по позвоночнику.
— Женщина, вы что-то брать будете? Или просто так стоите? — спрашивает кто-то за моей спиной.
На голос постороннего обернулся муж, следом за ним — и младшая дочь.
Они увидели меня. И я — тоже увидела себя будто со стороны — худая, бледная, пальцы стиснуты до боли на ручках пакета из магазина нижнего белья. Мне жалко эту женщину, в которой я узнаю себя.
На ее лице видно все, до единой эмоции: шок, испуг, боль…
Она, то есть я, выглядит так, словно с нее содрали кожу и все нервы оголены.
Это я, Светлана, обманутая жена, женщина сорока шести лет.
Я, увы, оказалась одной из тех несчастных, которой не повезло: ранний климакс настиг меня и последний год здорово подкосил. Сменила двух эндокринологов и гинеколога, перестроила свой режим дня и активности. Думала, справилась: сегодня вдруг во мне снова заиграла жизнь красками, забила фонтаном женского желания.
Я решила побаловать себя и его красивым бельем, на вечер у меня были грандиозные планы. Жажда близости заставляла мою кровь бежать быстрее по венам, а пульс учащался от предвкушения.
И тут — слова о любовнице. Как ушат ледяной воды — на голову. Как нож — в спину.
Я смотрю на мужа, чувствуя, как по щекам катятся слезы.
— Вот черт, — немного смутилась дочь.
Муж вздыхает так, словно я опять устроила ему некрасивую сцену:
— И долго ты там стоишь, уши греешь?
Георгий недовольно сводит брови к переносице и смотрит недобро.
Дочь цыкает:
— Погуляли, блин! Мама! Ты что, сырость решила на людях развести?
Я стою неподвижно, не в силах произнести ни слова. Мои ноги словно пустили корни в пол. В горле комом застыла смесь шока и боли.
Мир вокруг словно размылся, и все звуки стали далекими, как эхо.
Но сердце отказывается работать, оно сжимается в тисках, в груди разливается свинцовая тяжесть.
Дочь, подходит ближе и берет за руку.
— Мам, ну что ты устроила здесь цирк? — шипит, как змея, окидывая меня недовольным взглядом. — Слезы утри!
Я смотрю на дочь невидящим взглядом, будто вижу ее впервые.
Мой голос дрожит, когда я наконец выдавливаю из себя несколько слов:
— Ты… ты мне изменил… — смотрю на мужа. — Изменил!
— Так! — мрачнеет он и с сожалением передает дочери свой стаканчик. — Ир, возьми, а я займусь… возникшей проблемой.
С этими словами он направляется ко мне, крепко сжимает за локоть и насильно уводит. Тащит в сторону, словно на буксире. Я передвигаю ногами с трудом. Не веря в услышанное! А в висках стучит на повторе:
-Он мне изменяет…Он считает меня… проблемой. И больше никем.
Мы садимся в машину, и только тогда меня прорывает.
— Как ты мог? —Подлец? Как ты мог так поступить?
— Как? — он резко поворачивается ко мне, его глаза сверкают, как у хищника. — Тебе в красках рассказать или избавить от срамных подробностей?
Я не могу поверить своим ушам. Он действительно это сказал?
Я смотрю на мужа, и мое сердце разрывается на части. Этот человек, с которым я делила радости и горести, который обещал быть со мной до конца, оказался способен на такое предательство.
— Ты… ты шутишь? — мой голос срывается на крик. — Ты серьезно?
— А что, по-твоему, я делаю? — он усмехается, но в его глазах нет ни капли веселья. — Я просто рассказываю тебе правду. Или ты хочешь, чтобы я лгал?
По моим щекам рекой текут слезы. Я не могу поверить, что это происходит со мной. Как я могла быть такой наивной? Как я могла не заметить, что что-то не так?
— Ты лгал мне все это время, — шепчу я, глядя на него сквозь слезы. — Ты говорил мне, что любишь меня, что я для тебя единственная, а сам…
— Хватит, — он резко обрывает меня. — Я устал от этих разговоров. Я сделал то, что должен был сделать.
— То, что… Должен был? ДОЛЖЕН БЫЛ?! — ахаю в шоке. Наверное, мне послышалось!
— Я МУЖИК! ЧТО ТЫ ОТ МЕНЯ ХОЧЕШЬ? — орет мне в лицо.
Сжимает переносицу и орет:
— Ты весь последний год… То как с… бешеная, то как мямля плаксивая. То опухшая, как бочка, то тощая, как жердь, а лицо… стало выглядеть чужим. Его будто перекроили. Тебя саму будто перекроили, заменили заводские настройки. Я больше тебя не узнаю.-
— У меня… У меня же сбой. Настроение, гормоны, даже запах, — признаю с болью. — Это не от меня зависит, я же лечилась! — оправдываюсь я.
Я пыталась быть честной и открыто мужу и детям рассказала о том, что со мной происходит. Казалось, они меня поддерживали.
Однако муж смотрит на меня с презрением и огнем во взгляде.
— Ты — лечилась. Ты год мотала нервы мне и семье. Скандалами на пустом месте, криками и слезами. Ты стала сухая, как наждачка, — смотрит на мои бедра. — И я давно прекратил попытки прикоснуться к тебе! -
-Ты же такая брезгливая стала, обидчивая. Тебя простая просьба что-то изменить в отношениях, могла довести до рева или скандала с битьем посуды. Ты вытрепала мне все нервы. Ты стала мне противна. И я… нашел выход. Хороший выход, между прочим.-
— Выход? Х-х-хороший?
Муж смерил меня взглядом с головы до ноги обратно.
— Отличный выход нашел. Не суюсь к тебе, не напрягаю требованием исполнить супружеские обязанности. Не избавился от тебя, как от отработанного материала, позволил сохранить статус жены.
Он - тот, кто клялся мне в вечной любви, и кто начал считать меня отработанным материалом.
— Кто она, ее знаю? КТО ОНА?!
Мой голос срывается на некрасивый визг, мне хочется побить мужа по голове, по плечам, вцепиться длинными ногтями в его лицо и расцарапать его до крови.
— ЗАТКНИСЬ! — повышает голос муж, сжав кулаки, и смотрит на меня с липкой брезгливостью:
— Вот о чем я тебе говорю! Ты только что орала, как резаная, и была готова броситься мне в лицо, а сейчас рыдаешь, как квашня.
Я ему больше не интересна, у мужа появилась другая, и теперь он настроен на нее.
— Кто она? — повторяю я, прижавшись лбом к стеклу. — Кто?
— Я сказал, неважно. Значит, неважно! Больше не поднимай этот вопрос! И нет, дорогая… Ты не узнаешь. Не пойдешь устраивать ей истерики! Не будешь позорить меня скандалами!
— Что за цаца такая? — фыркаю я. — Которую расстраивать нельзя? Принцесса на горошине? Кто она, Георгий?
— Я сказал. Ты не узнаешь. Значит, не узнаешь. Детей расспрашивать бесполезно. Они не признаются, я их проинструктировал.
— Де… тей?
Это очередной удар под дых.
— СЫН?! — хриплю я. — СЫН ТОЖЕ?! Как? Когда…
Сыночек… Мой первенец, моя гордость и папина правая рука в бизнесе.
С недавних пор сын занимает высокую должность в бизнесе своего отца. Так, словно муж готовит его в преемники.
Не зря же он так часто шутил в последнее время, что где-то там его ждет заслуженный отдых: море, теплый песок и танцы у костра.
В последнее время я настолько сильно была погружена в борьбу против своего взбунтовавшегося тела и организма в целом, что эти разговоры меня сильно раздражали, я не понимала одного: эти разговоры не обо мне.
— Я хочу попить. Дай мне попить, — прошу пересохшими губами.
Муж тянется к переднему сиденью, на котором лежит брошенная спортивная сумка и, не глядя, достает оттуда бутылку для воды.
Она розово-фиолетовая, с красивым градиентом и в чисто девчачьем стиле. Это не его бутылка.
Муж застывает, чертыхнувшись и заглядывает в сумку, рассмеявшись каким-то своим мыслям. Весь сияет, от нелепости ситуации, в которой в его сумке для тренировки оказалась чужая бутылка с водой.
В моей голове мгновенно замелькали мысли, подозрения, сотни вариантов…
Значит, они ходят в один спортзал. Я знаю расписание своего мужа и знаю все дни и часы его тренировок. Знаю и… приду собственными глазами посмотреть на его шмару.
Из его машины я вываливаюсь неуклюжим мешком картошки. Как он на меня смотрит в этот момент мне плевать. Я первой несусь к дому — некрасивая, заплаканная женщина.
— Ты кое-что забыла в моей машине! — несется мне вслед.
Плевать. Я хлопаю дверью и несусь в нашу спальню. Больше ни одной ночи! Не проведу! В одной постели!
Я резко выдергиваю ящик комода и сгребаю в охапку свое белье, несу его в одну из пустующих спален, кидаю на кровать, возвращаюсь за еще одной порцией.
— Что ты творишь, дура?! — рычит муж озлобленно, поднявшись за мной на второй этаж.
Увидел меня с ворохом вещей в охапку и взбесился.
— Я не буду спать с тобой, изменщик. Кобель проклятый! Не буду!
— Не стоило утруждать себя. Я и сам давно не хочу с тобой спать. Мне давно в тягость слышать даже, как ты дышишь. Меня вымораживает, до ледяных противных мурашек, посвистывания в твоем сне.
— Вероятно, твоя любовница, эта шалава… принцесса на горошине! Она во сне не сопит, в жизни не пукает и какает бабочками! — смеюсь колко.
— Да пошла ты! Мегера!
Муж запускает в меня пакетом с бельем. Оно, разумеется, не долетает и падает. Я даже не поднимаю его, просто несу те вещи, что взяла в новую спальню.
А потом… в спальню тихо заходит муж.
Его лицо — задумчивое, а глаза приобрели довольно странное выражение.
Он держит в руках мое белье, растянул тонкие веревочки невесомых трусиков: там только ниточки и полупрозрачное кружево, а лифчик вообще произведение искусства.
— Это что такое? — интересуется муж.
С любопытством растянул на пальцах трусики и разглядывает их.
— Для чего?
— Дай сюда, они не твои! — требую я.
Муж ловко уводит руки в сторону и комкает в кулаке тонкое кружево.
— Не понимаю одно, зачем тебе такое белье. Ну, зачем? — усмехается. — Если ты — как пустыня Сахара?
— А ты давно туда заглядывал? — я зеркалю его усмешку. — Нет? Вот и не стоит задаваться этим вопросом.
Я разворачиваюсь к нему спиной, достаю из шкафа постельное белье.
Ворох одежды на кресле, а я начинаю себе стелить постельное.
— Да боже мой, прекрати ты этот цирк! У нас в браке все останется по-прежнему.
— Да. Точно. Ты с другой, так и будешь тайно по углам прятаться. А ее это устраивает, м? Или она не прочь выйти из тени?
— Не твое дело. Наши отношения — не твое дело.
— Думаю, ее это не устраивает! — хмыкаю я. — Мне было бы неприятно.
— Но ты — не она. Ты всегда была требовательной.
-Требовательной, да. Не переживай, с этого самого дня у меня к тебе будет лишь одно требование — развод.
— Нет! — бросает резко.
— Почему?
— Мне, реально, интересно, почему нет? Я тебе стала противна. Ты желаешь другую женщину, дети в курсе, — проталкиваю через боль. — Ко мне у тебя никаких теплых чувств и привязанностей не осталось.
— Бойкот мне объявить решила?
— Нет, что ты. Слишком много чести. Просто тебя… как задачи в списке моих дел, больше не существует.
— Интересно, какие такие задачи, связанные со мной, у тебя были? — саркастично смеется. — Ты же простая домохозяйка, забыла?
-Пусть так.
-Вот и посмотрим.
Посмотрим, каково ему будет лишиться огромного пласта привычной жизни, обожания и тотальной заботы. Он же, как лев, обласканный вниманием львицы.
Кажется, муж собирается сказать что-то еще, а потом звонит его телефон. При одном взгляде на экран его лицо неуловимо меняется.
Я понимаю: ему звонит она. И меня аж разрывает на куски от неизвестности: кто она? Кто же, черт побери, она?!
— Я тебя оставлю. Без глупостей, Света.-
— Лети к ней. Давай… Расскажи, что вам больше не нужно прятаться, расскажи, что скоро станешь свободным.
Он уже выходил из комнаты и вдруг замер, бросив на меня взгляд из-за плеча.
— Что? Ты опять?
— Я с тобой разведусь.
— Нет.
— Я с тобой разведусь. Разведусь! РАЗВЕДУСЬ! — повышаю голос. — Дети взрослые, на твое имущество претендовать не стану. Нас разведут так быстро, что ты и моргнуть не успеешь, а потом ты можешь привести ее сюда, эту паскуду.
Я делаю шаг к мужу, один, еще один…
— Можешь сделать ее хозяйкой, но только стены нашего дома будут помнить хозяйкой — меня. В первое время у вас все начнет ломаться. Когда она будет пытаться помыть посуду моим средством для мытья, у нее вдруг сорвет кран или засорится посудомойка, машинка потечет, миксер сломается, шкаф криво повиснет. Она будет ударяться о все углы, и даже стены будут дышать к ней ненавистью и душить. Так бывает. Дом, наш дом, был наполнен духом нашей семьи, и, когда этого не станет, ему не понравится. Домам, в которых много лет один хозяин, не нравится, когда его меняют.
— Что за бред ты сейчас несешь? Про домовых вспомнила? Бабушкины сказки! Или ты так намекаешь, что всюду подлянки устроишь? Это в твоем духе.
На следующий день звоню маме: -Можно приехать?-
Мама, как всегда, проницательна.
— Да что говорить, конечно! Тебя к нам силком не загонишь, а тут... Случилось что-то! С мужем, никак, поругалась?-
— Ты как будто ясновидящая, мам, — я пытаюсь улыбнуться, но выходит натянуто. — Так, что, приехать можно?
— Приезжай, конечно! — вздыхает мама. — Я всегда рада тебя видеть. К тому же мы собрались снимать груши! Будет, кому помочь отцу…
Вот, пожалуйста, та самая причина, по которой никто из нас не спешит приезжать к старикам: они до сих пор возятся с огородом и садом, хоть в этом нет никакой необходимости. Но делать ничего, придется снимать груши.
И, в очередной раз попытаться уговорить родителей продать старый дом и переехать в квартиру.
— Даже не начинай! — бранится отец, услышав мое предложение. — Если мы с твоей матерью в квартире осядем, сразу сдадим и все болячки вылезут!
Неважно, сколько тебе лет, рядом с родителями всегда чувствуешь себя ребенком. Поэтому я, приставив стремянку, залезаю с ведром, чтобы снять спелые груши с верхней ветки. Я встряхиваю головой и вдруг теряю равновесие. Падаю вниз, больно ударившись головой.
Потому что я на ровном месте получила травму: рассекла боковую часть лба, до самого виска. Кожа опухла и пульсирует. Голова раскалывается.
Лежу на диване, прижимая холодный компресс к голове. Но так же чувствую, что это как мертвому — припарка, у меня уже наливается большой синяк.
— Дались тебе эти груши сегодня, — сокрушается мама. — Головой стукнулась!
Отец возражает:
— Может, тогда и мозги на место встанут? А то, ишь, разводиться она надумала! Дурная голова ногам покоя не дает. Вот она и навернулась!
Я медленно смотрю на родителей по очереди.
— Откуда вы знаете? Как?!
— Внучка звонила, — вздыхает мама. — Предупредила, что ты можешь приехать, вся на нервах. И вскользь намекнула, что причина кроется в отношениях с Георгием нашим, — добавляет тепло, с любовью.
Георгий моим родителям очень нравится.
— Ты посмотри, какая заботушка! Всюду подсуетилась, — усмехаюсь я горько. — Тут — отцу советует быть осторожнее и не показываться со своей давалкой на людях, а тут… вызванивает обо мне! Об изменах кобеля рассказала?
— Ира ничего не рассказала, но мы и так поняли. Ну и потом ты позвонила, приехать захотела с бухты-барахты, мы и сложили один плюс один. Чай, не дураки! — произносит мама с гордостью и добавляет. — Будь умнее!
Я откладываю в сторону компресс и разочарованно смотрю на маму.
— Я, конечно, понимаю, что вы Жорика любите, но все-таки я — ваша родная дочь, а не он! Он… загулял! — выплевываю я. — Он не просто загулял, еще и дети в курсе! И они — на его стороне. Он мне столько слов наговорил…
— Загулял. Так всю жизнь не гулял, а тут вдруг загулял… Уверена, что загулял-то он, а?
— Уверена, мама! — и слово в слово повторяю то, что услышала — его разговор с дочерью.
Может быть, нехорошо впутывать стареньких родителей, но они должны знать, что причина расставания — не мои капризы, у меня есть на это серьезные основания!
— Загулял, значит. Что ж… Однажды оступаются все, — вздыхает отец.
Мать поддакивает:
— Да-да, доча. Все. Ты на отца своего посмотри! Ботаник, тихушник… И тот… лярву какую-то на свой причиндал подцепил однажды! — вздыхает.
Отец немного смущается:
— Строила мне глазки одна… Такая была, что я не удержался и… загулял.
— Загулял-загулял, — соглашается мама. — И тут я, наверное, могла бы его послать куда подальше! Но я рассудила так: я с этим мужчиной шла под венец девчонкой, детей ему родила, на ноги поставила… И, что, какая-то паскуда все испортит? Нет уж… Волосенки-то я ей повыдирала и перед фактом отца твоего поставила: бабе этой только его деньги нужны, таких, как он, у нее вагон и маленькая тележка! И, когда он раскаялся, начал просить прощения, препятствий чинить не стала. Зато теперь, вот… Живем душа в душу!
— Я не знала.
— Да где же тебе было знать! — вздыхает отец. — Ты в то время активно роман крутила со своим Жоркой. Я так тебе скажу… Мировой он мужик. Мог и оступиться, это в природе мужской так заложено: хоть один раз, но понюхать, как пахнет под юбкой другой женщины. И потом вернуться — к своей.
— Тем более, у тебя ситуация. Ты с этим климаксом, конечно, учудила! Рано решила глупостями заняться! Болезнь какую-то выдумала… Милая моя, климакс, как и месячные, это естественное течение природы! — произносит свысока.
Ее взгляд полон снисхождения, того самого, от которого тошно становится.
Будто не замечая, как мне неприятно было это услышать, мама продолжает говорить.
— Да тебе радоваться нужно: что можно мужа радовать в любое время дня и ночи, не боясь забеременеть, а ты придумала: приливы, боли, — осуждающе качает головой мама. — И не надо мне тут «ля-ля», как это тяжело и сложно, я сама через это прошла, знаю, о чем говорю. Так что, милая, ты, конечно, отдохни, наберись сил, — ласково гладит меня по плечу. — А потом с новыми силами в бой и прекращай глупостями заниматься. Мужик всегда в цене, а нам, женщинам, за своих мужиков держаться надо и бороться. Да, иногда даже кулаками!
Мама будто гордится, что в драку с другой женщиной за отца полезла, а он, тьфу… тоже гордится, что понюхал под юбкой у другой женщины?
Тошнит! Это не родители, это мрак какой-то…
— Спасибо, мама.
— Ты куда?
— Належалась я уже. Спасибо большое, я лучше дома побуду.
— Да куда ты… — начинает мать, отец останавливает:
— Не лезь. Дочь на ус намотала, едет исправлять ошибки.
— Да уж, ошибка здесь только одна — плясать под ваши капризы на старость лет! — выдаю я в сердцах.
Я мчу домой, глотая слезы. С трудом удерживаю руль в руках, в одном месте чиркнула бампером по бордюру — плевать.
Заваливаюсь в дом, в слезах, полная тягостных мыслей и не знающая, где мне обрести покой и поддержку, как вдруг приезжает старший сын.
Увидев меня, Андрей вздыхает:
— Господи, одно и то же! Снова у тебя глаза на пустом месте, а у лица такое выражение, как будто нас всех ждет некрасивый новый скандал…
— Ты знал, — усмехаюсь ему в лицо и опускаю руку на дверной косяк.
Преграждаю путь в дом.
— Войти-то хоть дашь?
— А зачем? Я смотрю, вы с сестрой ловко сработались: она родителям моим сообщила, а вот ты лично… решил меня проконтролировать, что ли? И как? Получается? Выходит? Много папочка тебе за это обещал? Новое кресло, должность еще повыше? Деньги? Тачку новую?
Глаза сына вспыхивают, на лице появляется раздражение:
— Тачку, значит, — понимаю, что я попала в цель. — Иуда!
— Что? — ахает он.
— Иуда! — повторяю я. — Продался.
— Что мне было делать, по-твоему?! — возмущается он. — Вы с отцом ссоритесь весь последний год, ты всем уже нервы сделала! Своими истериками, слезами, меняющимися настроениями и требованиями тебя уважать и поддерживать. Ты из любимой, теплой, заботливой матери превратилась в мерзкую, визгливую квашню! — бьет словами.
Я хватаюсь за сердце, едва удержавшись на ногах:
— Вот так бывает, сынок, — хриплю я. — Всю жизнь была — для вас. Всю себя отдала, на ногах стойко все болезни-простуды переносила, а потом… сказалось. И, знаешь, — слезы текут по щекам без остановки. — У каждого в жизни бывает период, когда ему требуется внимание и любовь близких.
— У ТЕБЯ БЫЛО ЭТО ВНИМАНИЕ! И ЛЮБОВЬ! И ЗАБОТА! Вот только твоя болезнь… подзатянулась мама! — глаза сына сверкнули недобро. — Я вообще считаю, что ты это выдумала. Ну, может быть, и было у тебя немного измененное состояние, и мы бегали вокруг тебя на цырлах, а тебе это понравилось. Настолько, что ты решила всегда быть в амплуа! Вот только нам это надоело. И… — выдает он, неожиданно покраснев. — Если хочешь знать, любовница нашего отца — шикарная девушка! Роскошная, чувственная, улыбающаяся.
Голос сына чуть-чуть меняется, когда он добавляет хрипло:
— Сексуальная. За собой следит… Ее, знаешь ли, хочется обнять и поддержать!
— А что это у тебя так голос поменялся? — цепляюсь я. — Ты, случайно, глаз на нее не положил?
Сын разозлился еще больше:
— Ерунду не неси! Вообще-то хотел тебя поддержать, а сейчас смотрю на тебя, ты такая… жалкая, мам… От тебя только бежать хочется.
— Беги, — выдыхаю без эмоций. — Беги, но рекомендую вспомнить, как тебя в школе гнобили, помнишь? Как чмырили! Сейчас это буллингом называют, а тогда… — усмехаюсь грустно. — Тогда и таких слов не знали. Забыл, что ли, как тебя головой в унитаз макнули, а потом забросили в мусорный бак с гниющими отходами? Ты тогда такой был… Такой забитый… Моменты слабости есть у всех. И то, как ты себя показываешь себя в них, тебя характеризует. Говоришь, мои истерики затянулись? Так и ты вспомни, сын, ты больше года ходил сам не свой и затихарился, никому не хотел рассказывать, что тебя взяли в оборот компания хулиганов! Ты только тогда признался, когда тебя на воровстве за руку поймали: ты, вроде бы умный мальчишка, а воровал у нас с отцом деньги для каких-то тупых шпанюков!
Сын изменился в лице, но ничего добавить не смог, развернулся и ушел.
И, когда он уходил, у него даже походка изменилась.
Он остановился лишь у калитки.
Обернувшись, говорит мне:
— Это все давно в прошлом. Я — мужик!
— Ну, если мужик, — развожу руками. — Тогда ты можешь взять, что хочешь, не так ли? И одобрения отца и матери тебе больше не нужны?
Мне стало ясно: поддержки от близких ждать не стоит.
Обидно остаться одной, брошенной всеми.
И, самое смешное, что моя рука привычным жестом потянулась к телефону, я даже на автомате листала журнал звонков, и мой палец завис над кнопкой «ЛЮБИМЫЙ».
Я едва не позвонила ему — тому, кто меня уничтожил! Тому, кто был рядом все это время.
Тому, кому я привыкла плакаться, ведь он однажды пообещал быть вместе в болезни и в здравии, и я была с ним настолько откровенной в своих сложностях, что, наверное, этим его и оттолкнула.
Дрожащими пальцами откладываю телефон в сторону.
Закутываюсь в плед и говорю себе: это пройдет. Надо просто перетерпеть.
Как ломку…Пройдет, и я найду в себе силы через это перешагнуть.
Просыпаюсь от того, что мне жарко и тесно. Переворачиваюсь на другой бок и вдруг врезаюсь в чье-то тело. Испуганно толкаю изо всех сил. Грохот.
Приглушенная брань. Сдавленный стон боли.
— Осторожнее! Ты чего толкаешься, Светка?!
Муж?!
Я включаю ночник и сажусь на диване в гостиной, где уснула неожиданно для себя.
Георгий встает с пола.
— Ты что здесь делаешь?
— Домой пришел, ясно? — огрызается. — Это и мой дом, если ты забыла.
— Я о другом тебя спросить хочу. Что ты делал… здесь! — пальцем показываю на диван. — Ты со мной лег спать, что ли?! Совсем охренел! Притащился ко мне… — брезгливо морщусь. — После шмары своей? Под бочок к жене? Которая…
Муж поднимается с пола и замечает вскользь:
— Ты снова пахнешь, как раньше. Нет, даже вкуснее. Это, что, новые духи так на тебя повлияли?
— А ты меня не нюхай! — меня аж потряхивает.
— Еще ты ко мне прижималась и даже простонала во сне, а я…..
Я бросаю в мужа подушку.
— Охренел! Герой-любовник выискался, кобелина!
Он сощуривается:
— С виду — та же ругливая ведьма. Так что изменилось, Свет? Не понимаю!
— Изменилось то, что больше ко мне не приближайся!
Швырнув плед в сторону, я ухожу в отдельную спальню и запираюсь изнутри.
Ручка дернулась.
— Детский сад. Поговорим , давай? — просит муж.
— О чем? О том, как я тебе противна? Как всех достала? Спасибо, уже наслушалась. И от детей, и от тебя, и даже от родителей мне прилетело. НАДОЕЛО! Поздравляю!
— С ЧЕМ?!
— Скоро вы все избавитесь от надоевшей вам… истерички.
Тишина.
— Что ты придумала?
— Ничего нового. Развод и буду жить отдельно. Завтра соберу вещи, а дом… Что ж… Можешь поселить сюда свою паскуду, чего по углам прятаться. Жена дает добро!
— Что ты несешь, дура? Я не собирался разводиться с тобой! Я несу ответственность. Мы в ответе за тех, кого приручили.
Вот урод.
Самый настоящий: он меня с животным сравнил. Как же больно…
Я разрешаю себе тихо поплакать: в последний раз. А утром я собрала вещи и ушла.
Продолжение следует...
Д. Ярина