Ирина Сергеевна опустила телефонную трубку на рычаг старого дискового аппарата, который держала на работе скорее как талисман, чем средство связи. В оглушительной тишине читального зала областной библиотеки, где пахло пылью, клеем и вечностью, слова нотариуса из Сызрани звучали оглушительным, неправдоподобным эхом. Двоюродная бабушка, Клавдия Петровна, которую Ирина видела от силы раза три в далеком детстве, оставила ей в наследство квартиру. Свою двухкомнатную квартиру в старом кирпичном доме в центре Сызрани.
– Ирочка, ты чего застыла, как соляной столп? – прошелестела мимо заведующая отделом, Антонина Павловна, поправляя очки на кончике носа. – Обеденный перерыв через пять минут.
Ирина только кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Наследство. Ей, сорокавосьмилетней библиотекарше, живущей в тесной «двушке»-хрущевке на окраине Самары с мужем и отголосками его властной родни. Это было похоже на ошибку, на розыгрыш, на главу из сентиментального романа, которые она с легким презрением выдавала читательницам.
Вечером новость обрушилась на кухню, где Андрей, ее муж, поглощал котлеты, уткнувшись в экран смартфона. Он оторвал взгляд от какого-то видео с рыбалки только тогда, когда Ирина повторила фразу в третий раз.
– Квартира? – он отложил вилку. В его глазах не было удивления или радости за жену. Там мгновенно загорелся огонек дельца. – В Сызрани? Двушка? А состояние какое?
– Я не знаю, Андрей. Я там не была сто лет. Помню только, что дом старый…
– Старый фонд – это хорошо, если в центре. Потолки высокие? – он уже не слушал ее, а быстро набирал номер. – Галюнь, привет. Тут дело есть. Да, семейное. У Ирки моей бабка померла, квартиру отписала. В Сызрани. Двушку. Надо бы провентилировать вопрос. Ты же у нас в этом шаришь.
Ирина замерла с полотенцем в руках. Галина, сестра Андрея, занималась всем понемногу: то продавала косметику, то вела курсы «личностного роста», то мнила себя экспертом по недвижимости после одной удачной сделки подруги. Но главным ее талантом была способность влезать в чужие дела с уверенностью танка.
– …нет, она сама не в курсе, – доносился из трубки бодрый голос Андрея. – Книжный червь мой, что она в этом понимает. Просто свалилось на голову. Давай так: завтра с утра едем, посмотрим, что за хоромы. Ты как, свободна? Отлично. Всё, до завтра.
Он закончил разговор и с довольным видом посмотрел на жену.
– Ну вот, Галька поможет. Она быстро оценит, за сколько это барахло можно спихнуть. Деньги сейчас лишними не будут, сам знаешь. Машину пора менять, да и на даче крышу перекрыть.
Ирина молчала. В груди зарождалось смутное, неприятное чувство, будто ее только что обокрали. Украли не квартиру, которую она еще и не видела, а саму возможность решить, что с ней делать. Само право на это наследство.
– Андрей, может, не надо так сразу… продавать, – робко произнесла она. – Может, я съезжу сначала, одна? Посмотрю…
– Одной? – он искренне изумился. – Зачем? Что ты там увидишь? Пыль и старую мебель? Ир, давай без сантиментов. Это актив. Активами надо управлять. Галя человек с опытом, она сразу скажет, стоит ли вкладываться в ремонт для продажи или продавать как есть. Всё, решили. Завтра в девять выезжаем.
Он снова уткнулся в телефон, и стена между ними выросла вновь, теперь еще более высокая и холодная. Ирина смотрела на его затылок и впервые за двадцать лет совместной жизни почувствовала себя не частью «мы», а совершенно отдельным, чужим человеком, чье мнение не просто не учитывалось, а как будто не существовало в природе.
***
Поездка в Сызрань превратилась в балаган. Галина, энергичная пятидесятилетняя женщина с хищным блеском в глазах и громким голосом, всю дорогу строила планы.
– Значит так, Иришка, слушай сюда, – вещала она с заднего сиденья, заглушая радио. – Главное – не показывать вида, что деньги нужны срочно. Мы будем держаться уверенно. Скажем, что у нас еще варианты есть. Я уже пару риелторов местных прозвонила, так, для разведки. Цены, конечно, не самарские, но тысяч за пятьсот-шестьсот, если подшаманить, толкнуть можно.
Андрей поддакивал, крепче сжимая руль:
– Пятьсот – это уже ни о чем. Хотя бы семьсот. На «Весту» почти хватит.
Они говорили так, словно Ирина была невидимым водителем такси. Она смотрела на мелькающие за окном унылые пейзажи и вспоминала Клавдию Петровну. Сухонькая, строгая старушка с пронзительными голубыми глазами. Летом, когда родители отправляли ее, десятилетнюю, к ней на пару недель, она учила Ирину вышивать и заваривать чай со смородиновым листом. В ее доме всегда пахло сушеными травами и старыми книгами. И была тишина. Благословенная, густая тишина, которую Ирина почти забыла, живя в вечном гуле телевизора и телефонных разговоров мужа.
Квартира оказалась именно такой, какой сохранилась в ее детской памяти. Третий этаж крепкого сталинского дома. Высокие потолки с лепниной по углам. Широкие деревянные подоконники, на которых когда-то стояли горшки с геранью. И запах… тот самый, из детства.
– М-да, – протянула Галина, брезгливо пнув носком сапога облупившуюся ножку кресла. – Хламник. Ремонт тут со времен очаковских и покоренья Крыма не делался. Обои под замену, полы скрипят, сантехника… О, боги!
Она с отвращением заглянула в ванную. Андрей деловито простукивал стены.
– Несущие, – констатировал он. – Перепланировку не сделаешь. Ладно, не так уж всё и плохо. Место козырное. Центр. Всё рядом.
Ирина не слышала их. Она подошла к окну в большой комнате. Оно выходило в тихий зеленый двор с огромным старым кленом. На подоконнике, покрытом слоем пыли, лежал забытый томик Паустовского. Ирина провела по нему пальцем. И вдруг с невероятной ясностью представила, как сидит здесь, в этом самом кресле, с чашкой того самого чая со смородиновым листом, и читает. И никто не кричит в телефон, не требует ужин, не включает на полную громкость новости.
– …поэтому я считаю, самый умный ход – это сделать легкую косметику, – донесся до нее голос Галины. – Мой знакомый прораб, Вадик, сделает по-божески. За месяц управимся. Выкинем всю эту рухлядь, постелем ламинат, натяжные потолки… Будет конфетка.
– Мне бы хотелось… – начала Ирина, сама удивляясь своему голосу, – мне бы хотелось тут бывать иногда.
Галина и Андрей обернулись и посмотрели на нее так, будто она предложила разводить в квартире пингвинов.
– Что делать? – переспросила Галина с убийственной вежливостью.
– Бывать. Приезжать на выходные. Здесь так… тихо.
Наступила пауза. Первым рассмеялся Андрей. Грубо, громко.
– Ирка, ты в своем уме? Мотаться сюда за сто пятьдесят километров, чтобы в тишине посидеть? Ты на балкон у нас выйди, вот тебе и тишина. Не выдумывай.
– Почему – выдумываю? – в голосе Ирины появилась едва заметная стальная нотка. – Это моя квартира. Мне ее оставили. Наверное, я могу решить, что с ней делать.
– Конечно, можешь, дорогая, – тут же подхватила Галина, меняя тактику. Ее голос стал вкрадчивым и сочувствующим, как у психотерапевта из дешевого сериала. – Мы же тебе только добра желаем. Понимаешь, держать эту квартиру – это пассив. Коммуналка, налоги… А продав ее, мы превратим этот пассив в актив! Вложим деньги в общее семейное гнездо. Построите дачу, будете там все вместе отдыхать. И тишина, и природа. Это же гораздо разумнее, правда?
Она говорила о «семейном гнезде», но Ирина отчетливо видела, как в этом «гнезде» Андрей будет жарить шашлыки со своими друзьями, а Галина – командовать, где сажать петрушку. А она, Ирина, будет с утра до ночи стоять у плиты и мыть посуду.
Они уехали, оставив Ирину с ключами и тяжелым сердцем. Она осталась в квартире на ночь, соврав, что хочет прибраться перед отъездом. Всю ночь она не спала. Сидела в старом кресле, укрывшись найденным в шкафу клетчатым пледом, и смотрела в темное окно. Она чувствовала себя кладоискателем, который нашел сокровище, а его уже обступили пираты и требуют отдать карту.
***
Следующие недели превратились в медленную пытку. Андрей и Галина действовали напористо и слаженно. Они звонили каждый день.
– Ириш, Вадик-прораб готов смету составить. Ему ключи нужны. Ты когда в Сызрань поедешь?
– Ир, я нашла покупателей! Семья с ребенком, им район очень нравится. Готовы даже немного накинуть, если ремонт быстро сделаем.
Ирина отнекивалась. Говорила, что занята на работе, что плохо себя чувствует. Она тянула время, инстинктивно понимая, что как только она отдаст ключи, всё будет кончено. Ее тихая гавань, ее ненайденный рай будет залит бетоном, покрыт ламинатом и продан чужим людям.
Спасение пришло, откуда не ждали. В библиотечной курилке, куда Ирина выходила просто подышать, к ней подошла Наталья из отдела каталогизации. Резкая, остроумная женщина, лет десять назад пережившая тяжелый развод и с тех пор жившая по принципу «я сама».
– Сергеевна, на тебе лица нет, – без обиняков заявила она, выпуская струю дыма. – Что, муж опять учудил? Или его сестрица-мегера?
Ирина, неожиданно для себя, рассказала всё. Про квартиру, про планы мужа, про свое отчаяние. Наталья слушала молча, не перебивая, только хмурила густые брови.
– Понятно, – сказала она, когда Ирина закончила. – Делят шкуру неубитого медведя. А медведь, то есть ты, сидит и боится рыкнуть. Ириш, они тебе красиво поют про «семейное гнездо» и «общие интересы». А по факту – хотят твоими руками и за твой счет решить свои проблемы. Андрей – машину, Галька – самоутвердиться за твой счет и, небось, комиссию срубить. А ты? Тебе что нужно? Или ты в этой схеме не учитываешься?
Слова Натальи были как ушат холодной воды. «А ты?». Этот простой вопрос никто ей не задавал уже много лет. Ни муж, ни его родня, ни даже она сама. Чего она хочет? Она хочет этот широкий подоконник. Хочет расставить на нем фиалки, как мечтала всю жизнь, но в их темной хрущевке они не росли. Хочет сидеть в кресле с книгой, не вздрагивая от каждого звука. Хочет тишины. Своей собственной, персональной тишины.
– Моя квартира, мои правила, – хмыкнула Наталья, затушив сигарету. – Запомни это, Сергеевна. И действуй.
В тот же день Ирина взяла на работе отпуск за свой счет на неделю. Дома она молча собрала сумку.
– Ты куда? – удивился Андрей, оторвавшись от телевизора.
– В Сызрань. Нужно там кое-какие дела уладить. С документами.
– А, ну давай. Заодно ключи Вадику оставишь, он завтра подъедет, обмеры делать. Я ему твой телефон дал.
Это стало последней каплей. Он не просто распоряжался ее имуществом. Он уже раздавал ее контакты, втягивая в этот круг посторонних людей, делая процесс необратимым. Он перешел черту.
– Хорошо, – ледяным тоном ответила Ирина и вышла из квартиры.
В Сызрани она не стала прибираться или разбирать вещи. Первым делом она пошла к юристу. Потом – в паспортный стол. Она действовала четко и быстро, как будто всю жизнь только и делала, что отстаивала свои права. Страх куда-то ушел, осталась только холодная, звенящая решимость.
Она сменила личинку в замке. Купила самый простой чайник и пачку чая. Вечером, когда раздался звонок Андрея, она была готова.
– Ира, ты где шляешься?! Мне Вадик звонит, не может до тебя дозвониться! Ты ключи ему оставила?
– Нет, – спокойно ответила Ирина.
– В смысле нет? Мы же договорились!
– Это ты договорился. Со мной ты не договаривался. Ты поставил меня перед фактом.
На том конце провода повисла изумленная тишина.
– Ты что себе позволяешь? – наконец прорычал Андрей. – Ты что, бунт на корабле устроила? Из-за этого сарая? Я для нас стараюсь, для семьи, а ты!..
– Для какой семьи, Андрей? – тихо спросила Ирина. – В семье люди разговаривают друг с другом. А ты со своей сестрой просто решил использовать мой шанс для своих целей.
– Ах вот как! Шанс! Да ты бы без меня и Гали этот шанс в унитаз спустила! Сидела бы там в пыли и радовалась! Неблагодарная! Завтра же приеду, будем серьезно разговаривать!
Он бросил трубку. Ирина знала, что «серьезный разговор» будет означать крики, давление и ультиматумы. Но ей уже не было страшно. Она сидела в своем кресле, в своей квартире, и пила чай.
***
Они приехали на следующий день. Вдвоем. Андрей и Галина. Ирина видела из окна, как их машина решительно запарковалась во дворе. Она не спешила открывать. Дала им позвенеть в новый звонок, постучать в дверь. Пусть почувствуют себя чужими на этом пороге.
Наконец, она открыла.
– Ну, наконец-то! – с порога закричала Галина, пытаясь протиснуться внутрь. – Мы уж думали, ты тут забаррикадировалась! Что за цирк, Ирина?
Ирина молча встала в проходе, не давая им войти.
– Я просила не приезжать.
– Что?! – Андрей оттолкнул сестру и шагнул к Ирине. Его лицо было багровым. – Ты совсем с катушек съехала? Мы приехали решить вопрос с квартирой! Галя покупателей нашла, они ждут!
– Не будет никакой продажи, – твердо сказала Ирина. – Я буду здесь жить.
Галина застыла с открытым ртом. Потом ее лицо исказилось от ярости. Она сделала шаг вперед и ткнула пальцем Ирине почти в грудь.
– Жить? Здесь? В этой дыре? Ты рехнулась! Ты рушишь все наши планы! Мы из-за тебя можем потерять выгодную сделку! Андрей машину хотел новую! Мы дачу планировали! Да что ты вцепилась в этот хлам! Эта квартира наша, семейная! Мы на нее планы построили!
Это была та самая фраза. Квинтэссенция всего. «Наша квартира». «Наши планы».
Ирина посмотрела на сестру мужа спокойным, почти безразличным взглядом. А потом тихо, но отчетливо произнесла:
– Во-первых, Галина, она не ваша. Она моя. А во-вторых… какие могут быть у вас на нее планы? Я ведь сегодня утром из самарской квартиры выписалась. С концами.
Наступила такая тишина, что было слышно, как за окном каркнула ворона. Андрей и Галина смотрели на нее, как на привидение. Их мозг отчаянно пытался обработать информацию. Выписалась. Это не просто слова. Это действие. Юридическое. Окончательное. Это был не бунт, это была декларация независимости.
– Как… выписалась? – пролепетал Андрей. Его вся спесь мгновенно слетела. Он выглядел растерянным и жалким.
– Обыкновенно. Подала заявление. Теперь мое место жительства – здесь. Город Сызрань, улица Советская, дом семь, квартира двенадцать. Так что ваши планы на «семейный актив» можете свернуть в трубочку. И уходите. Пожалуйста.
– Ты… ты… – Галина задыхалась от возмущения, но не могла подобрать слов. Вся ее напускная экспертность и псевдопсихология рассыпались в прах перед этим простым, безжалостным фактом.
– Ты подашь на развод? – спросил Андрей. В его голосе не было ни гнева, ни обиды. Только холодное осознание краха.
– Подам, – кивнула Ирина. – И на раздел имущества. Нашей самарской квартиры. Тебе достанется твоя законная половина. На новую «Весту», может, и не хватит, но на что-нибудь хватит. А теперь уходите.
Она не стала ждать их ответа. Просто медленно закрыла перед ними дверь, повернула ключ в новом замке и прислонилась к ней спиной. Она не чувствовала ни триумфа, ни злорадства. Только огромное, всепоглощающее облегчение. Как будто она много лет несла на плечах неподъемный мешок с камнями и наконец-то его сбросила.
***
Прошло полгода. За окном кружился первый редкий снег, ложась на ветви старого клена. В квартире Клавдии Петровны пахло краской, деревом и свежесваренным кофе. Ирина сама отциклевала и покрыла лаком старый паркет, сама переклеила обои, выбрав нежный фисташковый цвет. Она отмыла и отреставрировала старое кресло.
А на широком подоконнике, залитом бледным осенним солнцем, стояли в ряд горшочки с фиалками. Они цвели. Лиловые, белые, розовые.
Развод был в процессе. Андрей, оправившись от шока, пытался торговаться и скандалить, но Ирина была непробиваема. Она общалась с ним только через юриста. Она знала, что он получит половину их самарской квартиры, и была к этому готова. Это была справедливая цена за свободу.
Она уволилась из самарской библиотеки и устроилась в местную, сызранскую. Коллектив был меньше, зарплата тоже, но здесь ее ценили как редкого специалиста по старым фондам. Она записалась в кружок краеведения и с удивлением обнаружила, что история этого маленького волжского города увлекает ее не меньше, чем романы.
Иногда по вечерам она садилась в свое кресло, брала в руки томик Паустовского и смотрела на свои фиалки. Она обрела не просто квартиру. Она обрела место, где ее желания имели значение. Где ее «хочу» было важнее любого «надо». Она обрела себя. И эта тишина, которую она так жаждала, больше не казалась ей просто отсутствием шума. Это была музыка. Музыка ее новой, собственной жизни.