Анна всегда считала их семейное гнёздышко, их маленькое, но такое родное царство, ну… совершенно обычным. Даже чересчур, пожалуй. У неё был Миша. Высокий такой, и, как ей почему-то казалось, вечно хмурый после работы. И, конечно, два мальчишки, которые, ей-богу, никогда не уставали. Вот уж кто был источником непрерывного шума и движения. И, по правде говоря, порой она от них так выматывалась, что хоть кричи, но это, знаете ли, так… между нами.
Квартира их, несмотря на все её колоссальные старания, редко когда сияла идеальным порядком. Куда ни глянь — везде валялись игрушки: то машинка, то какая-то деталь от конструктора, то обглоданный пластмассовый паровозик. В воздухе стоял какой-то особый, ни с чем не сравнимый запах — смесь борща и ещё тёплой выпечки. А из детской комнаты постоянно доносились звонкие крики и заливистый смех. И, чего уж там, так было каждый день. Она, по совести говоря, давно с этим смирилась. И, кажется, даже умудрилась полюбить этот хаос.
Анна с головой ушла в домашнюю рутину. Распорядок дня был расписан по минутам, словно она и не женщина, а какой-то строгий менеджер по бытовым делам. Утро начиналось с садика, завтрака, а потом шли нескончаемые дела по дому, бесконечная готовка. Она жила по своему собственному, строгому расписанию. И, если честно, ни о чём другом особо и не думала. Ей казалось, что она нашла своё призвание, свою нишу. Заняла, так сказать, свой маленький, но, чёрт возьми, очень важный пост.
Муж, как правило, возвращался с работы поздно. Утомлённый, он сразу садился за стол, и в его взгляде читалась какая-то вечная усталость. Она пыталась его рассмешить. Или хотя бы разговорить, чтобы он наконец-то отвлёкся. Она всей душой верила, что её тепло и забота смогут снять с него этот груз.
Их жизнь, как и у многих, была вполне предсказуемой. Понедельник — большая стирка. Вторник — встреча с подругой, если, конечно, удавалось. Среда — обязательный поход на рынок. А по выходным — семейные вылазки в парк, где они устраивали импровизированные пикники, а дети носились, пока не падали от усталости.
Как-то раз в одну из таких сред она стояла у плиты, помешивая картошку с мясом, и тихо-тихо напевала. Мальчишки в соседней комнате, как обычно, гоняли мяч. Шумно, конечно. Но разве дети могут быть тихими? Ей это казалось чем-то само собой разумеющимся. Так ведь и должно быть.
В этот момент в прихожей вдруг раздался такой знакомый, но какой-то уж слишком громкий звук поворачивающегося ключа. Анна обернулась и увидела Михаила. Он выглядел ещё более хмурым, чем обычно. Скинул обувь и, даже не сказав «привет», прошёл на кухню.
— Привет, — сказала она, и её голос прозвучал как-то слишком звонко в этой неожиданной тишине. — Как день?
Он ничего не ответил. Просто налил себе воды в стакан и выпил залпом. Казалось, он её даже не слышал. Его взгляд был направлен куда-то в пустоту. Это было… ну, очень странно. Непонятно. Ведь он всегда сначала здоровался. И всегда говорил, что ужасно устал.
— Андрей, Петя, потише! Папа пришел! — крикнула она в детскую.
Смех и шум тут же утихли. Анна обернулась. Она ждала, что муж, как обычно, сядет за стол, уткнётся в свой телефон. Но он не сел. Он стоял, опершись на столешницу, и смотрел на неё. Но, кажется, не видел. Его взгляд был чужим, каким-то… отстранённым. А в глубине глаз Анна разглядела незнакомую, до сих пор непонятную ей решимость. Он словно что-то замыслил, и это «что-то» её ужасно пугало.
— Нам нужно поговорить, — глухо произнёс он.
И у неё, честное слово, сердце пропустило удар. Такое ощущение, будто вот-вот начнётся какой-то жуткий экзамен, к которому она совсем, вот совсем не готовилась.
— Это серьёзно, — добавил он, и интонация его голоса не оставила ни тени сомнения.
Она выключила плиту. На кухне мгновенно воцарилась тишина. Настолько непривычная, что стало не по себе. Лишь мяч, закатившийся под шкаф в детской, изредка издавал глухой, редкий стук. И эта тишина была страшнее любого шума.
— Что-то случилось? — прошептала она, не веря своим ушам. — Ты… ты хорошо себя чувствуешь? Может, тебе прилечь?
Он лишь покачал головой, и она заметила, как по его щеке, несмотря на прохладу на кухне, скользнула капля пота. Он посмотрел на неё, и в его глазах блеснула такая боль, такая безысходность, что она просто застыла на месте. Боже мой, что, интересно, он хотел сказать? Что его уволили? А может, что-то с машиной? Нет, это же что-то совсем, совсем другое…
Он сделал глубокий вдох, словно готовился прыгнуть в ледяную воду. И произнёс слова, которые, ей кажется, она будет помнить до конца жизни.
— Я устал, - Сказал Михаил. - Не могла бы ты с детьми недельку пожить у своих родителей?
Всё, что она могла, — это просто стоять и не верить. Ну, правда, она ослышалась. Пожить у родителей? Почему? Зачем? Они же никуда не собирались. Никаких планов не было. Её мозг отказывался принимать эту информацию.
— Что ты… что ты сказал? — переспросила она, и голос её вдруг стал тонким, каким-то хриплым, совсем не её.
— Я сказал… — он посмотрел ей прямо в глаза, и она увидела там какую-то невероятную пустоту. — Я очень устал. Мне просто нужно побыть одному. Подумать. Ты понимаешь?
Она не понимала. Совсем. Ни капельки. Её мир, который она строила кирпичик за кирпичиком, казалось, вот-вот рассыплется в пыль.
— Но… мы… это же наш дом! — едва слышно пролепетала она, а в горле застрял комок. — Почему… почему мы должны уйти?
Он снова вздохнул, и в этом вздохе была такая усталость, такая бездонная, холодная равнодушия, что она почувствовала себя чужой.
— Я просто хочу тишины, — тихо сказал он. — Всего лишь недельку. Ну, разве это так много? Разве я прошу чего-то невозможного?
Его слова, будто выточенные изо льда, больно кололи её. Она стояла посреди кухни, посреди своего маленького, любимого королевства, и чувствовала себя самым настоящим изгоем. Ей было так обидно, так больно. Ей хотелось просто закричать. За что? Ну почему он так с ней? Разве она сделала что-то не так?
Она пошла в детскую. Дети мирно сидели, увлечённо играя в машинки. Они не знали. Не знали, что в этот самый момент их мир рушится. Они не знали, что их папа просит их уйти.
Мама, конечно, сразу поняла, что что-то не так. Она встретила их на пороге, прижала Аню к себе, а потом тихонько отвела в сторону. Она знала свою дочь, знала, когда та несчастлива. И сейчас Анна была не просто несчастлива — она была разбита. Материнское сердце сжалось от боли, но она не стала наседать.
— Ань, что случилось? — спросила она, осторожно, словно боялась спугнуть хрупкое доверие.
И Аня, конечно, заплакала. На кухне, за чашкой чая, она рассказала всё. О том, что сказал Михаил. О том, что она теперь не знает, что ей делать. Мама, добрая, как всегда, успокоила её, гладя по волосам.
— Ничего, доченька, — сказала она. — Мы тут. Мы всегда тут. Дом — это не стены, это люди.
Они жили в двухкомнатной квартире, и, честно говоря, места для них там было совсем немного. Дети спали на раскладушках. Сама Анна — на маленьком диванчике на кухне. И хотя им было тесно, там было так уютно. Уютно и тепло. Здесь не было чужих взглядов, не было холодных слов. Была только любовь, которая всегда ждала её.
Анна чувствовала себя ребёнком. Мама готовила её любимые пироги, папа, как мог, развлекал детей. Он, конечно, не был таким шустрым, как их папа, но дети, кажется, чувствовали его любовь. А они, дети, чувствовали себя так, словно они на каникулах. Но они скучали по своему дому.
— А когда мы вернемся домой? — спросил Петя, когда они гуляли в парке.
— Скоро, — ответила она.
— А папа? Он будет там?
Она не знала, что ответить. Она знала, что папа будет там. Но она не знала, вернётся ли она сама. И эта неизвестность душила её.
Они провели у родителей целую неделю. Эта неделя была самой длинной в её жизни. Каждый день она ждала звонка. Ждала, что Михаил скажет ей, что он соскучился. Что он был неправ. Что он хочет, чтобы они вернулись домой.
Но он не звонил. Он лишь изредка присылал сообщения. Короткие, какие-то сухие. «Как вы?» «Всё в порядке?» Он был так далёк.
Аня не могла больше ждать. Она решила позвонить ему сама.
— Привет, — сказала она, и её голос задрожал. — Ну, как ты там?
— Я хорошо, — ответил он. — А вы как?
— Мы тоже. Слушай, а… когда мы вернёмся домой?
В трубке повисла долгая, мучительная пауза. Анна слышала его дыхание. А ещё слышала, как бьётся её сердце. Словно колокол.
— Ань, — сказал он, и её сердце пропустило ещё один удар. — Я тут подумал… Мне, кажется, нужно ещё побыть одному. Понимаешь?
Она не понимала. Ей казалось, что её мозг сейчас просто взорвётся. Она сидела на кухне, сжимая в руке телефон. Мама с папой ушли в другую комнату, чтобы не мешать. Но они слушали. Она знала.
— Ещё? — выдавила она из себя. — Ещё сколько?
— Не знаю, — ответил он, и в его голосе не было ни капли сожаления. — Не знаю. Мне просто нужно разобраться в себе. Понимаешь?
Нет. Она не понимала. Она просто встала. Пошла в детскую. Дети спали. Она смотрела на них, и сердце сжималось от боли. Она почувствовала себя такой одинокой. Такой брошенной. Её идеальный мир, который она строила, рухнул в одно мгновение.
Она вернулась на кухню. Мама сидела за столом, и её глаза были полны слёз.
— Он сказал… — начала она, но мама её остановила.
— Я всё слышала, — тихо произнесла она. — Не плачь, доченька. Мы тут.
Они сидели в тишине. Эта тишина была наполнена горечью и разочарованием.
На следующий день Аня решила поговорить с мужем. Она позвонила ему и сказала, что хочет приехать. Он ответил, что ему будет очень удобно.
Она собрала детей. Они были так рады, что едут домой. Они не знали, что домой они едут не навсегда. Они едут за вещами.
Она не знала, что говорить детям. Она не знала, что говорить мужу. Она просто знала, что она должна это сделать. Она должна положить конец этому кошмару.
Когда они приехали домой, Анна почувствовала себя чужой. Её собственный дом был чужим. Она пошла в спальню. Михаил сидел на кровати. Он выглядел таким уставшим.
— Ань, — сказал он. — Я… я хочу, чтобы ты поняла. Я не хочу тебя бросать. Я просто… я просто устал.
Она посмотрела на него. В её глазах не было ни боли, ни обиды. Только пустота. Она поняла, что она больше не любит этого человека.
— Я понимаю, — сказала она. — Я тоже устала.
Она начала собирать вещи. Свои вещи. Вещи детей. Она бросала всё в сумки. Она не знала, куда она пойдёт. Но она знала, что больше не вернётся в этот дом.
Когда она закрыла дверь, она услышала голос Михаила:
— Куда ты?
— Домой, — сказала она. — Я еду домой.