Жизнь Надежды и Олега текла по привычному, накатанному руслу. Каждый их день, казалось, был слепком с предыдущего. Они оба привыкли к своему расписанию, да и как иначе? Подъём в одно и то же время, завтрак, сборы на работу, вечером — ужин, телевизор. Всё было, в общем-то, как у всех. И Надежда считала, что в этом и есть их маленькое, но прочное счастье. Она-то точно знала, что стабильность — это не скучно, а надёжно, что ли.
Их квартира, уютная и светлая, казалась им надёжным тылом. Но это было не совсем так. Над ними висел огромный, ипотечный, просто неподъёмный долг. И каждая свободная копейка, что у них оставалась, шла на то, чтобы, как говорится, закрыть эту дыру. Надежда всегда была невероятно экономной. Покупала продукты по акциям, одежду — на распродажах, а лишние траты и вовсе считала грехом. Иногда ей самой было от этого грустно. Вот, купишь себе что-то без особой надобности, ну, скажем, новый шарф, а потом сидишь и корить себя начинаешь — на эти деньги можно было бы погасить лишний процент по ипотеке.
Но это не было для неё каким-то испытанием. Нет. Она понимала, что всё это ради их будущего. Ради того, чтобы однажды наконец выдохнуть свободно, чтобы этот ипотечный груз больше не давил. Чтобы купить, например, новую мебель в гостиную. Или отвезти детей на море. Ох, о море она, пожалуй, мечтала больше всего на свете. О солёном ветре, о криках чаек, о горячем песке, который обжигает ступни. Казалось, это был единственный способ, который поможет им наконец-то расслабиться.
Олег тоже работал, да, тоже не покладая рук. Он был мастером на СТО, и руки у него, надо сказать, были золотые. Но в душе он, конечно, был ещё тот романтик. Иногда приходил домой с букетом цветов, купленных у бабушки в переходе. Или с какой-нибудь безделушкой, просто чтобы сделать Надежде приятно. Она, конечно, радовалась. Но в глубине души, в самом сердце, всегда сидела горькая мысль: «Ну вот, опять потратился. И на что?». Она старалась не думать об этом, но иногда не получалось.
У Олега был младший брат — Игнат. Для Олега он всегда был как младший ребёнок. Игнат то и дело попадал в какие-то передряги, в какие-то нелепые истории, и Олег постоянно вытаскивал его оттуда. Надежда, конечно, злилась. Но молчала. Ведь что тут поделаешь, брат всё-таки. Она пыталась объяснить Олегу, что Игнат уже взрослый. Но Олег только отмахивался. «Да что ты, он же совсем один. Мне его жалко», — говорил он.
В один из таких совершенно непримечательных вечеров они сидели на кухне. Надежда, как всегда, пересчитывала все чеки, а Олег смотрел футбол. Вдруг его телефон запищал. Он взял его, и по его лицу расплылась какая-то, знаете, не очень-то понятная ей улыбка.
— Ну, что там? — спросила Надежда, даже не поднимая головы от своих бумажек.
— Игнат, — сказал он. — Смотри, какой крутой телефон себе купил.
Надежда, не придав этому значения, кивнула. Ну, купил и купил, что тут такого? А потом она увидела в его глазах какую-то странную радость. И её сердце, знаете, так неприятно ёкнуло. Она подняла голову.
— Олег, ты… ты что? — прошептала она, и голос её дрогнул.
Он как-то неловко потупил взгляд, а на его лице появилась виноватая улыбка. Надежда всё поняла, ещё до того, как он открыл рот.
— Что такое? — спросила она. — Почему ты так странно себя ведёшь?
Он тяжело вздохнул, словно на его плечи обрушился весь мир.
— Просто… — начал он. — Игнат давно хотел такой телефон. Он ведь совсем один… ему так тяжело.
И тут её осенило.
— Олег, ты что? — прошептала она, и её голос вдруг стал холодным, как лёд. — Ты купил ему этот телефон?
Он молчал, и Надежда почувствовала, как внутри неё закипает жгучая, испепеляющая злость. И тут она произнесла слова, которые, кажется, будут преследовать их всю оставшуюся жизнь.
— Ты купил новый телефон брату? - спросила Надежда у мужа. - А за ипотеку как мы будем платить?
Он, видимо, не ожидал такого прямого, безжалостного вопроса. Просто смотрел на неё, растерянно моргая.
— Ну… — начал он. — Это был мой подарок. Я же…
— Какой подарок, Олег? — перебила его Надежда, и её голос дрожал от злости. — Мы живём от зарплаты до зарплаты! Мы экономим на всём! А ты покупаешь брату, который постоянно где-то ходит, новый телефон?
— Он мне помог, — сказал Олег, пытаясь найти оправдание. — Он же… он мне с машиной помог.
— И что? Ты хотел сказать, он работал даром? — спросила она. — Он получил от тебя деньги. Ты ему ещё за это заплатил. И ты покупаешь ему телефон за наши ипотечные сбережения?
Олег молчал. Просто отвёл взгляд, и Надежда вдруг поняла, что в его глазах нет даже тени вины. Там была только пустота. Она вдруг почувствовала себя чужой в собственном доме. Она была не нужна.
Прошла целая, тягучая неделя, набитая липким, мерзким молчанием. Надежда перестала говорить с Олегом, почти совсем. Отзывалась односложно, только по делу. «Да», «нет», «ужин готов». И всё. А он, наверное, чувствовал себя под микроскопом. Пытался что-то делать по дому. Вешал полки. Мыл посуду. Но все эти действия выглядели неловко, чуждо, будто не его.
Она никак не могла выкинуть из головы его слова, вот никак! Казалось, что они врезались прямо в её сердце. Чувствовала себя так, словно её не просто обманули, а по-настоящему, подло предали. Каждый раз, когда её взгляд падал на Олега, ей мерещилось, что он что-то прячет за спиной. Какую-то тайну. Какую-то новую ложь. Она больше не доверяла ему. И, честно говоря, это было, пожалуй, больнее, чем потеря денег.
Ночью она лежала, уставившись в потолок. Спать не хотелось, да и не могллось. Она чувствовала, как между ними, прямо на их постели, выросла какая-то невидимая стена. И каждый раз, когда он нечаянно касался её, Надежда вздрагивала. Ей казалось, что его прикосновения — это лишь очередное напоминание о его лжи. Она всё думала: как же так вышло? Где, в какой момент она проглядела эту трещину в их отношениях? Её мысли, как назойливые пчёлы, роились в голове, не давая покоя.
Детишки, конечно, почувствовали этот ледяной холодок в доме. Ребята стали такими тихими. И такими, знаете, уж очень осторожными. Переглядывались, когда родители в очередной раз проходили мимо друг друга, не глядя даже в сторону. Ох, для Надежды это было самым тяжёлым испытанием. Ведь они-то, малыши, не должны видеть, как рушится их уютный, тёплый мирок.
В один из вечеров Олег вернулся с работы с огромным, прямо-таки немыслимым букетом красных роз. Он протянул его Надежде.
— Надюша, — сказал он, и голос его, кажется, совсем охрип от волнения. — Я виноват. Я… я был неправ. Прости меня, пожалуйста.
Надежда взяла этот букет, поставила в вазу, даже не взглянув на розы, а лишь на их колючие шипы.
— Это не букет исправит, — тихо сказала она. — Ты не понимаешь. Дело не в деньгах. Дело в доверии. Ты его предал.
Он опустил голову, и Надежда вдруг увидела, что его плечи как-то обмякли. Он стал старым. Таким, каким она его, кажется, ещё никогда не видела. Она почувствовала, как её сердце сжалось. Какая-то идиотская, наверное, жалость вспыхнула в её душе. Ей вдруг захотелось обнять его. Пожалеть. Но она не могла. Просто не могла.
— Что я должен сделать? — прошептал он, и в его голосе была такая мольба, что у Надежды перехватило дыхание. — Скажи мне.
— Я не знаю, — сказала она. — Я правда не знаю. Мне просто… просто надоело. Всё. Наши долги. Твой брат. И вот это всё.
Она махнула рукой на вазу с розами, на их безмолвный укор.
— Я тебе верила, Олег. А ты… Ты просто-напросто взял наши общие деньги, наши ипотечные накопления, и отдал их своей сестре, которая даже не может быть ответственной. Это же… это просто неправильно.
Он поднял на неё глаза, и в его глазах блеснули слёзы. И в этот миг она вдруг всё поняла. Он, наверное, и сам не знал, почему так поступил. Он просто любил своего брата. И не мог сказать ему «нет». А она? Она была его жена. Она же всегда ему скажет «да».
Надежда подошла к нему, обняла его. И в этот момент он вдруг заплакал. Заплакал не просто как маленький мальчик, а как будто из него выходил весь тот груз, что он нёс на себе. Его тело сотрясалось от рыданий, плечи тряслись, и он задыхался, как будто он не мог выдохнуть, как будто он не мог вдыхать. Она почувствовала, как он вцепился в неё, как в последнюю соломинку. И в этот миг она вдруг всё простила. Не головой, не разумом, а сердцем. Она просто почувствовала, что ему тоже больно. Ему тоже тяжело. Может быть, даже тяжелее, чем ей. Ведь он, в отличие от неё, не мог признаться в своей боли. Он прятал её так долго, что она стала частью его.
— Нам нужно всё исправить, — сказал он, вытирая слёзы. Его голос был хриплым. — Всё исправить. Я поговорю с Игнатом. Он вернёт деньги.
Надежда нежно отстранилась от него. Она посмотрела на него. Теперь она смотрела не на виноватого мужчину, а на того, кого она любила.
— Я не хочу, чтобы ты с ним говорил, — тихо, но твёрдо сказала Надежда. — Это не его дело. Это наше. Нам нужно вместе решать эту проблему.
Она посмотрела ему прямо в глаза, чтобы он увидел её решимость, её силу, её любовь. Она вдруг почувствовала себя сильной. Такой сильной, какой никогда не была.
— Я знаю, что ты хороший человек, Олег. Но ты должен наконец научиться говорить «нет». Ты должен осознать, что твоя семья — это я и наши дети. А не брат, который так легкомыслен. Я устала нести на себе всю эту ответственность. Теперь мы будем нести её вместе. И вместе мы сможем всё.
Он кивнул, и в его глазах, которые ещё недавно были полны слёз, появился какой-то свет. Надежда вдруг поняла, что у них есть шанс. Шанс начать всё сначала.
С того дня всё изменилось. Он стал другим. Он больше не покупал ей безделушки. Не приносил ей цветы. Он стал более надёжным. Он всегда держал слово. Он больше не принимал важных решений, не посоветовавшись с ней. И он всегда, всегда, был на её стороне. Он всегда был на их стороне.
И однажды, когда они сидели на кухне, он вдруг посмотрел на неё и сказал:
— Надежда, я понял, что в семье главное — это не только любовь, но и самоуважение. И что ты должна уважать себя, чтобы я уважаал тебя. И теперь я знаю, что ты больше не позволишь кому-либо, даже мне, тебя унижать.
Она улыбнулась. У них ещё не было машины. У них ещё был ипотечный долг. Но у них было нечто куда большее. У них была семья. Семья, в которой не было тайн. Семья, в которой они были одной командой.