— Леш, так ведь это мечта, а не дача! Прямо у самой реки, представляешь? Свой бережок, ивы плакучие… Яблони старые, но еще крепкие. Там такой воздух!
Елена говорила с воодушевлением, почти как девчонка, размахивая руками и пытаясь заглянуть мужу в глаза. Но Алексей, как обычно, смотрел мимо, в экран телевизора, где мелькали какие-то боевики. Он только хмыкнул, не отрываясь.
— Представляю. Клещи, комары и сортир на улице. И до города пилить сорок километров по ухабам. Деньги на ветер, Лен. Угробишь все мамины сбережения на эту развалюху.
Елене стало обидно. Она поджала губы и села на краешек дивана, чувствуя, как сдувается ее радостный шарик. Ей было пятьдесят четыре, она всю жизнь проработала в областной библиотеке в Ярославле, среди тишины и пыльных фолиантов. Тихая, незаметная, привыкшая уступать. Муж Алексей, прораб на стройке, был человеком земли, конкретным и громким. Он не понимал ее «воздушных замков». Для него существовали только бетон, смета и выгода. Двадцать пять лет брака научили ее не спорить. Проще было согласиться или промолчать.
Но в этот раз что-то внутри упрямо сопротивлялось. Деньги, оставшиеся после смерти мамы, лежали на сберкнижке уже третий год. Она не хотела тратить их на новый холодильник или ремонт в их типовой «двушке». Она хотела этот домик. Маленький, покосившийся, с заросшим садом, но свой. Уголок, где можно было бы просто сидеть на веранде, слушать птиц и ни о чем не думать. Где пахло бы не выхлопными газами с проспекта, а речной водой и яблоками.
— Там не развалюха, Леш. Он просто запущенный. Крепкий сруб. А удобства… можно со временем сделать. Это же для души…
— Для души у тебя книги есть, — отрезал Алексей, наконец оторвавшись от экрана. Он посмотрел на нее с тяжелым, снисходительным выражением. — Ну, хочешь — покупай. Деньги твои. Только потом не ной, что крыша течет и в печке тяги нет. Я в эту авантюру впрягаться не буду. Мне и на диване хорошо.
И он снова уткнулся в телевизор. Этот короткий разговор, как и сотни других до него, оставил во рту горький привкус. «Деньги твои». Он всегда это подчеркивал, когда речь заходила о ее наследстве. Как будто это отделяло ее от него, делало ее желания чем-то чужеродным в их общей, давно устоявшейся жизни.
На следующий день, после работы, она зашла в риелторское агентство, чтобы внести аванс. Молоденькая девушка-риелтор по имени Марина щебетала без умолку, распечатывая документы.
— Елена Петровна, вы такой удачный вариант нашли! Место сказочное, и цена просто подарок. Владелец уезжает в другой регион, поэтому так скинул. Ему срочно нужно. Вот, держите предварительный договор купли-продажи, ознакомьтесь. Особенно проверьте все паспортные данные, свои и продавца.
Елена надела очки, которые всегда носила на цепочке, и пробежала глазами по строчкам. Свои данные проверила, адрес участка… все верно. А потом ее взгляд упал на графу «Продавец».
*Соколов Дмитрий Владимирович, 1968 года рождения, паспорт…*
Сердце пропустило удар, а потом заколотилось так сильно, что зашумело в ушах. Руки похолодели. Буквы расплывались перед глазами. Соколов Дмитрий… Митя. Ее Митя. Не может быть. Это просто совпадение. Фамилия распространенная, имя тоже. И год рождения… да, совпадает. Но ведь это невозможно. Спустя тридцать пять лет. Здесь, в этом маленьком городке.
— Елена Петровна? Вам плохо? Водички принести? — обеспокоенный голос Марины вырвал ее из ступора.
— Нет-нет, спасибо… Просто… задумалась, — с трудом выдавила Елена, стараясь, чтобы голос не дрожал. Она заставила себя снова посмотреть на бумагу. Имя не изменилось. Оно смотрело на нее, как призрак из прошлого, из той жизни, где она была не Еленой Петровной, а Леночкой, где впереди была целая вечность, полная счастья.
Она онемела. Не в силах произнести ни слова, она просто смотрела в договор, и вся ее тихая, упорядоченная жизнь трещала по швам. Мир сузился до этого имени на листе бумаги.
Домой она шла как в тумане. Алексей уже вернулся с работы, ужинал на кухне, включив на планшете какое-то видео.
— Ну что, оформила свою богадельню? — спросил он, не поднимая головы.
— Да… аванс внесла, — механически ответила Елена, проходя в комнату.
Она села на кровать и закрыла лицо руками. Митя. Господи, Митя. Она не видела его с того лета, после первого курса института. Они были влюблены до беспамятства. Гуляли ночами напролет по набережной Волги, строили планы. Он — студент политеха, высокий, смешливый, с гитарой за плечами. Она — будущий филолог, романтичная и восторженная. Он обещал приехать к ней на каникулы из своего родного Мурманска, где проходил практику на судоверфи. Они писали друг другу письма, длинные, полные нежности и обещаний. А потом… письма перестали приходить. Он просто исчез. Испарился. Не ответил ни на одно ее отчаянное послание.
Она тогда чуть с ума не сошла. Мама, видя ее страдания, говорила строго: «Леночка, забудь. Значит, не твое. Перемелется — мука будет». Мама его невзлюбила сразу. «Голодранец с гитарой, что он тебе может дать? Ветер в голове и песни у костра. Тебе нужен серьезный человек».
Через несколько лет появился Алексей. Серьезный. Надежный. Как бетонная плита. С ним было спокойно, но пусто. И вот теперь, спустя целую жизнь, Митя продавал ей дом ее мечты. Ирония судьбы была настолько жестокой, что хотелось смеяться и плакать одновременно.
Что делать? Отказаться от сделки? Но она так хотела этот дом. Он уже стал для нее символом чего-то нового, какой-то последней надежды на глоток свежего воздуха. Продолжить сделку? Но как она сможет смотреть ему в глаза? Как она подпишет с ним договор, словно они чужие люди?
На следующий день в обеденный перерыв она сидела в подсобке библиотеки, бездумно перебирая формуляры. Рядом пила чай ее единственная близкая подруга и коллега, Татьяна Ивановна. Женщина резкая, прямая, овдовевшая лет десять назад и с тех пор живущая по принципу «надеяться только на себя».
— Ты чего кислая, как лимон? — спросила она, внимательно глядя на Елену поверх чашки. — Из-за дачи своей? Муж мозг выносит?
Елена колебалась, но потребность выговориться пересилила. И она рассказала. Все. Про юность, про Митю, про исчезновение, про вчерашнюю находку в договоре.
Татьяна слушала молча, не перебивая. Когда Елена закончила, она надолго задумалась, постукивая ногтем по блюдцу.
— М-да, — протянула она наконец. — Кино, да и только. И что думаешь делать?
— Не знаю, Таня, не знаю! В голове каша. Может, отказаться? Найти другой дом?
— Другой? — Татьяна усмехнулась. — Лена, ты этот дом полгода искала. Ты о нем так рассказывала, будто уже корни там пустила. И что, из-за призрака из прошлого откажешься от своей мечты?
— Он не призрак, он вполне реальный человек, который продает мне дом!
— Ну и что? Мало ли в Бразилии Педров! Прошло тридцать пять лет. Вы чужие люди. Подписала бумаги и разбежались. Он тебя, может, и не вспомнит даже.
— Не вспомнит? — уязвленно переспросила Елена.
— А ты бы хотела, чтобы вспомнил? — хитро прищурилась Татьяна. — Лена, послушай меня. Ты всю жизнь живешь с оглядкой. Сначала на маму, теперь на Алексея. Вечно боишься кого-то обидеть, поступить «не так». А ты сама-то чего хочешь? Тебе этот дом нужен? Нужен. Так иди и бери. А с этим… Дмитрием… разберешься по ходу дела. Может, это и к лучшему. Закроешь гештальт, как сейчас модно говорить. Увидишь его, поймешь, что он давно уже не тот мальчишка с гитарой, а обычный мужик с пузом и лысиной, и успокоишься.
Слова Татьяны, как всегда, были грубоватыми, но отрезвляющими. Может, она и права? Чего она боится? Увидеть его? Убедиться, что время никого не щадит? Это было бы даже полезно. Разрушить тот идеализированный образ, который она тайно хранила в душе все эти годы.
Вечером она решилась. Позвонила риелтору.
— Марина, здравствуйте, это Елена Петровна. Скажите, пожалуйста, а можно перед окончательным подписанием еще раз дом посмотреть? Я бы хотела с владельцем поговорить, по поводу… ну, там, состояния проводки, погреба… Технические моменты.
— Конечно, Елена Петровна! Я организую. Вам когда удобно?
Они договорились на субботу. Алексею она сказала, что нужно еще раз все осмотреть, чтобы потом не было сюрпризов. Он недовольно пробурчал, что она «из мухи слона делает», но согласился поехать с ней. «Хоть посмотрю, на какую рухлядь ты деньги спускаешь».
Всю дорогу до деревни Елена молчала, сжимая в руках сумочку. Сердце билось где-то в горле. Как она себя поведет? Что скажет? Узнает ли он ее?
Они подъехали к знакомому покосившемуся забору. Калитка была открыта. На крыльце стоял мужчина. Невысокий, худощавый, в простой рабочей куртке. Седые волосы, глубокие морщины у глаз. Но глаза… эти синие, чуть насмешливые глаза она узнала бы из тысячи. Это был он. Митя.
Время пощадило его. Не было ни пуза, ни лысины, о которых говорила Татьяна. Была только усталость во взгляде и какая-то затаенная грусть.
— Здравствуйте, — сказал он ровным голосом, глядя на них обоих.
— Здорово, — басом ответил Алексей, по-хозяйски оглядывая участок. — Ну, показывайте, хозяин, свое имение. Жена тут переживает, не развалится ли все к зиме.
Дмитрий кивнул и начал показывать дом. Алексей шел впереди, задавал вопросы про фундамент, про печь, про скважину. А Елена плелась сзади, не в силах оторвать взгляда от его затылка. Он ни разу не посмотрел в ее сторону, обращался только к Алексею. Он не узнал ее. Или сделал вид, что не узнал. От этой мысли стало одновременно и легче, и невыносимо больно.
Они вышли в сад, к реке. Алексей увлеченно обсуждал с Дмитрием возможность сделать мостки для рыбалки. Елена стояла поодаль, у старой яблони, и смотрела на воду.
— А сирень здесь у вас красивая, наверное, весной, — вдруг тихо сказала она, сама не зная зачем.
Дмитрий вздрогнул. Он медленно обернулся и впервые за все это время посмотрел ей прямо в глаза. Долго, пристально. В его взгляде промелькнуло что-то — удивление, узнавание, боль.
— Леночка? — выдохнул он так тихо, что Алексей ничего не услышал.
У Елены перехватило дыхание. Всего одно слово, сказанное тем самым, забытым голосом. И весь ее выстроенный мир, вся ее броня из «Елены Петровны» рассыпалась в прах.
— Да, — прошептала она одними губами.
— Ну что, посмотрели? — подошел к ним Алексей, довольный собой. — Все понятно. Надо брать, пока не передумал человек. Поехали, Лен, у меня в шесть футбол.
На обратном пути Алексей без умолку строил планы. Не свои, а ее.
— Так, значит, слушай. Крышу надо сразу перекрывать. Я договорюсь с ребятами, сделают со скидкой. Забор менять однозначно. И скважину глубже бурить. Готовь еще тысяч триста сверху, не меньше.
Елена не слушала. Она смотрела в окно на проносящиеся мимо деревья и снова и снова прокручивала в голове этот тихий шепот: «Леночка?». Он помнил. Он ее узнал. Но почему тогда он исчез? Этот вопрос, тридцать пять лет лежавший под спудом, снова стал главным.
Она должна была узнать правду. Не для того, чтобы что-то вернуть. А для себя. Чтобы понять, что же тогда произошло.
Вечером, когда Алексей уснул под бормотание телевизора, она нашла в документах от риелтора номер телефона Дмитрия. Руки дрожали, когда она набирала цифры на своем стареньком кнопочном телефоне. Она вышла на балкон, вдыхая прохладный ночной воздух.
Он ответил после третьего гудка.
— Алло.
— Дмитрий Владимирович? Это Елена… Петровна. Мы сегодня у вас на даче были.
В трубке повисло молчание.
— Я слушаю, — наконец сказал он. Голос был напряженным.
— Я… я бы хотела с вами поговорить. Не о доме. Просто поговорить. Мы можем встретиться? Завтра. Где-нибудь в городе.
Снова тишина. Ей показалось, что он сейчас откажет, бросит трубку.
— Хорошо, — сказал он наконец. — В час дня. В кофейне «Угли» на Советской площади. Знаете?
— Да. Я буду.
Повесив трубку, она долго стояла на балконе, глядя на огни ночного города. Она сделала шаг. Шаг в неизвестность. Впервые в жизни она поступила так, как хотела сама, не оглядываясь ни на кого. И от этого было страшно и одновременно пьяняще сладко.
Кофейня «Угли» была небольшим, уютным местом с запахом кофе и выпечки. Елена пришла на пятнадцать минут раньше, выбрала столик в самом дальнем углу. Она заказала чай и смотрела на дверь, сердце отбивало чечетку.
Он вошел ровно в час. Снял куртку, огляделся, нашел ее глазами и подошел. Сел напротив. Они молчали несколько минут, разглядывая друг друга.
— Ты почти не изменилась, — сказал он первым. — Только взгляд другой. Взрослый.
— А ты… изменился, — ответила она. — Ты тогда все время смеялся.
Он горько усмехнулся.
— Жизнь отучила. Лена… Зачем ты позвала?
— Я хочу знать, почему. Почему ты тогда исчез? Просто… пропал. Ни письма, ни звонка. Я думала, я с ума сойду.
Дмитрий опустил глаза, долго размешивал сахар в чашке, которую ему принесла официантка.
— Я не исчезал, — глухо сказал он. — Я писал тебе. Каждую неделю. По два письма. Я писал, что меня оставляют на севере, на предприятии, предлагают хорошую должность и служебное жилье. Писал, чтобы ты приезжала ко мне. Звал замуж. Я отправил тебе больше десяти писем. И не получил ни одного ответа.
Елена смотрела на него, не веря своим ушам.
— Что? Но я ничего не получала! Я сама тебе писала, умоляла ответить…
— А потом, — продолжил он, не поднимая головы, — мне пришло письмо. От твоей мамы.
Он полез во внутренний карман куртки и достал старый, потрепанный бумажник. Из него он извлек сложенный вчетверо, пожелтевший листок. Развернул и положил на стол перед Еленой.
Она узнала мамин аккуратный, бисерный почерк.
*«Уважаемый Дмитрий. Не пишите больше моей дочери. Лена выходит замуж за хорошего, порядочного человека. Она сделала свой выбор. Забудьте ее и не мешайте ее счастью. С уважением, Анна Сергеевна».*
Елена смотрела на эти строчки, и земля уходила у нее из-под ног. Мама. Ее любимая, заботливая мама, которая пекла ей пироги и штопала колготки. Она просто украла у нее жизнь. Вырвала из нее сердце и выбросила.
— Я тогда поверил, — тихо сказал Дмитрий. — Я был молодой, глупый. Подумал, что и правда… зачем я тебе, северный бродяга? А тут — хороший, порядочный человек. Я сжег все мосты. Остался на Севере, женился, дочка родилась… Жена умерла пять лет назад от болезни. Дочка выросла, уехала в Питер. А я вот… решил вернуться в родные края. Продал там все, купил этот домик, думал, буду на пенсии рыбачить. А потом дочка позвала к себе, внучка родилась, одному там тяжело ей. Вот и продаю все снова… А тут ты.
Он замолчал. В кофейне играла тихая музыка, звенели чашки, а для Елены весь мир рухнул. Вся ее жизнь, ее брак, ее тихая покорность — все оказалось построено на лжи. На страшной, чудовищной лжи самого близкого человека.
Она подняла на Дмитрия глаза, полные слез.
— А я… я вышла замуж за Алексея. Он был… надежный. Мама его очень одобряла.
Они сидели в молчании, и это молчание было громче любых слов. Два человека, чьи судьбы были сломаны и исковерканы одним росчерком пера на пожелтевшем листке.
Домой она вернулась поздно вечером. Алексей был не в духе.
— Где ты шляешься целый день? Я звонил тебе на работу, сказали, ты отпросилась. Что за тайны Мадридского двора?
Елена посмотрела на него так, словно видела впервые. На этого чужого, раздраженного мужчину, который сидел в ее кресле, смотрел свой футбол и требовал отчета. И внезапно вся обида, вся боль, весь ужас от сегодняшнего открытия переплавились в холодную, звенящую ярость.
— Я была на встрече, — ровно сказала она.
— На какой еще встрече? С этим продавцом своим, что ли? — Он презрительно скривил губы. — Что, скидку выторговывала за моей спиной? Хитрая какая!
И эта фраза стала последней каплей. Его приземленность, его неспособность даже предположить, что в мире существует что-то, кроме денег и выгоды, его полное равнодушие к ее душевному состоянию…
— Да, Алексей, с ним! — ее голос зазвенел. — И мы говорили не о скидке! Мы говорили о жизни, которую у меня украли! О тридцати пяти годах, прожитых во лжи!
— Ты что несешь? Совсем с ума сошла со своей дачей? Какая ложь?
И ее прорвало. Она кричала. Впервые за двадцать пять лет она кричала на него, выплескивая все, что накопилось. О том, что он никогда ее не слышал, не понимал, что ей было душно и пусто рядом с ним, что она жила не своей жизнью, а той, которую для нее выбрали другие. Она не рассказала ему про Митю и письмо — это было слишком личное, слишком больное. Она просто кричала о себе.
Алексей смотрел на нее ошарашенно, как на сумасшедшую.
— Ты… ты чего, Лен? Переутомилась? Может, валерьянки выпить? Мы же нормально жили. Все как у людей. Квартира, работа… Что тебе не хватало?
— Воздуха! — выкрикнула она. — Мне воздуха не хватало!
Она замолчала, тяжело дыша. И в наступившей тишине приняла решение. Окончательное и бесповоротное.
— Я покупаю этот дом, — сказала она тихо и твердо. — Завтра я иду и оформляю сделку.
— Ну слава богу, — с облегчением выдохнул Алексей. — Наконец-то этот цирк закончится. Я ж говорю, крышу надо сразу…
— Ты не понял, — перебила она его холодно. — Я покупаю этот дом. Для себя. А ты… ты остаешься здесь. Я подаю на развод.
Алексей замер с открытым ртом. До него, кажется, начало доходить.
— В каком смысле? Ты… ты что, уходишь от меня? Из-за этой развалюхи? Да ты в своем уме ли, Людка… ой, Ленка?! В твоем возрасте! Кому ты нужна будешь?
Его слова больше не ранили. Они пролетали мимо.
— Себе, — просто ответила она. — Я буду нужна себе.
На следующий день она сделала все, как сказала. Сняла деньги со сберкнижки. Позвонила риелтору и сказала, что договор будет оформлен только на ее имя. Вечером, вернувшись домой, она начала молча собирать вещи в коробки. Книги, свою любимую чашку, старые фотографии, одежду.
Алексей ходил за ней по пятам, то уговаривая, то угрожая.
— Ты еще пожалеешь! Я на раздел имущества подам! Эту квартиру пополам пилить будем! Останешься в своем сарае с носом!
— Пили, — спокойно отвечала она, укладывая в коробку томик Цветаевой. — Разбирайся с этим сам.
Через неделю сделка была завершена. Елена получила ключи от своего дома. Она перевезла туда свои нехитрые пожитки. Первую ночь она не спала. Сидела на старой, скрипучей веранде, укутавшись в плед, и смотрела на звезды над рекой. Впервые за много лет она чувствовала абсолютную, оглушительную тишину. И в этой тишине она наконец-то услышала саму себя.
Прошло полгода. Наступила весна. Сад ожил. Зацвела та самая сирень, о которой она говорила, и старые яблони покрылись бело-розовым кружевом. Елена посадила у крыльца флоксы и пионы, разбила маленькие грядки под зелень. Она много работала физически, и эта усталость была приятной, здоровой.
Алексей, как и обещал, отсудил половину стоимости их городской квартиры. Ей пришлось взять небольшой кредит, чтобы выплатить ему его долю. Но она не жалела. Это была цена за свободу.
В один из теплых майских дней к ней в гости приехала Татьяна. Они сидели на той самой веранде, пили чай с чабрецом и ели яблочный пирог, испеченный Еленой в старой, но исправной печке.
— Ну, Робинзон ты мой, — усмехнулась Татьяна, оглядывая преобразившийся участок. — Не жалеешь?
— Ни одной секунды, — улыбнулась Елена. И это была правда. Морщинки у ее глаз разгладились, во взгляде появилась какая-то новая, спокойная уверенность.
— А этот… Дмитрий… что? — осторожно спросила подруга.
— Звонит иногда, — пожала плечами Елена. — Спрашивает, как дела. Рассказывает про внучку. Мы… просто старые знакомые, которым есть что вспомнить. Он хороший человек, Таня. Просто… у каждого из нас теперь своя жизнь. И я не хочу больше жить прошлым.
Она встала и подошла к перилам веранды. Внизу тихо плескалась река. Пахло цветущей черемухой и молодой листвой. Впервые за долгие десятилетия Елена Петровна чувствовала себя не функцией — женой, библиотекарем, дочерью, — а просто Леной. Женщиной, которая купила дом у реки. И вместе с ним — саму себя.
🔔 Чтобы не пропустить новые рассказы, просто подпишитесь на канал 💖
Рекомендую к прочтению увлекательные рассказы моей коллеги: