– Ключи от дачи мы отдали племянникам, ты же не против? – огорошила мать, Антонина Петровна, своим бодрым, не терпящим возражений голосом по телефону.
Ольга замерла с чашкой чая на полпути ко рту. За окном кухни в Екатеринбурге сеялся мелкий ноябрьский снег, ложась серой пленкой на подоконник. Мир замер, сжался до одной этой фразы, прозвучавшей так обыденно, будто мать сообщила, что купила к ужину кефир.
– Как… отдали? – сумела выдавить Ольга, чувствуя, как холодеет внутри.
– Ну, Оленька, не как навсегда! Просто отдали. Диме со Светочкой. Они же поженились, жить им где-то надо, пока на свое копят. А дача пустует. Ты же знаешь, мы с отцом туда уже не ездоки, здоровье не то. А вам с Сергеем она сто лет не нужна. Ты же сама говорила, что у тебя на грядки времени нет, а Сережа твой вообще землю на дух не переносит. Ну вот, мы и решили. Они там поживут годик-другой, заодно и присмотрят за домом, подремонтируют что-нибудь. Все к лучшему!
«Мы решили». Эта фраза резанула Ольгу сильнее всего. Мы. Они с отцом. А она, Ольга, чья эта дача была ровно наполовину, доставшись в наследство от бабушки, – она была просто «не против». За нее уже все решили.
– Мам… а почему… почему вы меня не спросили? – голос дрогнул, стал тонким, почти детским.
– Ой, да что тебя спрашивать, дочка! – беззаботно рассмеялась Антонина Петровна. – Ты бы начала сомневаться, думать, переживать. А тут дело сделано, и всем хорошо. Они ребята молодые, энергичные. Дима обещал крышу перекрыть, а то ведь течет, помнишь? И забор поправить. А Светочка уют наведет. Ты же знаешь, она у нас дизайнер. Все, Олюшка, не буду отвлекать, мне в поликлинику бежать надо. Целую!
Короткие гудки. Ольга медленно опустила чашку на стол. Чай расплескался в блюдце темным пятном. Тишина в квартире вдруг стала оглушительной, звенящей. Она сидела, глядя на это пятно, и перед глазами вставала не серая городская улица, а залитая солнцем веранда старого дачного дома. Резные наличники, выкрашенные еще дедом в небесно-голубой цвет. Запах флоксов и старого дерева. И бабушка, ее дорогая бабушка, которая учила ее, маленькую Олю, различать мяту и мелиссу, показывала, как сушить иван-чай, и разрешала есть немытую малину прямо с куста.
Дача была не просто «недвижимостью». Это было место силы. Ее личное, сокровенное убежище, даже если она не бывала там месяцами. Мысль о том, что сейчас там будут хозяйничать чужие, по сути, люди, была физически болезненной. Дима, ее двоюродный племянник, вечно суетливый парень с бегающими глазами. И его жена Светочка, с ее острыми ногтями, громким смехом и презрением ко всему «старорежимному». Дизайнер. Ольга представила, как Света брезгливо смотрит на бабушкины вышитые салфетки, на старый комод с потрескавшимся лаком, на пожелтевшие фотографии в рамках. И внутри все сжалось в тугой, ледяной комок.
Вечером вернулся с работы муж, Сергей. Шумный, энергичный, пахнущий машинным маслом и успехом. У него была своя небольшая автомастерская, дела шли неплохо, и он привык мыслить категориями выгоды и целесообразности.
– Устал как собака, – провозгласил он с порога, скидывая ботинки. – Что на ужин? О, котлеты. Молодец.
Он прошел на кухню, на лету заглянув в кастрюлю, и плюхнулся на стул, тут же уткнувшись в смартфон. Это был их обычный вечерний ритуал. Ольга молча накрывала на стол, а Сергей «отдыхал», листая ленту новостей или отвечая кому-то в мессенджере.
– Сереж, – тихо начала она, ставя перед ним тарелку с дымящейся картошкой. – Мне сегодня мама звонила.
– М-м-м, – промычал он, не отрывая взгляда от экрана. – Что, опять давление?
– Нет. Она сказала… они отдали ключи от дачи Диме и Свете.
Сергей поднял на нее глаза. На мгновение в них промелькнуло удивление, а затем – явное, неподдельное облегчение.
– Да ладно? Серьезно? – он отложил телефон. – Слава тебе, господи! Наконец-то! Я уж думал, этот скворечник так и будет на нас висеть мертвым грузом. Молодец твоя мать, решительная женщина.
– Но… они нас не спросили, – прошептала Ольга.
– Оль, да что нас спрашивать? – искренне изумился Сергей. – Ты же сама туда не ездишь. Последний раз когда были? Летом, на час, шашлыков поесть. Тебе некогда, мне там скучно до зубовного скрежета. Только деньги тянет: налог заплати, то подкрась, это подбей. А так хоть молодежь присмотрит. Крышу, говоришь, перекроют? Вообще отлично! Считай, сэкономили тысяч сто.
Он с аппетитом впился вилкой в котлету. Он был доволен. Искренне, от всей души. Он не видел проблемы. Он видел только выгоду. А то, что у Ольги в этот момент рушился ее маленький, хрупкий мир, ему было невдомек. Он никогда не понимал ее привязанности к этому «старому хламу». Для него, человека дела, старый дом был просто ветхим строением, а заросший сад – участком земли, требующим вложений.
– Но это же… бабушкин дом, – попробовала она еще раз. – Там все ее вещи…
– Оль, ну какие вещи? Рухлядь одна. Выбросить давно пора. Сделают ребята ремонт, будет современный домик. Может, потом продадим выгоднее. Слушай, это же гениальная идея! Пусть они там поживут, вложатся, а потом мы его продаем и деньги делим. Теще с тестем – их доля, племяннику – компенсация за ремонт, и нам останется. На машину новую мне как раз не хватает.
Он говорил с таким азартом, с таким воодушевлением, что Ольге стало страшно. Он уже все просчитал, все поделил. «Шкуру неубитого медведя». Ее медведя. Ее дачи. Ее воспоминаний.
– Я не хочу продавать, – тихо, но твердо сказала она.
Сергей перестал жевать. Посмотрел на нее как на неразумного ребенка.
– Оль, не начинай. Ну что ты как маленькая? Что ты там будешь делать? Сорняки эти свои сажать? У тебя работа, дом. Когда тебе этим заниматься? Будь реалисткой. Это отличный шанс избавиться от балласта и получить деньги. Все, давай есть. Котлеты остынут.
И он снова уткнулся в телефон, давая понять, что тема закрыта. А Ольга сидела над своей нетронутой тарелкой, и чувствовала себя абсолютно одинокой. Ее не просто не спросили. Ее мнение, ее чувства, ее прошлое – все это оказалось несущественным, неважным, просто «балластом», от которого нужно поскорее избавиться.
***
Следующие несколько дней прошли как в тумане. Ольга механически ходила на работу в свою университетскую библиотеку, перебирала карточки в каталоге, выдавала книги студентам. Она любила свою работу за тишину, порядок и запах старых книг. Это был ее второй оплот спокойствия после дачи. Но теперь и здесь ей не было покоя. Мысли постоянно возвращались к домику с голубыми наличниками. Она представляла, как Света командует рабочими, как летят на землю старые яблони, как выкорчевывают ее любимые пионы, которые сажала еще бабушка.
Во время обеденного перерыва она сидела в подсобке, бездумно размешивая сахар в чае.
– Ты чего кислая такая, Оль? – рядом присела Татьяна, ее коллега, женщина резкая, но проницательная. Татьяна несколько лет назад овдовела и, пройдя через тяжелый период, обрела какую-то новую, стальную уверенность в себе.
Ольга, сама от себя не ожидая, выложила все. Про звонок матери, про реакцию мужа, про Диму со Светой. Она говорила сбивчиво, глотая слова, и чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.
Татьяна слушала молча, не перебивая, только хмурила густые брови. Когда Ольга закончила, она отхлебнула свой крепкий чай без сахара и жестко спросила:
– Так. Дача чья по документам?
– Наша с мамой. Пополам от бабушки в наследство.
– Значит, половина твоя. Твоя собственность. Без твоего письменного согласия они там даже гвоздь вбить не имеют права, не то что жить. Продать – тем более. Ты это понимаешь?
– Понимаю… но мама же… и Сережа… они считают, что так лучше для всех.
– Для всех? – хмыкнула Татьяна. – Для твоей мамы, которая сняла с себя ответственность. Для твоего мужа, который уже мысленно потратил деньги. Для племянничков, которые на халяву получили жилье. А ты? Ты в этом «для всех» где находишься? Или ты не в счет?
Слова Татьяны были как пощечина. Ольга вздрогнула. «Ты не в счет?». Именно так она себя и чувствовала. Пустым местом.
– Но что я могу сделать? – растерянно прошептала она. – Скандалить с матерью? С мужем ругаться?
– А почему нет? – пожала плечами Татьяна. – Это твоя жизнь, Оля. Твоя дача. Твои воспоминания. Или ты так и будешь всю жизнь ждать, пока за тебя все «решат»? Сначала родители, потом муж. А потом сядешь в семьдесят лет и поймешь, что ни одного решения сама не приняла. Слушай, я своего покойного тоже во всем слушалась. Он говорил: «Таня, нам это не надо», и я кивала. А когда его не стало, я поняла, сколько всего хотела, но молчала, чтобы его не обидеть, не разозлить. И знаешь что? Обиднее всего было на саму себя. Так что иди и борись за свой дом. Или потом всю жизнь жалеть будешь.
Разговор с Татьяной всколыхнул в Ольге что-то новое. Не просто обиду, а злость. Злость на собственную покорность, на то, что она позволила так с собой обращаться.
Вечером она решила действовать. Она позвонила матери.
– Мама, я хочу забрать ключи от дачи.
На том конце провода повисла тяжелая пауза.
– Оленька, ты что удумала? – голос Антонины Петровны стал напряженным. – Я же тебе все объяснила. Ребята уже там обосновались, вещи перевозят.
– Какие вещи? Прошло три дня! Мама, это и моя дача тоже. Я не давала согласия, чтобы там кто-то жил.
– Ты начинаешь, как Сергей и говорил, – в голосе матери появились стальные нотки. – Что за эгоизм, Ольга? У людей свадьба, медовый месяц! Им жить негде! А ты из-за какого-то старого сарая хочешь их на улицу выгнать? Тебе не стыдно?
– Мне стыдно, что мое мнение никого не интересует, – отрезала Ольга, сама удивляясь своей твердости. – Я хочу, чтобы они съехали. Завтра же.
– Я поговорю с Димой, – холодно сказала мать. – Но не думаю, что они обрадуются. Ты ставишь всю семью в неудобное положение.
После этого разговора Ольга чувствовала себя опустошенной, но в то же время странно свободной. Она впервые пошла против воли матери.
Конфликт не заставил себя ждать. На следующий день, в субботу, к ним домой заявились сами «молодожены». Дима и Света. Они не звонили, а просто нажали на звонок, и когда Ольга открыла, вошли в квартиру с таким видом, будто это они здесь хозяева.
– Тетя Оля, здравствуйте, – с ледяной вежливостью начала Света, оглядывая их скромную гостиную с легким презрением. – Нам бабушка звонила. Сказала, вы чем-то недовольны. Мы решили заехать, обсудить.
Дима молча стоял за ее спиной, набычившись.
– Я не «чем-то недовольна», – спокойно ответила Ольга, чувствуя, как колотится сердце. – Я против того, чтобы вы жили на моей даче.
– Почему это «вашей»? – вздернула подбородок Света. – Нам Антонина Петровна разрешила. Сказала, дача все равно пустует, а нам надо где-то жить. Мы даже планы уже построили.
– Планы? – переспросила Ольга.
– Ну да, – оживилась Света, видимо, решив, что лед тронулся. – Мы хотим там все по-современному сделать. Этот ваш сарай старый снести, на его месте баню-бочку поставить. Веранду застеклить, сделать там лаунж-зону. В доме стены гипсокартоном выровнять, обои модные поклеить. А в саду… ну, эти все ваши колючки выкорчевать, газон посеять, пару туй посадить. Будет стильно.
Ольга слушала ее, и ей казалось, что Света говорит о расчленении живого, любимого существа. Снести сарай, где дед хранил свои инструменты. Застеклить веранду, где они пили чай летними вечерами. Выкорчевать бабушкины розы…
– Нет, – сказала Ольга. Простое, короткое слово.
– Что «нет»? – не поняла Света.
– Ничего из этого вы делать не будете. Потому что вы там жить не будете. Я прошу вас съехать и вернуть ключи.
– Да вы в своем уме ли? – взорвался до того молчавший Дима. – Мы уже машину наняли, вещи перевезли! Деньги потратили! Кто нам их вернет?
В этот момент в прихожую вышел Сергей, привлеченный шумом. Он был в домашнем трико и майке.
– Что за крики? А, молодежь, привет. Что случилось?
– Дядь Сереж, – тут же переключился на него Дима. – Объясните своей жене! Мы только начали обустраиваться, а она нас выгоняет! Говорит, дача ее!
Сергей нахмурился и посмотрел на Ольгу.
– Оль, мы же все решили. Прекращай этот цирк.
– Это не цирк, Сережа. Это мой дом.
– Какой к черту дом! Развалюха! – Сергей начинал злиться. – Ребята, не слушайте ее. Живите спокойно, делайте ремонт. Оля, пойдем на кухню, поговорим.
Он схватил ее за локоть и потащил из коридора. Света и Дима остались стоять, переглядываясь с победными ухмылками.
– Ты что устроила? – зашипел Сергей, когда дверь на кухню закрылась. – Хочешь со всей родней рассориться? Позорище!
– Это они пришли ко мне домой и рассказывают, как уничтожат все, что мне дорого! А я должна молчать?
– Оля, это называется «ремонт»! «Благоустройство»! Они же для нас стараются, чтобы потом продать подороже!
– Я не хочу продавать! Я хочу, чтобы там все было как при бабушке! Я хочу приезжать туда, сажать свою мяту и читать книгу на старой веранде! Неужели это так сложно понять?
Сергей посмотрел на нее с неподдельным изумлением, смешанным с раздражением.
– Мяту? Книжку? Оль, тебе пятьдесят пять лет, а ты рассуждаешь как пятнадцатилетняя девочка. Деньги! Вот что реально. Деньги, на которые мы сможем поехать в отпуск, купить новую машину, жить нормально! А не нюхать твою мяту в разваливающемся сарае!
Этот разговор ничего не решил. Он только вырыл между ними пропасть еще глубже. Племянники ушли, так и не отдав ключи, уверенные в поддержке Сергея и Антонины Петровны. А Ольга осталась в своей квартире, чувствуя себя как в осажденной крепости.
Точкой невозврата стал звонок Сергея через неделю. Он звонил с работы, голос был деловитый и довольный.
– Оль, тут такое дело. Я сейчас с Димкой говорил. Он нашел бригаду недорогую, чтобы забор поставить и крышу перекрыть. Материалы тоже по скидке нашел. Короче, я им перевел сейчас сто пятьдесят тысяч. С нашей общей карты. Это как бы наш вклад в будущую продажу. Ты же не против?
Ольга молчала в трубку. Он не спрашивал. Он ставил перед фактом. Он взял их общие деньги, их семейный бюджет, и без ее ведома вложил в уничтожение ее мечты. Он перешел черту.
– Нет, Сережа, – сказала она холодно и отчетливо, удивляясь собственному спокойствию. – Я против.
– Поздно, – весело ответил он. – Деньги уже ушли. Все, давай, у меня клиент. Вечером отметим начало ремонта!
В тот вечер Ольга не стала готовить ужин. Когда Сергей вернулся домой, веселый, с бутылкой вина и тортом, он нашел ее в гостиной. Она сидела в кресле, прямая, как струна.
– О, а ты чего не на кухне? – удивился он. – Смотри, что я принес! Отмечать будем!
– Отмечать нечего, – тихо сказала Ольга. – Сергей, я хочу, чтобы ты вернул эти деньги на счет.
– Какие деньги? А-а-а, ты про дачу, – он отмахнулся. – Оль, я же сказал, дело сделано. Это инвестиция.
– Это воровство. Ты украл у нашей семьи деньги и отдал их чужим людям на разрушение моего дома.
– Да что ты заладила: «моего, моего»! – взорвался он. – Он и мой тоже, раз мы семья! И я, как глава семьи, решаю, как нам лучше распорядиться общим имуществом! Ты живешь в каком-то выдуманном мире с цветочками и книжками, а я думаю о реальных вещах!
– В твоих реальных вещах нет места для меня. Для того, что я хочу, что я чувствую.
– Да что ты хочешь-то?! – заорал он, его лицо побагровело. – Жить в этой гнили, в этом комарятнике? Да пожалуйста! Только без меня!
– Хорошо, – так же тихо ответила она. – Без тебя.
Наступила тишина. Он смотрел на нее, не веря своим ушам.
– Что?
– Завтра я подаю на развод, Сергей. И на раздел имущества. Половина квартиры – моя. Половина дачи – тоже. И я не дам никакого согласия ни на ремонт, ни на проживание там кого-либо.
Он ошеломленно смотрел на нее. На свою тихую, покладистую Олю, которая тридцать лет смотрела ему в рот и всегда со всем соглашалась. Он не узнавал эту женщину с холодными, решительными глазами.
– Ты… ты с ума сошла, – прохрипел он. – Из-за этой развалюхи… разрушить семью?
– Нет, – покачала головой Ольга. – Семью разрушил ты. Когда решил, что я – не в счет.
***
На следующее утро, пока Сергей еще спал после скандала, Ольга собрала небольшую сумку. Самое необходимое: смена белья, зубная щетка, паспорт, документы на дачу. Она не пошла на работу, позвонив Татьяне и коротко объяснив ситуацию. «Правильно, Олька. Давно пора», – услышала она в ответ одобрительный голос подруги.
Она не стала вызывать такси. Она поехала на автовокзал и села в старый, дребезжащий автобус, идущий в сторону ее дачного поселка. Дорога заняла больше часа. За окном мелькали унылые пейзажи, но Ольга их не видела. Внутри нее была странная, холодная пустота и одновременно – твердая решимость.
Она вышла на своей остановке и пошла по раскисшей от снега и грязи проселочной дороге. Вот и их улица. Вот и забор, еще старый, покосившийся. И дом. Ее дом. Он выглядел сиротливо и заброшенно. На участке уже виднелись следы «деятельности» племянников: у крыльца валялись пустые бутылки и упаковки от чипсов. Рядом с бабушкиной сиренью была вытоптана целая плешь – видимо, здесь парковали машину.
Ольга обошла дом. Она знала, что у нее нет ключей. Но она знала и другое. Бабушка всегда прятала запасной ключ под старым кирпичом у фундамента, со стороны сада. Ольга нашла этот кирпич, отодвинула его. Сердце заколотилось. Ключ был на месте. Ржавый, старый ключ.
Она с трудом повернула его в заржавевшем замке. Дверь со скрипом поддалась. Ольга шагнула внутрь, в холодный, пахнущий сыростью и забвением дом. Внутри тоже царил беспорядок. На столе в кухне стояли грязные кружки, на старом диване валялся чей-то плед. Но это было неважно. Она была дома.
Первым делом она собрала весь мусор в мешок и выставила за дверь. Затем нашла старый веник и тщательно подмела полы. Она работала медленно, сосредоточенно. Каждое движение было осмысленным. Она не просто убирала. Она изгоняла чужой дух, возвращала это пространство себе.
Она нашла в сарае дрова, растопила старую чугунную печку-«буржуйку». Скоро по дому поплыло живое тепло и уютный запах дыма. Она вскипятила воду в старом чайнике, нашла в шкафу банку с иван-чаем, который сама собирала и сушила позапрошлым летом.
Первый звонок раздался, когда она сидела у теплой печки, прихлебывая горячий, ароматный чай из бабушкиной чашки. Звонил Сергей.
– Ты где? – его голос был хриплым и злым.
– Я на даче.
– Что?! Ты что там делаешь? А ну-ка возвращайся домой!
– Это и есть мой дом, Сережа, – спокойно ответила она и нажала отбой.
Потом звонила мать. Кричала, плакала, обвиняла ее в черной неблагодарности и эгоизме. Ольга молча слушала, а потом сказала: «Мама, я тебя люблю. Но жить буду так, как хочу сама». И тоже повесила трубку.
Вечером приехали Дима со Светой. Они подъехали прямо к воротам на своей блестящей иномарке. Ольга вышла на крыльцо.
– Тетя Оля, что это значит? – вызывающе спросила Света. – Почему вы здесь? У нас тут вещи!
– Забирайте свои вещи и уезжайте, – ровно ответила Ольга. Ее спокойствие действовало на них сильнее любого крика.
– Мы не уедем! Нам дядя Сережа разрешил! И он нам деньги дал на ремонт!
– С дядей Сережей и разбирайтесь. А это моя собственность. Если вы не покинете территорию, я вызову полицию.
Она смотрела на них прямо, не отводя глаз, и они дрогнули. Что-то в этой тихой женщине, стоящей на крыльце старого дома, пугало их. Пробормотав что-то злое, они стали вытаскивать из дома свои сумки и коробки. Через полчаса их машина, взревев мотором, скрылась за поворотом.
Ольга осталась одна. В тишине. В своем доме.
Развод был долгим и неприятным. Сергей, подзуживаемый родственниками, бился за каждую ложку. Он отсудил половину их общей городской квартиры, как и полагалось по закону. Ольга не спорила. Она продала свою долю и купила маленькую однокомнатную квартирку на окраине, поближе к автостанции, чтобы было удобнее ездить на дачу. Большая часть денег ушла на то, чтобы привести дачный дом в порядок: нанять нормальных рабочих, которые с любовью, а не наотмашь, перекрыли крышу, укрепили фундамент, починили печь.
Прошла зима. Наступил апрель. В один из теплых солнечных дней Ольга стояла посреди своего сада. Земля оттаяла, пахла весной и новой жизнью. Она разбивала грядки. Небольшие, аккуратные. Для мяты, мелиссы, ромашки, календулы. Для своего маленького аптекарского огорода.
Она была одна. Ее финансовое положение стало скромнее. Отношения с матерью и остальной родней были натянутыми. Но она впервые за много лет чувствовала себя не «чьей-то» – не дочерью, не женой, – а просто собой. Ольгой. Хозяйкой своего старого дома и своей новой жизни.
Она выпрямила уставшую спину, посмотрела на голубое небо, на набухающие почки на старой яблоне и улыбнулась. Да, за свободу пришлось заплатить. Но, видит бог, она того стоила.
🔔 Чтобы не пропустить новые рассказы, просто подпишитесь на канал 💖
Рекомендую к прочтению увлекательные рассказы моей коллеги: