— Тетя Надя, а вы когда-нибудь жалели, что детей не родили? — вдруг спросила Алина, откладывая в сторону чашку с недопитым чаем.
Надежда Петровна вздрогнула от неожиданности. Племянница приехала в гости после долгого перерыва, они мирно беседовали о работе, о погоде, и тут такой вопрос.
— Что за странные мысли, Алиночка? — осторожно ответила женщина, поправляя на столе кружевную салфетку. — Жизнь как сложилась, так и сложилась. Не все же должны быть мамами.
— Но ведь грустно же, да? Одной-то жить... — Алина внимательно смотрела на тетку, как будто изучая каждую морщинку на ее лице.
Надежда Петровна неловко засмеялась. За окном моросил октябрьский дождик, в квартире было тепло и уютно. Она всегда старалась поддерживать порядок, особенно когда приезжали родственники. Хотя родственников осталось немного — одна Алина, дочка покойного брата.
— А почему ты об этом спрашиваешь? У тебя все хорошо с Димой? — Надежда попыталась перевести разговор на племянницу. Та встречалась с молодым человеком уже третий год, и тетка надеялась на скорую свадьбу.
— С Димой мы расстались, — коротко бросила Алина и отвернулась к окну. — Месяц назад.
— Ой, деточка! А почему ты молчала? Я бы...
— Что бы вы? — резко повернулась к ней девушка. — Что бы вы сделали? Пожалели? Посочувствовали? Сказали бы, что рыбка моя еще не такая попалась?
В голосе Алины прозвучала какая-то злость, которую Надежда никогда раньше не слышала. Племянница всегда была тихой, вежливой девочкой, потом — скромной студенткой, а сейчас — успешным бухгалтером в большой компании. Надежда гордилась ею.
— Алин, что с тобой? Ты какая-то... не такая сегодня.
— Не такая? — девушка встала из-за стола, прошлась по комнате. — А какой я должна быть? Все время улыбаться, говорить, что все прекрасно? Делать вид, что мне тридцать два года, а личной жизни как не было, так и нет?
Надежда растерянно проследила взглядом, как племянница подошла к старому комоду, на котором стояли семейные фотографии. Алина взяла в руки снимок, где они вместе: совсем маленькая девочка и молодая тогда еще тетка.
— Мне было семь лет, когда родители погибли в той аварии, — тихо сказала Алина, не оборачиваясь. — Помните, как я к вам приехала жить?
— Конечно, помню, дорогая. Мы же все вместе пережили, — Надежда встала, хотела подойти к племяннице, но та отстранилась.
— Да, пережили. Только я тогда не понимала, что происходит. Думала, это временно. Что родители вернутся, а я опять буду жить с ними.
— Алиночка, зачем ты сейчас об этом? Мы же все обсуждали тогда...
— Ничего мы не обсуждали! — резко повернулась Алина. — Вы просто решили за меня! Решили, что я буду жить с вами, что это для меня лучше всего!
Надежда почувствовала, как внутри что-то сжалось от обиды. Неужели племянница забыла, как тяжело ей было тогда? Двадцать восемь лет, муж только что подал на развод, карьера рушилась, а тут еще маленький ребенок на руках.
— Алин, я тогда сама еще совсем молодая была. Конечно, я могла что-то делать не так, но я старалась...
— Старались! — зло рассмеялась девушка. — Знаете, как вы старались? Вы заперли меня в этой квартире! Никаких кружков, никаких секций, никаких друзей!
— Алина, это неправда! У тебя были друзья в школе...
— Какие друзья? Вы же каждый день говорили: зачем тебе лишние знакомства, зачем в гости ходить, дома лучше, дома спокойнее! Зачем тебе этот театральный кружок, только время тратить! Зачем тебе танцы, только деньги на ветер!
Надежда опустилась на стул. Она помнила те времена по-другому. Ей казалось, что она защищала девочку от дурного влияния улицы, от сомнительных компаний.
— Я хотела уберечь тебя...
— Уберечь? — Алина поставила фотографию обратно на комод. — От чего? От жизни? От людей? От возможности научиться общаться?
— Не говори так, Алиночка. Ты же выросла хорошим человеком, образование получила...
— Да, получила! Но зато не умею знакомиться с людьми! Не умею флиртовать, не умею быть легкой, веселой! Вы из меня сделали такую же, как сами — замкнутую, боящуюся всего на свете!
Слова били больнее пощечины. Надежда всегда считала себя осторожной, рассудительной женщиной, а не трусихой.
— Алин, я понимаю, ты расстроена из-за расставания с Димой...
— При чем тут Дима? — вскричала племянница. — Дима — это уже четвертый! Четвертый, с которым у меня ничего не получается! А знаете почему? Потому что я не умею быть открытой! Потому что при первых проблемах я прячусь в свою скорлупу, как вы меня научили!
Надежда молчала. В горле стоял комок.
— И знаете, что он мне сказал на прощание? — продолжала Алина. — Он сказал: "Ты как зомби. Живешь, но не живешь. Работа, дом, телевизор. Никаких интересов, никаких желаний. Тебе даже секс не нужен, лишь бы никто не беспокоил."
— Алина! — ахнула Надежда. Такие откровенные разговоры всегда смущали ее.
— Что — Алина? Неудобно слышать правду? А мне неудобно жить! — Девушка подошла к окну, оперлась лбом о холодное стекло. — Все подруги давно замужем. У всех дети. А я сижу по вечерам одна и думаю: что со мной не так?
— С тобой все нормально, дорогая...
— Нет, не нормально! — Алина резко обернулась. — И знаете, в чем дело? Я поняла! Я точно такая же, как вы! Я повторяю вашу судьбу!
— Мою судьбу?
— Да! Вы же тоже никогда по-настоящему не были счастливы! Даже когда были замужем за дядей Сережей, вы боялись лишний раз рот раскрыть! Он что хотел, то и делал, а вы молчали!
Надежда сжала кулаки. Больно было слышать правду о своем неудавшемся браке. Сергей действительно был деспотом, но разве племянница могла это понимать? Она же была совсем маленькой...
— Не суди о том, чего не знаешь, — тихо сказала Надежда.
— Еще как знаю! Я же жила здесь! Я слышала, как он на вас кричал, как вы плакали по ночам! А потом, когда он ушел к той своей секретарше, вы даже не боролись за него!
— Зачем мне было бороться? Если человек хочет уйти...
— Вот именно! Вы смирились! А меня научили тому же — смиряться со всем! Не высовываться, не требовать, не бороться!
Алина снова начала ходить по комнате, как зверь в клетке.
— А потом я выросла и поняла: я такая же, как вы. Боюсь мужчин, боюсь отношений, боюсь, что меня бросят. И знаете что? Меня действительно бросают! Потому что с такой женщиной скучно!
— Алиночка, послушай...
— Нет, вы послушайте! — девушка остановилась посреди комнаты. — Вы украли у меня детство! Украли молодость! Сделали из меня такую же несчастную, как сами!
— Я старалась дать тебе все самое лучшее...
— Какое лучшее? Эту квартиру? — Алина обвела рукой комнату. — Эти старые обои, эти кружевные салфеточки, этот покой кладбищенский?
Надежда поднялась со стула. Квартира была ее гордостью — чистая, уютная, со вкусом обставленная.
— Эта квартира — мой дом. Наш дом.
— Ваш дом — это тюрьма! — выкрикнула Алина. — Тюрьма для старых дев!
Слова прозвучали как пощечина. Надежда побледнела.
— Как ты смеешь так говорить?
— Смею! Потому что мне надоело молчать! Надоело делать вид, что я благодарная племянничка, которую вырастили из милости!
— Не из милости! Ты же родная мне!
— Родная? — зло усмехнулась Алина. — Тогда почему вы никогда не спрашивали, что я хочу? Почему решали за меня все?
— Ты была ребенком...
— Я была ребенком, когда мне было семь! А в четырнадцать? В восемнадцать? В двадцать пять? Я все время оставалась для вас ребенком, которому нельзя доверить собственную жизнь!
Надежда чувствовала, как слезы подступают к глазам. Неужели все эти годы она так ошибалась? Неужели то, что она считала заботой, было принуждением?
— Я не хотела... Я думала...
— Думали? О чем вы думали, когда запрещали мне встречаться с Андреем в институте? Помните Андрея?
Надежда помнила. Высокий, красивый парень, который несколько раз приходил за Алиной. Тогда ей показалось, что он легкомысленный, ненадежный.
— Он был несерьезный...
— Несерьезный? Да он в меня влюблен был по уши! Предложение делал! А вы сказали, что рано мне еще, что сначала надо выучиться, устроиться на работу...
— Я хотела, чтобы ты была самостоятельной...
— Самостоятельной? — истерически засмеялась Алина. — Да я до сих пор прихожу к вам за разрешением! До сих пор спрашиваю вашего мнения по каждому поводу! Как я могу быть самостоятельной, если вы меня к этому не готовили?
Надежда опустилась обратно на стул. Голова кружилась от нахлынувших воспоминаний. Действительно, она всегда считала, что лучше знает, что нужно Алине.
— А Андрей женился в том же году, — тихо продолжала племянница. — На другой. У них теперь трое детей. Я иногда встречаю его в городе. Он всегда спрашивает, как дела, а в глазах — сожаление.
— Алин...
— Знаете, что самое страшное? — девушка села на диван напротив тетки. — Я начинаю понимать, что повторяю вашу модель поведения даже в отношениях. Я не умею отстаивать свои желания, не умею говорить "нет", когда мне что-то не нравится. Я приспосабливаюсь, как вы всю жизнь приспосабливались.
— Я старалась быть хорошей...
— Быть хорошей — не значит быть счастливой! — Алина вдруг заплакала. — Мне уже тридцать два! Тридцать два, тетя Надя! А я до сих пор девочка, которая боится жить!
Надежда протянула руку к племяннице, но та отстранилась.
— Не надо меня жалеть. Лучше скажите честно: вы хоть раз подумали о том, что делаете со мной? Хоть раз подумали, что у меня может быть свое мнение, свои желания?
Молчание затянулось. За окном совсем стемнело, но никто не включал свет. Они сидели в полумраке, каждая — со своими мыслями.
— Я думала, что защищаю тебя, — наконец прошептала Надежда. — От боли, от ошибок...
— От жизни, — тихо сказала Алина. — Вы защищали меня от жизни. А теперь я не знаю, как в этой жизни быть.
— Алиночка, но ведь еще не поздно...
— Поздно! — резко встала девушка. — Мне тридцать два! Все нормальные мужчины моего возраста женаты! Остались одни неудачники или разведенные с детьми!
— Но ты же красивая, умная...
— Да какая разница, какая я? Если я не умею себя подать, не умею быть интересной! Дима так и сказал: "Ты хороший человек, но с тобой скучно." Скучно, понимаете?
Алина подошла к комоду, снова взяла в руки детскую фотографию.
— Иногда я думаю: а что было бы, если бы вы тогда отдали меня в детский дом? Может быть, меня бы усыновили другие люди? Более открытые, живые?
— Алина! Как ты можешь такое говорить?
— Легко! Потому что в детском доме я хотя бы знала бы, что я никому не обязана! А здесь я всю жизнь чувствую себя виноватой за то, что живу!
— Ты никому ничем не обязана...
— Обязана! Обязана быть благодарной, послушной, удобной! — Алина поставила фотографию на место. — А знаете, что я поняла недавно? Вы меня растили не как дочь. Вы меня растили как подругу для своей старости.
Надежда вздрогнула. В этих словах была правда, которую она никогда не признавала даже самой себе.
— Вы одинокая женщина, которая боялась остаться совсем одна. Поэтому вы сделали все, чтобы и я стала такой же. Чтобы мне некуда было деваться от вас.
— Это неправда...
— Правда! — Алина повернулась к тетке. — Вы никогда не хотели, чтобы я была счастлива. Вы хотели, чтобы я была рядом!
— Я хотела твоего счастья!
— Чьего счастья? Моего или своего? — В голосе Алины прозвучала такая боль, что Надежде стало страшно. — Ответьте честно: когда я говорила, что встречаюсь с кем-то, вы радовались или расстраивались?
Надежда молчала. Она и правда всегда расстраивалась. Боялась, что племянница уйдет, выйдет замуж, и она останется совсем одна.
— Вот видите, — тихо сказала Алина. — Вы даже сейчас не можете соврать.
— Алин, но что теперь делать? Как все исправить?
— Никак, — девушка села на диван, обхватила колени руками. — Время не вернуть. Я уже взрослая женщина с кучей комплексов и страхов.
— Но можно же попробовать...
— Что попробовать? Пойти к психологу? Да я уже хожу! Четвертый месяц! И знаете, что мне говорит доктор? Что мне надо отделиться от вас. Начать жить отдельно. Перестать спрашивать вашего разрешения на каждый шаг.
Надежда почувствовала, как внутри все сжимается от страха. Жить без Алины? Совсем одной?
— Но ведь мы же... мы же семья...
— Какая семья? — устало сказала Алина. — Семья — это когда люди поддерживают друг друга, а не калечат. Семья — это когда родители хотят, чтобы дети были счастливы, а не удобны.
— Я хотела твоего счастья...
— Нет. Вы хотели своего покоя. И знаете что самое обидное? Я это понимаю. Я понимаю, что вы тоже несчастная женщина, которая просто боялась одиночества. Но от этого мне не легче.
Алина встала, подошла к окну. На улице зажглись фонари.
— Мне пора идти.
— Алиночка, но мы же не все обсудили... Может, поужинаем вместе?
— Нет. Мне надо подумать.
Девушка взяла сумочку, накинула куртку.
— Алин, а когда ты придешь в следующий раз?
— Не знаю. Мне нужно время.
— Но ведь ты не можешь просто исчезнуть из моей жизни...
— Почему не могу? — Алина остановилась у двери. — А вы можете просто исчезнуть из моей. Хотя бы на время.
— Что ты имеешь в виду?
— Я хочу снимать квартиру. Отдельно. Попробовать пожить одна.
— Но зачем тратить деньги? У тебя же здесь есть своя комната...
— Тетя Надя, вы опять не слышите меня! — Алина повернулась. — Мне нужно научиться жить отдельно от вас! Физически и психологически!
— Но я же буду скучать...
— А я всю жизнь скучаю! По той жизни, которой не было! — выкрикнула Алина.
Она открыла дверь, но на пороге остановилась.
— И еще одно. Эта квартира...
— Что — квартира?
— Я от неё отказываюсь. Когда вас не станет, я ее государству передам. Или фонду какому-нибудь. Мне она не нужна.
— Алина! Но это же твое наследство!
— Это не наследство. Это плата за молчание. За послушание. За украденную жизнь. — Голос девушки дрожал от слез. — Это вы виноваты, что у меня нет семьи! Вы! И ваша квартира мне не нужна!
Дверь захлопнулась. Надежда осталась одна в тишине и полумраке.
За окном продолжал моросить дождь.