Возмущалась Марина, отбирая у родителей пенсию в качестве компенсации за "сбежавшую от нее" трешку
****
С самого детства Марина проявляла недюжинный талант к накопительству. Её первым словом было не «мама» или «папа», а гордое «моё!». Даже в четыре годика она уже вела себя как заправский олигарх в миниатюре.
— Моя кукла! Моя машинка! Всё моё! — верещала маленькая принцесса, утаскивая в свою комнату не только свои игрушки, но и честно принадлежащие брату вещи.
— Марина, отдай Паше его машинку! — пыталась вразумить дочь мама.
— Нет! Всё моё! И кукла моя, и машинка! — кричала юная собственница, убегая с трофейной игрушкой.
Годы летели, как песок сквозь пальцы, и вот уже Марина превратилась в симпатичную молодую особу с теми же собственническими замашками. Когда брат Павел, давно женатый и с тремя детьми, спокойно жил в родительской трёшке, наша героиня решила, что пора бы и ей получить свою долю.
***
Марина ворвалась в квартиру к брату, громко захлопнув за собой дверь.
Павел, с лицом человека, который только что пережил три апокалипсиса подряд, (просто сегодня была его очередь собирать и вести троих детишек - кого в школу, кого в сад), пытался запихнуть бутерброд в рот одной рукой, второй — поймать убегавшего от него четвертого бойкого мальчонку, который лишь недавно научился ходить, а точнее - бегать.
— Паша, я тут подумала! А ведь ты — мой должник. Ты же живешь в материной трешке, а мне-то шишь с маслом - в съемной хатке обитаю!
— Я тут рыночную цену посчитала: квартира твоя стоит около 10 лямов, значит с тебя 5! — Марино слащаво улыбнулась ошалевшему от таких утренних предъяв братцу, — Ладно, тебе скидка 10% как родственнику!
Паша лишь поднял бровь на вечно требующую сестру.
— Или освобождай жилплощадь, братэлло! — Марина думала, что поставила брату ультиматум.
— Не, ну денег у меня сейчас нет, и в ближайшем будущем не предвидится. Этот же у нас уже четвертый, а Ольга похоже опять беременна! Так что не могу я с тобой расплатиться, сестренка! — пожал плечами Паша.
— А вот жить! Это всегда пожалуйста, ну а какая разница, будешь седьмой или восьмой. Подожди, я сейчас посчитаю! - Паша действительно поднял глаза к потолку и начал перебирать на пальцах себя, жену и всех своих детей.
— Ну да, я же говорю, пока будешь седьмой, а как Ольга родит, придется потесниться - будешь восьмой!
— Так что давай, вези свои чемоданы, чувствуй себя как дома, заодно с детьми поможешь, а лучше Ольге по хозяйству! Тут с таким количеством нахлебников еще одной бабы в квартире точно не хватает, а на домработницу у меня денег нет! — заржал во всё горло Павел.
— Э нет, братишка, я хочу жить в нормальных комфортных условиях, а не быть тут вашей прислугой! — уже кричала на брата Маринка.
— Ну раз "нет" и суда нет! Давай, тогда, покедова! Мне еще с мелким мороки сегодня..., — Паша выставил сестру за дверь и захлопнул дверное полотно перед самым ее носом.
***
Стены покосившегося дома пахли печным дымом и старыми обидами. Мать, съёжившись от осеннего холода, открыла дверь постучавшейся дочке и что-то уже объясняла Марине в ответ на ее какие-то громкие выпады.
Этот Маринкин тон невозможно было спутать с чьим-то другим. Только она могла так требовать и отстаивать своё, еще с самого детства, а характеристика вещей сводилась к одному параметру: "моё/ не моё".
— Доченька, ну что ты начинаешь эту избитую тему. Мы же уже разговаривали с тобой по этому поводу! — Марья Михайловна опять вздыхала, понимая, что уже в сотый раз придется оправдываться перед требовательной дочей.
— Ну видишь, дочь, какая ситуация. Пашка, брат твой, женился рано…, сразу детки пошли — голос её дрожал, как вода в ведре, которое она таскала из колодца.
— Детки, уж сколько сейчас у меня внучат, дай Бог памяти, внучата мои…
— Четвёртого-то Ольга к весне ждёт или пятого?! — Михайловна, также как и ее сын Павел, вздернула глаза к потолку и начала мысленно считать своих внуков.
Но Маринке было плевать на обстоятельства, её лишили законного наследства, поэтому она ударила ладонью по столу, и жестяная кружка подпрыгнула, проливая чай на вязаную салфетку.
— Это моя квартира! — её голос звенел, как треснувший колокольчик.
— Я в городе углы снимаю, а вы тут… — Она обвела комнату взглядом, задержавшись на паутине в углу и пятне от чая на скатерти.
— И этот бабкин дом деревенский тоже мой! — кричала Марина.
— Так переезжай сюда и живи, дочка? Кто же тебя выгоняет? —Отец Марины, похожий на высохший подсолнух, молча достал из комода свёрток, перевязанный аптечной резинкой. Тысячные купюры пахли нафталином и безысходностью.
— Всё, что смогли, дочка… Мы понимаем с матерью, что несправедливо обошлись с тобой, отдав Павлу нашу с матерью квартиру— прошептал он, кладя деньги рядом с её кружкой. В его жилистых пальцах застряла крошка хлеба — видимо, завтрак, прерванный приездом дочери.
— Вот дочка, возьми мою пенсию в качестве компенсации, в этот раз с прибавкой, а мы и на материну проживем, не пропадем! — лишь мягко прошептал дочери Петрович.
Маринка фыркнула, швырнув в сумку пачку так резко, что со стола упала ложка. Серебряная. Та самая серебряная ложка из ее детства, на которой была сделана гравировка "Марина"
— Хочешь, дочка — живи с нами! Ну а что?! Тут не совсем же дыра. Пятерочка есть, хозяйственный магазин, даже пункты выдачи открыли. Надо, мы с матерью и интернет проведем! — отец с надеждой каждый раз приглашал дочь пожить с ними, но та всегда забирала пенсию и уезжала прочь.
— Пятерочка... Ах-ха-ха! Интернет?! Ах-ха-ха. Топить тут эту халупу дровами и ходить в баню по пятницам? Вот развлекуха-то! - ржала во всё горло Маринка.
— Ну а что же, и баню истопим! Я баньку поправил этим летом, проконопатил! — всерьез воспринял истерику дочери Петрович.
Он не договорил, но дочь его перебила
— Ладно, пора мне — Маринка встала, и тень от её шляпы закрыла лицо. — На электричку в город опоздаю.
— Постой! — мать заковыляла к сеням, волоча за собой сумку, откуда торчали банки с соленьями. — Возьми хоть картошечку… Своя, без химии!
Дочь обернулась на пороге. Ветер играл полами её городского пальто, такого же чёрного, как земля в огороде после дождя.
— Не надо, — бросила она, и слова застыли в воздухе инеем. — Ваши огурцы даже бомжи есть не станут.
Когда она ушла, мать долго стояла, прижимая к груди банку с малиновым вареньем. Того самого, что Маринка обожала в детстве. На крышке ещё виднелись царапины от ножа — следы попыток открыть эту банку в прошлый раз, но дочь и тогда так и не осталась, чтобы попить чаю со своими родными людьми.
А Петрович поднял упавшую ложку, вытер её рукавом и сунул обратно в жестяную коробку. А на старом холодильнике, среди ржавых вилок, лежал крошечный бумажный самолётик — Маринкина поделка из школьной тетради. Он хранил его двадцать лет.
****
Маринка не сочла нужным рассказать родителям, что она уже год жила с молодым человеком, у которого была своя квартира в центре города и высокооплачиваемая работа.
Да, и вообще, Дмитрий был из состоятельной семьи, поэтому Маринка давно ни в чем себе не отказывала, она даже уволилась из ресторанчика рядом с городским парком, где работала администратором.
***
И, да, у Димы была собственная жилплощадь, за что молодой человек особенно нравился Маринке, вот бы еще как эту квартиру у него оттяпать и отправить молодца в пешее путешествие... Как думаете, удастся ли это Маринке?
Ссылка на продолжение ожидает вас чуть ниже. ⬇️ Приятного прочтения!
Ставим👍Также подпишись на Телеграмм, там вы не пропустите новые публикации и узнаете, что осталось за кадром Дзена: https://t.me/samostroishik
Продолжение уже на канале: