— Настя, ну ты бы хоть губы подкрасила, — шепнула соседка по столу, двоюродная тётка мужа, полноватая дама с ожерельем из пластиковых бус. — У свекрови ж праздник, люди смотрят.
Анастасия машинально поправила прядь волос за ухо и сделала вид, что не услышала. Она и так два часа крутилась у зеркала, вытягивала волосы, надевала самое приличное платье — синее, чуть ниже колена, которое ещё не успело вытянуться на коленках. И губы красить? Зачем, чтобы потом вся родня хихикала, что невестка «вырядилась как на ярмарку»?
Пахло оливье и селёдкой под шубой, на столе гордо возвышался таз с куриными ножками, а на телевизоре в углу зависла заставка с рыбацким шоу. В квартире Галины Петровны всё было так же, как три года назад, когда Настя впервые переступила порог: те же ковры, шкафы, запах старого варенья и дешёвого табака. Даже обои с пожелтевшими цветочками держались на скотче. Время тут будто остановилось.
Сидели все чинно: Виктор Александрович, виновник торжества, молчаливый и слегка надутый мужчина лет шестидесяти восьми, сыновья с жёнами и детьми, какие-то троюродные тётки и дядьки, которых Настя видела первый и последний раз. Антон — её муж — расположился рядом, но всё больше поглядывал в телефон, чем на неё.
— А вот помните, какая у Антошки до тебя девушка была? — вдруг прорезался чей-то голос с противоположного конца стола. — Марина… ух, красавица! Всегда с улыбкой, всегда помогала Гале по дому.
— Да-да, — оживилась Галина Петровна, и глаза её заблестели. — Вот Марина — золотой человек. А теперь в Москве, замужем за банкиром, трое деток. А мы-то… — она перевела взгляд на Настю, сжала губы и замолчала, оставив многозначительную паузу.
Настя медленно положила вилку на тарелку, будто боялась, что та выскользнет из дрожащих пальцев. Да, знакомая пластинка. Марина — эталон, Настя — ошибка. И что? Три года подряд одно и то же.
— Мам, хватит, — пробурчал Антон, не отрываясь от телефона.
— Я только сказала, — невинно пожала плечами свекровь. — Люди сравнивают, и всё. У каждого своя судьба.
Настя сделала вид, что пьёт компот. На самом деле стакан был пуст, и она лишь прикрыла им губы, чтобы никто не заметил, как сжала зубы.
Терпеть. Сегодня день рождения, не устраивать сцен. Главное — не поддаться.
Но терпение таяло с каждой минутой.
Через час Виктор Александрович произнёс тост за «семейное единство и поддержку в трудное время». И вот тут-то всё и началось.
— Мы все знаем, — заговорила Галина Петровна, складывая руки на груди, как учительница в школе, — что у нас проблемы. Не будем скрывать, восемь миллионов — долг серьёзный.
По столу прокатилась тишина. Даже телевизор как будто сбавил звук.
— Мы вложили в строительство, — продолжила она, — нас кинули. Но мы семья. И семья должна держаться вместе.
Настя почувствовала, как к ней медленно поворачиваются головы.
— Настя, у тебя есть квартира, — сладким тоном произнесла свекровь, будто предлагая пирожное к чаю. — Подарок родителей. Ну так продай, помоги нам. Это же общее дело.
У Насти в голове щёлкнуло.
— Простите, что? — она даже засмеялась. Нервно, хрипло.
— Что ты удивляешься, — встрял Виктор Александрович, почесывая подбородок. — Логично ведь. Молодые вместе, значит и имущество общее.
— Неправда, — резко ответила Настя, чувствуя, как в груди поднимается волна. — Квартира оформлена на меня. Это мой подарок от родителей.
— Настя, — впервые поднял глаза от телефона Антон. Голос его был мягким, почти умоляющим. — Ну ты же видишь, мама права. Нам нужно выкарабкаться.
Она посмотрела на него так, что тот потупил взгляд.
— Антон, ты серьёзно?
— Конечно серьёзно! — вмешалась свекровь. — Настоящая жена помогает мужу и его семье. Ты что думаешь, мы ради себя просим? Это ради вас обоих! Ради будущего!
— Ради нас обоих? — Настя почти захохотала, но смех вышел горьким. — Три года вы меня за человека не считаете, а теперь я должна вас спасать?
— Не начинай истерик, — скривилась Галина Петровна. — Ты же знаешь, что без нас вы бы пропали.
— Пропали? — Настя уже не сдерживалась. — Да я без вас только жить начала!
Стол вздрогнул, кто-то неловко кашлянул. Маленький племянник Антона уронил вилку, но никто не обратил внимания.
— Я не продам квартиру, — отчеканила Настя. — Ни за какие долги.
— Ты обязана, — сурово произнес Виктор Александрович.
— Я никому ничего не обязана! — голос Насти сорвался, и она почувствовала, как щеки горят. — Это моя квартира. Моя жизнь. И точка.
В комнате повисла тишина, густая, как дым.
Антон поджал губы, а его мать медленно наклонилась к Насте, прошептав, но так, чтобы слышали все:
— Ты ещё пожалеешь о своём упрямстве.
И Настя поняла: этот праздник закончился. Но настоящий бой только начинается.
Утро после «праздника» было как похмелье без капли алкоголя. Голова гудела, во рту сухо, мысли путались. Настя сидела на кухне, перед ней стояла её любимая кружка с трещиной у ручки — та самая, с которой она не расставалась со студенческих времён. Кофе в ней уже остыл, но Настя не спешила его пить. Смотрела, как по фарфору расходится сеть мелких трещинок. Прямо как по её жизни.
Дверь в прихожей хлопнула — вернулся Антон. Он вчера остался у родителей, объяснив Насте сухо: «Надо было поговорить».
— Ну и как? — спросила она, не оборачиваясь.
— Плохо, — мрачно ответил он, снимая куртку. — Ты всех выставила идиотами.
Настя повернулась.
— Я? Это я требовала отдать квартиру, которую мне родители подарили? Это я каждый праздник слушаю про Марину-идеал?
Антон раздражённо махнул рукой.
— Ты не понимаешь! Там ситуация серьёзная. Если не закроем долг, банк через суд нас разденет.
— Нас? — Настя прищурилась. — Антон, это ваши долги. Ваши семейные дела. Я к этой афере даже близко не подходила.
— Но ты моя жена! — вскинулся он. — У нас общее будущее.
— Будущее, в котором я без квартиры, а твоя мама продолжает называть меня пустым местом? — Настя рассмеялась — коротко, резко, словно кашлянула. — Отличный план.
Антон сжал кулаки.
— Ты ведёшь себя эгоистично. Настоящая жена должна…
— Стоп, — перебила Настя и поднялась из-за стола. — Только попробуй ещё раз произнести эту фразу.
Он замолчал, но взгляд у него был упрямый, как у ребёнка, которого лишили игрушки.
Весь день они ходили по квартире, как два чужих человека в коммуналке. Настя мыла полы, гремела ведром, Антон сидел за ноутбуком, якобы искал варианты работы, но на самом деле переписывался в мессенджере.
Ближе к вечеру позвонила Галина Петровна.
— Антончик дома? — её голос звучал как всегда нарочито ласково, с фальшивыми интонациями. — Передай трубку.
Настя без слова протянула телефон мужу. Тот слушал долго, кивал, потом поднял глаза и сказал:
— Вечером к нам зайдут мама с папой. Надо всё обсудить.
— Прекрасно, — сухо ответила Настя. — Пусть заходят.
Она заранее знала, чем это кончится.
В семь вечера звонок в дверь прозвучал как приговор. Свекровь вошла, будто хозяйка: пальто сразу на вешалку, сумка на полку, обувь в коридоре. Виктор Александрович степенно снял шапку и протянул Насте пакет с тортом из ближайшего магазина.
— Вот, к чаю, — буркнул он.
Настя взяла пакет и поставила на стол, даже не заглянув внутрь.
Они уселись в зале. Антон нервно поправлял ворот рубашки, свекровь уселась прямо на его место, будто демонстрируя: «Теперь я тут главная».
— Ну что, Настенька, — начала Галина Петровна. — Будем по-взрослому говорить. Квартира у тебя есть. У нас — беда. Значит, надо решать.
— Я уже сказала: я продавать её не буду, — твёрдо ответила Настя.
— А я говорю: обязана! — свекровь повысила голос. — Если ты считаешь себя частью семьи, ты должна помочь.
— А если не считаю? — Настя сложила руки на груди.
Виктор Александрович покашлял, будто хотел смягчить напряжение.
— Дочь, пойми правильно. Долг большой, но мы его закроем и всё будет как прежде.
— Как прежде? — Настя усмехнулась. — То есть снова праздники с Мариной и пустыми местами? Нет уж, спасибо.
Антон вскочил.
— Ты специально провоцируешь! — крикнул он. — Тебе всё мало, что ли? Родители мои тебе что, враги?
— Да, враги, — неожиданно спокойно сказала Настя. — С первого дня.
В комнате повисла тишина.
Галина Петровна вскочила, покраснев.
— Ах ты… — она прикусила губу, сдерживая мат. — Да если бы не мы, ты бы с нашим Антоном и дня не прожила!
— О, да, — фыркнула Настя. — А то без ваших унижений жизнь была бы скучной.
И тогда случилось то, что висело в воздухе весь вечер. Галина Петровна резко замахнулась и ударила Настю по щеке.
Хлопок был звонкий.
Антон подскочил, но не к жене, а к матери:
— Мам, ну зачем?!
Настя приложила ладонь к горящей щеке и рассмеялась. Тихо, зловеще.
— Всё, — сказала она. — Хватит.
Она зашла в спальню, достала из шкафа большой чемодан и начала молча складывать туда мужские рубашки, носки, джинсы.
— Ты что делаешь?! — опешил Антон, заглянув в комнату.
— Собираю твои вещи, — спокойно ответила Настя. — Ты можешь жить с мамой. Ей как раз понадобится соседка по квартире для обсуждений моих обязанностей.
Антон попытался выдернуть из её рук стопку футболок, но Настя резко оттолкнула его.
— Не трогай меня! — выкрикнула она. — Ты предал меня, Антон. Предал, когда встал на сторону тех, кто меня унижает.
— Но мы же муж и жена! — он отчаянно развёл руками.
— Уже нет, — сказала Настя. — Завтра подам на развод.
Свекровь в дверях ахнула, но в глазах её мелькнула злорадная искорка: наконец-то эта выскочка сдаётся.
Только Настя знала: это не сдача. Это первый настоящий бой.
Ночью квартира была тиха. Чемодан с вещами Антона стоял у двери, словно часовой. Настя сидела на кухне с той самой треснувшей кружкой в руках и думала: пусть трещины, но это моё. И я не отдам.
Утро в ЗАГСе пахло линолеумом и пыльными бумагами. Настя держала паспорт, как оружие. Вчера она подала заявление, сегодня нужно было забрать копию для юриста. И хотя процедура формально началась, ощущение было такое, будто она скинула с себя бетонный мешок.
Антон не явился. Ему позвонили, сообщили — «жена подала», но он, конечно, предпочёл притвориться, что «надо всё обсудить». Обсуждать было нечего.
Настя шла домой налегке. На улице ярко светило солнце, снежные крошки блестели на тротуаре, а ей впервые за долгое время не было холодно.
Но дверь квартиры была приоткрыта.
Она замерла, потом толкнула. Внутри — Галина Петровна и Антон. Чемодан, который вчера Настя выставила, был распахнут, вещи валялись по коридору. Свекровь рылась в тумбочке, как у себя дома.
— Что вы делаете? — голос Насти звенел.
— Забираем своё, — спокойно ответила свекровь. — Всё равно эта квартира должна пойти под продажу. Мы решили.
— Мы решили? — Настя сделала шаг вперёд. — Здесь решаю я.
Антон шагнул к ней.
— Настя, ну пойми, это же ради нас. Мы всё вернём потом.
Она посмотрела на него так, что он сбился на полуслове.
— Ты уже всё вернул. Себя — маме. И свои «мы» оставь при ней.
Галина Петровна нахмурилась.
— Ты думаешь, в суде тебя поддержат? Семья — это общее.
— Нет, — резко сказала Настя. — Семья — это уважение. А вы все три года делали вид, что я пустое место.
Она прошла мимо, достала из сумки бумагу из ЗАГСа и положила на стол.
— Вот, — сказала она. — Официально. Развод. Квартира останется моей, по закону имущество супругов не делится, если оно было получено в дар. Так что можете даже не мечтать.
Свекровь побелела. Антон попытался что-то сказать, но Настя уже открыла дверь.
— Вон из моей квартиры. Оба.
— Ты не имеешь права! — выкрикнула Галина Петровна.
— Имею, — твёрдо ответила Настя. — Потому что это мой дом.
Они ещё пытались что-то бурчать, но Настя не слушала. Она вынесла чемодан за дверь и закрыла её, повернув ключ два раза.
Тишина.
Она вернулась на кухню, налила кофе в треснувшую кружку и села за стол. Впервые за три года квартира казалась настоящей крепостью. Без чужих голосов, без чужих требований.
И Настя улыбнулась. Не от радости — от свободы.
Она осталась в своём доме. И выгнала тех, кто её обидел.