Глава 16 Эпизод 1.
Время временщиков.
Я знаю, добрый человек, что у тебя отличная память, и ты всё помнишь, но есть те, кто не может вспомнить, то время, в котором сам не оказался, но о котором слышал разное: слухи, долетающие до нас и сейчас, как некогда существующее время в историях и оставшееся в истории о цивилизации которой уже нет окончательно уничтоженной болезнью зовущейся 90-е. Возможно, то что было разрушено, и было именно тем местом где и жили теперь в памяти всплывающие настоящие последние Боги-люди, увидеть которых можно теперь только на гравюрах, барельефах в метро, мозаиках советской эпохи, и пожалуй в кино. Поразительно чистые, красивые и сильные люди предстают перед нами в изображениях тех лет. Умные, сильные, добрые, отчаянные перед мыслью о завоевании счастья для всех живущих на этой планете. Их конечной целью было счастье их труд был на целен на строительство Мiра, они стремились помогать всем, кто нуждался в этом. Целые вселенные оживали после их прихода, становились самостоятельными мирами, свободными потому как были приняты в большую и дружную семью большого содружества всех стран, желающих того же. Они сохранились, эти люди, но лишь как образ, оставленный нам теперь, чтобы мы могли видеть, чего можно добиться сплочась. Они и сейчас рассказывают нам, оставшись в прошлом как Боги, говорящие нам сейчас о том, чего можно добиться объединившись, чего можно добиться любя свою родину. Они рассказывают нам, как справились с тем злом, которое обрушилось на них, за долго до той болезни называемой 90-е. Но с наступлением новой заразы никто справиться уже не смог. Не хватило силы, не хватило понимания, не хватило чего-то, потому как это было совсем другое, не похожее не на что, поразившее не землю, а саму душу, которая не была защищена так, как были защищены границы той земли, на которой они жили и строили своё счастье. Почему же погибло всё, что они создали, почему исчезли все идеалы, став неинтересными, не увлекательными, неудобными, тем, кто сменили великих созидателей, покоривших 1/3 земной плоскости подмерного мира, того самого, где я и нахожусь сейчас? Почему растворились как дым красивые лозунги о земле о единстве о силе духа, о красоте, о любви к ближнему и пропало всё-то, что так долго создавалось в приложении таких сил, какие нам и не снились? Исчезли те Люди, всё же оставив нам, огромную территорию на которой они жили и которую оживили своим трудом, плодами которого во многом не только мы сегодня до сих пор пользуемся. Я хочу изложить в этой части нашей с тобой, добрый человек, книге, терзающие меня догадки, которые я, как повествователь истории Арджуно ношу в себе. Всё же, став свидетелем того, как буквально за несколько лет произошло такое падение в бездну. Произошла такая существенная перемена в том, казалось бы, непоколебимом мире, что сравнить наставшее можно, представив как салон, наполненный мирно наслаждающимися полётом пассажирами, ничего не подозревающими обывателями совершающие свои дела в обыденности. Двигающиеся на огромной высоте своих идеалов и взглядов, наслаждаясь созданными для себя возможностями, будучи теми, в том числе и создавшими эту надёжную птицу. И вот представь, добрый человек, вдруг начинается падение, да какое, которое можно было бы сравнить с падением этого самого самолёта, потерявшего управление, уже достигшего огромную высоту, на которую пока что никто не до сегодняшнего времени не поднимался в идее создания Мiра. И вот, безмятежное путешествие прекращается, весь солон наполняется криками, воплями, те, кто тихо и смирно сидели на своих местах, теряют над собой контроль, пытаясь ухватиться хоть за что-то, чтобы удержаться в кресле, находясь в самолёте, начавшего резкое снижение, при этом накренившись в одну секунду носом вниз, при этом, каждый в салоне понимал, что самолёт не может сломаться, не может выйти из строя оборудование, так как он был построен на славу и нечего не могло бы его уронить. Если только не одно, но. Тот, кто управлял им, специально не направил его, резко развернув в пространстве носом в низ, чтобы добиться максимальной скорости снижения лишь для того, чтобы он, самолёт, как можно сильнее ударился о твердь, а его обломки разлетелись бы в разные стороны на много тысяч километров, развалившись на мелкие кусочки, олицетворяя своими обломками некогда сплочённых народы развалившегося союза. Всё это истории о существовавшем совсем недавно государстве аналогов, которому нет и не будет, пока мы не поймём то, что произошло с той гордой птицей, ударившейся всем своим весом о твердь. И самое интересное, что многие ещё живы, из тех, не то, чтобы кто помнит, чем был союз, а те из тех, кто подменили нам идею управления этим сложным механизмом, заставив забыть всё, что способствовало к созданию и поднятию этой птицы ввысь. Работающей на законах физики, динамики, включающий в себя все знания и все науки, выразившись квинтэссенцией общего рвения и душевного порыва, а именно создать что-то великое и действительно настоящее, способное изменить те самые законы природы, которые в конце концов победили нас, снова пробудив в нас животные инстинкты, опустив нас до уровня сменившегося лозунга, некогда гласившего о том, что человек человеку друг, на то, что имеем сегодня, где нет даже понятия или намёка на то, что вообще из себя представляет тот, кого наши великие предки созидающие мир, хотели прировнять к таком у значению, как человек. Что, по сути, есть мера, и только в этой мере определяется достоинство, связанное с тем, что есть человек. Они, те великие, как их потомки, как и тот, кем являюсь я сам, потеряли меру, вдруг захотев чего-то большего, увидев искажённым взглядом меньшее, будучи обманутыми, в своём доверии, оставив без внимания то самое главное, на что нельзя было закрывать глаза, есть мера собственных желаний. Получив буквально в дар, завоёванное тяжёлым трудом и огромным количеством жизней отданных за общее счастье, предприятие, будучи, каким казалось, вполне разумными, имеющими то, чего на самом деле ни у кого не было, забыли, кто создал эту страну любящих жизнь людей, на самом деле созданной теми, кто помнил ещё большее зло, почему-то забыли тех, поднявшихся после ожесточённой схватки с врагом уничтожившим половину того мира. Сейчас принесших в дар, новому поколению всё, то, что создали сами, но уже не способным оценить величие их подвигов.
Глава 16. Эпизод 2.
Время временщиков.
Настало страшное время, время временщиков, которое наступило на глазах у Арджуно. В котором он сам побывал, пройдя сквозь него. Я, как Отправитель и тот, кто встречает пришедшего назад в надмерном мире, есть летописец пути элемента, вызвавшегося заложить новые основы мира, сейчас будучи самим собой, находясь сейчас там, где всё есть я, хотел бы представить вам небольшой отрывок того разговора, когда по возвращению Арджуно рассказал мне о нём, об этом времени, как переходе в некое другое состояние того, кто раньше называл себя человеком. И передам вам этот рассказ, от лица Арджуно, повествующего небольшую историю из собственных уст в виде небольшого отрывка подобия интервью. Которое я записал в то время, когда он ещё посещал ваш подмерный мир будучи одним из элементов посланных чтобы принять участие и попытаться исправить то время. Являя свой замысел своим существом как элемент творца истины.
– Арджуно, расскажи пожалуйста о том времени, о котором ты сообщал особенно, как о неком переходе, говоря о нём весьма конкретно, называя тот период наставшим временем временщиков.
– Там что-то произошло, с теми людьми что-то сделали. Я помню мир до наступления той удушающей темноты, и после наступления её. Хоть я и попал на самый край уходящей эпохи, но всё же её отголосок как среда, запомнившаяся мне особенно своим отражением в памяти именно какой-то лучистой энергией. Светом является оно. В сравнении с тем, что было потом.
– Ты рассказывал про то, что больше всего тебя поражало, в сравнении с тем, что выражали, так скажем, установка или повестка предыдущего времени касающиеся именно морального облика относящихся к уже ушедшей эпохи, но ты увидел перемну на стыке времени. Что это было? Но сначала, пожалуйста, расскажи о прошлом, что ты запомнил, как свет.
– До момента сваливания в некотором роде похожего на то, что ты описал, как падение самолёта, мир в котором я очутился выглядел совершенно иначе, чем он стал потом. Начиная с того, например, что я помню, как энергия, разливающаяся повсюду. Энергия безопасности, некой открытости и доверия. Не было вообще никаких дверей. Всё было открыто в буквальном смысле. Не было понятий охранник или чего-то связанного с тождеством запрета на вход. Двери в квартиры никто не запирались, просто все знали куда можно идти, а куда нельзя. Я это помню хорошо. Именно летом. Когда вместо закрытых дверей, соседи вешали такую шторку чтобы квартиры проветривались в жаркий день и проходя мимо соседской квартиры, поднимаясь к себе на этаж, ты мог слышать о чём говорят соседи, сидя у себя за столом, на кухне, как кто-то проходит по квартире, обращаясь в разговоре или просьбе к кому-то там. Во дворе, прямо за столом, который служил всем, собирались на обед соседи, когда праздновали какое-то событие, фрукты и кушанье выносились прямо на это стол, никто не лез никто не мешал пирующим, а прохожие лишь приветствовали сидящих, всем из детей можно было подойти и получить что-то со стола, например гроздь винограда. Учитывая тот факт. Что мы жили на север. Заполярном крае. Где лето короткое и не такое тёплое, я помню каждое лето, проведённое там, как что-то тёплое и нежное. Не сравнимо более тёплое, чем то, что я проводил уже потом в более южных районах, после обрушившейся трагедии. Взрослые всегда были рассудительны и почтительны к детям. Мы смотрели на взрослых, как на действительно старших и уважали их за их снисходительность и доброту по отношению к нам. Я никогда не слышал мата или ругани на улице, не помню пьяниц. И лишь однажды увидев у магазина вдрызг пьяного мужчину, скорее всего это был тот самый бич, я подумал, словно увидев некоего мифического персонажа из рассказов учителей, о том, что есть такие алкоголики, вот он какой бич оказывается, ка кон выглядит. И понял, что это что-то очень плохое. Ушёл скорее от него, чтобы не видеть его. Но с любопытством оборачивался, как на диковинное существо обезображенное и уродливое. Тем самым притягивающее внимание. Это было у магазина ЛУЧ в который мы все ходили за покупками. И который всегда был наполнен светом и прекрасными продуктами. Вкусными и свежими. Мама отправлял тебя за сметаной с бидоном, в который добрая тётя накладывала белую и густую сметану. Там был буфет с соками, который всегда манил. Отдел с хлебом, пахнущим так приятно, что не взять булочку за три копейки просто было грех. Там продавались конфеты, которые ты мог выбирать сам и в пакете отнести на кассу, где тебе их пробьют. Магазин был полностью самообслуживания. Был отдел для приёма бутылок из-под кефира и молока, а на выходе их магазина луч летом всегда стояла бочка со свежайшим квасом, приготовленном на хлебопекарном заводе. Прямо в городе, существовавшая как отдельное лакомство для всех жителей посёлка. К которой можно было бы подойти и взять стаканчик холодного напитка. И много многое другое. Детям не запрещалось ничего. Мы могли ходит полтерритории большого рудодобывающего предприятия изучать его закоулки и разные места. Самыми загадочными магазинчиками были галантереи, где продавали всякие приятные детям штучки: брелки, фонарики и разные безделушки, ценность которым была безгранична. Отдельным чудом была горняцкая столовая, куда прейдя с талоном от предприятия можно было сытно пообедать, да ещё и взять с собой сухариков в карман. Разные игры во двое со сверстниками, ножички, ручьи весной, велосипеды и путешествия по местным горам. Ночные прогулки в полярный день. Тайное проникновение на территорию полярного альпийского ботанического сада института, было особой привилегией для искушённых. После того как все сотрудники института покидали его территорию, ближе к вечеру изредка появлялись мы, взяв с собою кого-то из новеньких. Чтобы шокировать его тем, что он увидит. Находится там было невероятно, так как атмосфера там была волшебная. Разные насаждения, красивые и небывалые растения. Ухоженные тропинки и маленькие домики для хранения инвентаря и отдыха сотрудников, располагались на идеальных лужайках, засеянных яркой подстриженной травой на фоне возвышающихся гор и ёлок на клонах. И ты гуляешь там, наслаждаешься тишиной. Забыв о времени. И строгая мама, ждущая тебя дома, так как час уже поздний. А ты всё ещё не был дома. Зимой тоже множество разных игр и развлечений. Всё доступно от хоккея до горнолыжной секции куда не ходить, значит лишить себя самого главного в жизни. Великолепный дворец культуры, величественное здание остов которого и сегодня сохранился. В то время, как какое-то добродушное существо ждал нас. А там, внутри, большие залы, со скрипучим паркетом, особый запах, на стенах фотографии словацких актёров кино и театра, и конечно кинотеатр. Дома тоже у нас всегда было как-то хорошо, тепло и уютно. Отец любил разные интересные вещи, слушал пластинки на проигрывателе с хорошей аудио системой, имелась вся необходимая бытовая техника, стиральная машина вятка, кухонный комбайн, кофемолка, в общем, всё что нужно для жизни в быту. На лето мы улетали летали к бабушке в Барнаул через сказочный город Москва. Это было словно какое-то другое измерение. Другая планета. Прошлое в идеальных воспоминаниях ещё совсем маленького существа, не знавшего забот. Но всё стало меняться как-то сразу. Особенно помнится, что разделение произошло в тот момент, когда на головах некоторых ребят стали появляться кепки с надписью USA, купить которую тогда могли не все. Или не хотели, как мои родители не хотели купить такую кепку мне. Говоря мне о том, что это глупая вещь. Вот это точно стало настоящей визуальной отметкой перемены. Как только начали появляться новые вещи, стали пропадать старые вещи. Магазин луч перестал быть самообслуживанием. Пропало всё, что было привычным. Пропала яркость пропал золотистый свет, пропала прозрачность. На полупустых прилавках появились какие-то батончики сникерсы, которые уже не могли себе позволить купить ребята, и я в их числе, а лишь ходили посмотреть на новое чудо. Мои родители потеряли работу. Художественный кооператив, в котором они трудились, занимаясь оформлением города и витрин тех самых чудесных магазинов закрылся. И началось странное. Двери стали закрывать, во дворе никто уже не собирался. Взрослые стали неприветливы. На улицах всё чаще можно было встретить паяных. Вместо магазинов появились ларьки с сигаретами, водкой, пивом, которые продавали всем и всё без исключения. Отец стал уезжать, подолгу отсутствуя дома. Затем и вовсе исчез, переехав в другой город. И мама сказала, что он ушёл. А у нас иногда не было еды и даже сухарей. А мама ходила где-то, а потом радостная приходила и приносила поесть, сказав, что чудом получила детское пособие. Потом стали выдавать гуманитарку, для многодетных и малоимущих семей, а ещё раньше появились талоны на продовольствие. И началось новое детство, словно в дурном сне обрывками всплывающее в проекции того времени. Взросление, новые знакомства с реальностью. Бабушку я больше не видел, но писал ей письма. Она отвечала. Потом писать перестал. Появились видеомагнитофоны, а вместе с ними кассеты с порно, которое стало нас зомбировать и перепрашивать сознание, фильмы разного толка и бессмысленное телевидение. Началось знакомство с алкоголем. Моим дальнейшим образованием занялась улица.
Да, в моем новом детстве, наставшем сразу после наступления той темноты, дети распивали алкоголь. Это был основной и общедоступный наркотик. Кстати, по-моему, до сих пор находящийся в свободном доступе в подмерном мире, но лишь стал более закрытым от детей. В виду наступления сейчас рассвета, или некоего прозрения, транслируемой установкой на здоровый образ жизни, конечно, не ведущий ни к чему, поскольку не указывает на первопричину произошедшего там тогда, тем самым, не искоренившего пока тенденцию саморазрушения у живущих там, в подмерном мире с самого раннего возраста. И это основная трагедия, ставшая причиной многих проявленных слабостей у общества. Больной, постоянно воспалённый разум, не позволяет выйти из регрессии, чем бы не руководствовался субъект в своём отражении в этой повестке, на самом деле являясь всё также зависимым, как и раньше от допущений, не позволяющих ему освободиться от того, что там называют удовольствие. Граница у достижения этого состояния огромная, нет черты, на которой заканчивался бы этот процесс поиска удовольствий. В то же время, сама разрушающая сила, в виду её невозможности достижения удовольствий ведёт к воспалительным процессам в подсознании. Что значит, при определённом развитии недостатка удовольствий на фоне их доступности ведёт к ещё большему саморазрушению, но уже в проявлении агрессии ведущее к проявлению прямого насилия. И вся градация как идея маскировки деградации в достижении чего-то, присутствует лишь в том, какие удовольствия может позволить себе субъект. Т.е. это основа целеполагания в использовании возможностей пространства. В чём и состоит главная проблема подмерного мира сегодня в его обречённости. Процессы, запущенные именно тогда, в эпоху упадка нравственности. В которую я попал вместе с тем временем, когда последний раз был в подмерном мире. Поэтому, удовольствия и доминирование на их фоне, в плане возможностей, — это единственное что удерживает в массе субъекта от мгновенного самоуничтожения. Вот такое время настало. Алкоголь стал продаваться на улице везде, его продавали детям. Мои сверстники, чуть младше меня, на два года, мои тогдашние друзья, они-то и покупали себе спиртное и сигареты в коммерческих ларьках расположившихся прямо на углу или во дворе каждого жилого дома.
Да, действительно, странное время настало. И можно сказать с уверенностью, что такие вещи сопоставимы с апокалипсисом?
Это он и есть в чистом виде. Именно такие падения и есть основа для выражения апокалипсиса, а всё после – это всего лишь последствия и попытки восстановления после некоего перестроения в виду полного разрушения моральных установок и принципов прошлого, каким бы они ни были. Кризис всегда материализует пропасть, развитие которой невозможно было противостоять.
Но что же произошло? Люди, там были люди, ведь предыдущая эпоха создавала людей, не так ли? Разве вся воспитательная система не была построена на укреплении моральных принципов?
Были такие сознательные веяния, да, так нам рассказывают сами люди. Все правильно, была система правил, под которую нужно было подстраиваться, чтобы быть гражданином. Именно подстраиваться, чтобы казаться, особенно на поздних этапах, когда формация уже не действовала как доктрина освобождения от классовых оков. Идея перехода к жизни, в которой удовольствия были возможны только для избранных. Общественный контроли проседал под новым самоопределением видящего себя иначе поколения, проявляясь в протесте против правил, уже не действующих на тех, кто вырос вне системы создания этих правил. Т.е. никто внутри уже не стремился к идеалам, а попросту хотели от жизни чего-то такого чего не было раньше. Хотели ту жизнь, которую видели на новых картинках, и чтобы её получить, нужно было отказаться от идеалов, за которые нравственно боролись предшественники. И, как показывает время, на чистой идеологии без идеи будущего, выраженного в настоящем, нельзя долго удерживать фокус масс. А когда кто-то получает всё, чем не могут владеть другие начинается смена режима. Так как идея понимания жизни меняется, смещается в виду взглядов на жизнь в связи с появлением свободного времени и достатка. Именно это главный тупик, преодолеть который в понимании благополучия не представляется возможным в подмерном мире, как бы не было это парадоксально. Т.е. счастливое время – это время строительства нового времени, небольшая часть в нахождении с результатами и новый вопрос, а что дальше? И вот, тебе показывают картинки другой жизни, состоящей главным образом из вещей, получить которые можно, только начисто снеся все предыдущие настройки, такие условия договора. И не важно кто придумывает такие уловки, важно, что субъект соглашается на такие подмены.
Но куда пропали все идеалы, почему всё накопленное таким мощными силами так быстро обесценилось и разрушилось?
Поскольку общественной системе образования, выстроенной в быстро развивающемся новом времени созданной за годы устройства новой политической силой, применяющейся до падения в пропасть всех жителей подмерного мира, стало нахватать в её однонаправленности и узкоколейности взглядов на мир, из-за невозможности ей объяснять более широкие проявления возможностей для каждого, упиравшейся в идеологию для пролетариата, необходимостью для существования которого была борьба с империализмом и соцсоревнование, и которого в какой-то момент не осталось. Точнее тех, кто причислял себя к понятию пролетарии. Люди стали другими. Они стали шире смотреть на вещи и увидели многое. Что недолжны били видеть. А именно то, что им запрещают то, чего они хотели бы. А менять что-то в условиях как смысла начавшегося естественно никто не хотел для масс, поскольку смысл именно и состоял всех перемен в том, чтобы уронить этот большой самолёт. Как и в давние времена, обделив тех. кто создал этот мир своими руками главными благами, забрав себе все привилегии счастливой жизни. Это была совсем не новая болезнь, тот рак, всегда поражающий цивилизации, расползающийся по миру, в виде невидимых врагов отечества. Заполняющих все места, нахождение на которых зависело управление большим механизмом. Так как старая образовательная система, хоть и будучи эффективной многие годы, но всё же носившей характер первичной формовки, создающей лишь необходимую самому времени продукцию, как молотом действуя на раскалённую заготовку выковывала под давлением авторитета личность из субъекта, по сути не меняя в нём главного. Умение жить самостоятельно, не ища себе авторитета приказчика, того, кто вечно будет управлять тобой. Что больше на начальных этапах походило на дрессировку масс нежели на светское образование в его нынешнем понимании. Ничего не изменилось с тех пор, никакой работы над ошибками они там, в подмерном мире не провели, и всё ещё считают, что человека может создать некое учреждение, хотя и об этом уже никто и не думает. Учебное заведение – это просто данность, не гарантирующая ничего в том смысле, что могло бы повлиять на восприятие существенных вещей, ключевых в их основе истинного самоуважения, а на его основе уважения ко всему и к ближнему, именно становящегося равным в том отношении взглядов на истину. В том числе и на истинное понимание своих возможностей. Без ущерба для положения. Всё ещё жива система образования, которая, к сожалению, и сегодня, не позволяет мыслить дальше границ, обозначенных самой идеологией, что и привело тогда в итоге к дефициту информации, уже существующей по меркам подмерного мира тысячи лет, изучение которой не включалось в образовательное поле. И с появлением казавшейся новой информации, а на самом деле простой лжи, старая стала попросту неинтересна, перестала быть авторитетом в её основе, поскольку получение удовольствия не требует образования. Достижения удовольствий находится вообще в другой плоскости идеологических установок, не связанных с образовательной деятельность как токовой вообще. Это и привлекало общественный интерес, особенно у подрастающего поколения, которое чётко видело разницу несоответствия тому, о чём говорилось в школе и то, чем выражался новый мир существующий реально где-то, казалось прекрасный и существующий так же прекрасно без всякого какого бы то ни было ещё образования. Ведь, чтобы зарабатывать деньги не нужно образования, а все шероховатости и неровности субъекта легко сгладит общественное положение, которое дают деньги. Вот и весь принцип нового времени. Наставшего вслед за социальной катастрофой.
Так себе, скажу я вам, результат апокалипсиса! Что могло дать образование, как дополнение к тому, что нужно уметь читать и писать, решать сложные задачи в математике и физики?
Дефицит в информации, на фоне быстро приближающегося нового времени, даже скорее не приближающегося, а открывающегося новой некой парадигмой, поскольку, ничего нового, по сути, в этом новом не было, в рамках дефицита информации, показавшееся новым только потому, что было не такое как старое, хоть и старое мало в чем уступающего этому новому. Может быть только в разнообразии. И как отличное от привычного, естественно считающееся по праву новым, что конечно же игнорировать или отрицать было глупо, глупость любой закрытой идеологии и её уязвимость как раз и кроется в отрицании, закрытии инородной информации, даже если это информация лишь плод фантазии или мысль содержащая в себе что-то, как бы противоречащее самой идеологической системе, есть лишь сигнал, говорящий о том, что границы познания расширяются, а значит подход к системе образования должен меняться, соответственно реагируя изменениям. В этом есть основа всей смысловой работы того, что есть общество. Но общество никто не собирался строить. Должны были появиться классы. Снова те же грабли, против которых боролась социалистическая революция.
Но, как и посредством чего можно достичь такой стойкости в гибкости и особенно скорости перестроения?
На этот вопрос, я и хотел ответить, прибывая в подмерном мире теперь. С этой задачей я и пришёл туда в новый раз. Я увидел, то, что ты описываешь в этом тексте, добрый человек, как бы следуя по моей жизни. Но позволь мне вернуться к нашей теме. Само отрицание и становится наказанием в последствии выливающимся в протест против старого, если старое не находит путей, основываясь на самообразовании исходя из самого принципа образования, для упорядочивания и применения нового, не боясь потерять власть, а значит управлять не искажая сути необходимости моральной дисциплины в достижении нравственности, проявляющемся общественным образованием ведущему в действительно необозримое будущее. Но об этом я пока не хочу тут говорить. Если позволишь, оставим это на потом.
– Как будет тебе угодно. Конечно, Арджуно.
– С твоего позволения, Отправитель, я лишь продолжу. Поскольку, в меняющемся мире, не был решён именно этот вопрос в образовании, способного дать именно нужное в месте с необходимым, создав тем самым искажение между идеалом и реальностью. Т.е. случилось самое страшное и вместе с тем глупое, что могло произойти: теория разошлась с практикой.
– Теперь я представляю масштабы идеологического тупика в образовательной системе. По сути, некогда самая мощная и эффективная система образования превратилась в какое-то недоразумение?
– Да, Отправитель, и это в то время, когда мы говорим о жизни, заметь. Никакого переустройства образования, учитывая новую систему правил в достижении цели, как возникновения самой цели, для достижения общественного идеала не настало. На любой вопрос, можно ли, ты получал запрет. На любой вопрос почему нельзя. Ты получал ответ, потому что нельзя. Образовалась пустота, которую необходимо было заполнить недостающим образованием, но, так как реакции не настало и от самой системы не наступило, образовавшуюся пустоту заполнили иллюзии основанные на новом критерии в определении свободы. И, как показала практика, сами люди, герои своего времени, оказались немощны перед новым идеалом. Были выброшены, преданы анафеме новым, подрастающим поколением, которому оно опротивело благодаря надменной и порицающей всё новое системе, став олицетворением некоего застоя. А именно проявилось в понятии «савка». Недолго длившегося промежуточного времени, предшествующего катастрофе отрицания всего старого, открывало двери к новому идеалу уже несущих его на руках в тот уютны некогда мир. В создании, которого человек-то, собственно, уже и не участвовал. Точнее такой цели, как создание и участие в чём-то самого человека, уже не ставилось новым поколением. Или точнее сказать новым промежуточным поколением. Человек, как основа предыдущей идеи в завоевании им мира был просто вычеркнут. Теперь нет системы правил, есть бренд, который все расскажет окружающим за вас, кем бы вы ни были, даже если вы просто пёс, будете приняты с уважением, если на вас надели ошейник с правильным логотипом. Настала тирания личности, на основе которой расщепилась мораль. Те, кто был примером цивилизации, тем старшим поколением, на которое вроде бы всегда ровнялись, те, кто всегда поучали, и были всегда правы, априори, превратились в ненужный хлам. Да что там, ещё буквально год назад, в описываемом чуть ниже, теперь эти некогда выдававшие себя за людей, спустя два года или даже меньше год, продают мне водку. Хотя вчера он был учителем, физруком, а она преподавателем истории. И это не литературное описание образа, ситуации и перемен. И я это запомнил. Это реальный пример. Позволь мне описать живой строчкой некоторые детали того, безвозвратно ушедшего, времени?
– Да, конечно, для этого я тут, чтобы ты мог рассказать о том, что считаешь важным, Арджуно.
– Благодарю тебя! Синий ларёк, заиндевевшие от холода окно уставленные с той стороны всем чем только можно, окошко. Это на окраине севера, внутри подножья Хибинского горного хребта, на Кольском полуострове. Это пятиэтажный дом из серого кирпича. В нём раньше был чудесный магазин «Луч». В нём была система самообслуживания, там было много радости для нас, булочки по три копейки. И эту булочку покупал тебе любой прохожий просто так. «Бери, мальчик, бери, я оплачу». Никогда из нас никогда не упускали шанс, дорожа этой возможностью, уйти счастливыми оттуда. Так было практически всегда. Это был я и мои тогдашние товарищи. А сейчас у закрытого наглухо «Луча» в глухую полярную ночь я с теми же товарищами у нашего бывшего учителя покупаю какую-то ядовитую хрень в яркой упаковке с неясным нам названием, написанном на иностранном языке. А потом вливаем в себя всякую дрянь, заменившую нам истину став нашей истиной, напичканной программирующими восприятие веществами. Усугубляющих зависимость, развязывающие желания, некогда недоступные сознанию. Словно неживому существу, суёшь в окошко деньги, оставленные на обед в школе родителями, которые затерялись в этой мгле вокруг и появляясь оттуда, пытаются выглядеть ободренными, чтобы мы не догадались, в какую клоаку попали наши пращуры. И так, что стало с этими людьми? Ведь прошло два года всего, год до, да и год после радикальной перемены и вдруг что-то с ними происходит. Они забывают о всех нормах, о всех приличиях, обо всем вообще, о поколениях, о будущем, о прошлом, о своём недавнем призвании. Вдруг все и сразу, просто начинают друг друга ненавидеть. Эти взрослые, сами того не понимая, не осознавая, начинают буквально раздавать нам сигареты, алкоголь, наживаясь буквально на осоловевших от ярких упаковок малышах. И так не сильно умных детях, глотающих всякую завезённую к нам мерзость, словно новые плоды, но искусственного дерева, которые начинают скармливать детям под видом нового времени, новые авторитеты, называющие себя коммерсантами.
– А что происходит? Прости, это же вроде как те же взрослые люди? Мужи!
– Да, это всё те же, обычные взрослые люди, у них есть жены, дети, они ходят креститься в церкви, но исполняют при этом какую-то определенную роль по умножению беспорядка и умерщвлению осознанности, поддавшись общей истерии огромного заработка от продуктов, которые он продаст своим же детям. А в 25 лет этот тогда ещё ребёнок, узнает, что неизлечимо болен. Так нас лишали энергии с детства, подсунув нам все, что только могла дать действительность на тот момент. Никто не виноват. Но, правда лишь одна, у соседа сегодня, ему 35, ребенок с отягощенным развитием. Теперь всё наше ощущение настоящего есть лишь проявление некоего участия, есть лишь издевательство самого времени над нами, над глупцами, жалостливыми идиотами которых постоянно тянет внести вклад в счастье умирающего ребенка, переведя на его счет 100 рублей. Только зачем это ребёнку? Ведь на эти 100 рублей в магазине рядом со своим домом можно себе купить чипсы, энергетик, одноразовую электронную сигарету. А кто-то ещё более глупый спросит: «Что же это за дети? Чьи они? Почему они тут? Откуда у них деньги? Почему они курят, ругаются, пьют алкоголь в 10 с половиной лет и уже пытаются совокупляться? Поэтому стоит задуматься, почему люди по отдельности не понимают этого, они не могут этого понять, потому как вокруг любой эгрегориальный феномен говорит, что так нужно и так хорошо. И чем больше у вас таких привычек, пить алкоголь, пить много кофе, есть вредную еду, покупать шмот от брендов, в женщине видеть образ, который тебе создал инстаграм, и бесконечный просмотр порно, фильмов, где незаметно насаждаются новые нравы. Все это наркомания, добровольное рабство для слабых духом, не способных противостоять соблазнам удовольствий. Но как правило светлых где-то глубоко внутри существ, хоть и несчастных. Несчастье – это более сложная форма недуга, чем химическая зависимость. И начинается оно, это несчастье именно с первого счастья получить то, что, по сути, и сделает тебя несчастным.
Таким было последнее время перед новым пробуждением. А за ним новый мир, который всё также тянет куда-то, всё также не даёт покоя в том, чтобы найти себя, найти истину, определиться в порядке и достичь необходимого. Всё такая же борьба, но уже безучастная. Всё то же унижение, но уже не кем-то кого-то мифическим, а друг другом. Ненависть к ближнему стала определяющем феноменом в желании унизить кого-то своим успехом. И субъект теперь отдаст всё, чтобы иметь то положение, находясь в котором он мог бы больнее ударить того, кто приоре будет ненавидеть его за то лишь, что есть кто-то ядом. Новая истина, новая определяющая разделения. Последняя стадия деградации целостности в определении общего. На пути к понятию Мы.
– Спасибо, Арджуно. Всё это так, и твоя роль тут в участие на правах истины. А я продолжу своё повествование.