– Как это понимать, Стас?
Ирина стояла посреди их маленькой, но уютной гостиной, держа в руке тонкую бумажку — квитанцию о денежном переводе. Цифры на ней плясали перед глазами, сливаясь в одно ядовитое, насмешливое пятно. Сто пятьдесят тысяч рублей. Вся сумма, до копейки. Их сумма.
Стас, сидевший в старом кресле, даже не поднял головы. Он с преувеличенной сосредоточенностью ковырялся в пульте от телевизора, будто от этого зависела его жизнь.
– Ира, ну что ты начинаешь? Я же всё объясню.
– Объяснишь? – её голос, обычно мягкий и обволакивающий, как аромат дорогих духов из её магазина, сейчас звенел натянутой струной. – Что ты мне объяснишь? Что нашего моря не будет? Что отпуска, который я ждала три года, не будет? Что ты просто взял и отдал деньги, которые мы собирали по крупицам, отказывая себе во всём?
Наконец он поднял на неё глаза. Взгляд у него был побитый, как у дворового пса, которого застали за кражей сосиски. Виноватый, но в то же время упрямый.
– Маме нужно было. И Кате. У них там совсем беда. Толику зарплату задерживают уже третий месяц, а у них крыша на даче прохудилась. Прямо над новой верандой, представляешь? Все дожди внутрь льют. Ремонт срочный нужен, пока всё не сгнило.
Ирина медленно опустила руку с квитанцией. Она чувствовала, как внутри всё каменеет. Не от злости даже, а от ледяного, всепоглощающего разочарования.
– Крыша на даче, – повторила она безжизненным голосом. – Крыша на даче важнее, чем твоё обещание мне? Важнее, чем мой отдых? Я дышу этой парфюмерной химией шесть дней в неделю, Стас. У меня ноги к вечеру отваливаются. Я мечтала об этом море, как о рае на земле. Ты помнишь, как ты мне обещал? Ты клялся, Стас! Говорил: «Иришка, потерпи, родная, ещё чуть-чуть, и мы уедем. Будем лежать на пляже, и я буду мазать тебе спинку кремом». Где это всё, а? Утекло сквозь дырявую крышу твоей сестры?
– Ну Ир, ну не драматизируй, – промямлил он, снова утыкаясь в пульт. – Это же семья. Семье надо помогать. Мы же не чужие люди.
– Семья? А я тебе кто? Чужой человек? Я твоя жена! И у нас с тобой тоже семья! Или наша семья – это только бесплатное приложение к твоей маме и сестре?
– Прекрати! – он наконец взорвался, вскакивая с кресла. – Вечно ты недовольна! Мама для меня всё сделала, она меня одна поднимала, пока ты в куклы играла! И Катька – сестра моя родная! Я не мог им отказать!
– А мне мог? Мне, значит, отказать можно?! – Ирина тоже повысила голос, чувствуя, как слёзы обиды подступают к горлу. – Можно забрать мою мечту и отдать её на ремонт веранды, на которой они летом шашлыки жарить будут! А я что? Я опять буду нюхать чужие духи и улыбаться клиенткам, у которых мужья не кладовщики, способные только маме с сестрой угождать, а мужчины, которые держат своё слово!
– Да что ты в деньгах этих видишь! – кричал Стас, его лицо побагровело. – Счастье не в деньгах!
– Конечно, не в деньгах! – выкрикнула она в ответ, и слезы всё-таки хлынули из глаз. – Счастье в доверии, Стас! В уважении! В том, что слово мужа – закон! А твоё слово, получается, дешевле дырявого шифера на Катькиной даче!
Он замолчал, тяжело дыша. Аргументы у него закончились. Он просто стоял и смотрел на неё, а в его глазах плескалась всё та же смесь вины и упрямства. Он знал, что неправ, но никогда бы в этом не признался. Признать свою вину перед женой означало проиграть в глазах матери, Лидии Васильевны, которая всегда учила его, что «жену надо держать в строгости» и «не давать ей на шею сесть».
Ирина отвернулась, стирая слёзы тыльной стороной ладони. Она поняла, что кричать бесполезно. Спорить – бессмысленно. Он уже всё решил. За неё. За них. Как всегда.
Она молча прошла в спальню и закрыла за собой дверь. Села на край кровати и замерла, глядя в одну точку. В голове было пусто и гулко, как в брошенном доме. Три года. Три года она, как пчёлка, тащила в дом каждую копейку. Работала без выходных, брала дополнительные смены. Экономила на всём: на новой кофточке, на походе в кафе с подругами, на хорошей косметике, хотя работала в её царстве. И всё ради одной цели – двух недель на море. Чтобы наконец-то выдохнуть, перезагрузиться, почувствовать себя не просто продавцом-консультантом Ириной, а женщиной, которую любят и о которой заботятся.
А её муж, её Стас, просто взял и растоптал эту мечту. Не посоветовавшись. Не спросив. Поставил перед фактом. Потому что «маме надо».
Лидия Васильевна… Ирина представила её лицо – с вечно поджатыми губами и скорбным выражением, будто она несёт на своих плечах все тяготы мира. Бывшая продавщица из супермаркета, она и на пенсии продолжала жить по законам торговли: где-то слукавить, где-то надавить на жалость, где-то устроить показательную истерику, чтобы получить желаемое. А её сын Стасик был самым ходовым и безотказным товаром. Она умело манипулировала им, дёргая за ниточки сыновнего долга.
«Стасик, у меня давление подскочило, не мог бы ты заехать после работы, полочку прибить?», «Стасик, у Катюши опять проблемы, ты же брат, ты должен помочь», «Стасик, эта твоя Ирка совсем тебя не бережёт, вон какой ты худой стал».
Ирина слышала это сотни раз. Поначалу пыталась бороться, что-то доказывать Стасу. А потом поняла – это стена. Стена, построенная из кирпичиков материнской любви, скреплённых раствором чувства вины. Пробить её было невозможно.
В ту ночь Ирина почти не спала. Она лежала рядом с тихо посапывающим мужем и думала. Обида, жгучая и острая, как осколок стекла, постепенно уступала место холодной, звенящей ярости. Но ярость эта была направлена не только на Стаса и его вездесущую маменьку. Она была направлена и на саму себя.
За что она себя так не любит? Почему позволяет так с собой обращаться? Почему её «я хочу» всегда оказывается на последнем месте после «маме надо», «сестре срочно» и «Толику нечем кредит платить»?
Она вспомнила свою покойную бабушку, простую деревенскую женщину, которая говорила ей: «Иринка, запомни, мужика уважать надо, но и себя в обиду не давай. Ты у себя одна. Если сама себя на помойку выкинешь, никто тебя оттуда не подберёт и не отмоет».
И в эту ночь, в тишине их маленькой спальни, под мерное сопение предавшего её мужа, Ирина поняла: хватит. Бабушка была права. Она у себя одна. И больше она не позволит никому вытирать об себя ноги. Ни мужу, ни его родственникам.
Она показательно страдала несколько дней. Ходила по квартире тенью, молчала, вздыхала, роняла скупые слёзы в тарелку с ужином. Стас сначала пытался извиняться, неловко обнимал её за плечи, бормотал что-то про «в следующем году обязательно поедем, вот увидишь». Ирина лишь молча качала головой, давая понять, что рана слишком глубока.
Лидия Васильевна позвонила на третий день. Голос её сочился фальшивым сочувствием.
– Ирочка, деточка, что же ты так убиваешься? Ну, не поехали на море, эка беда! Мы вот с отцом Стасика вообще ни на каких морях не были, и ничего, прожили жизнь. Главное – чтобы в семье мир да лад был. А деньги – дело наживное. Ты же знаешь, какая у Катюши ситуация. Надо было помочь. Семья – это святое.
Ирина слушала, держа телефон чуть поодаль от уха. Раньше такие речи вызывали у неё глухое раздражение. Сейчас же она ощущала лишь холодное любопытство исследователя, изучающего повадки ядовитого паука.
– Да, Лидия Васильевна, вы правы, – ответила она ровным, спокойным голосом. – Семья – это святое. Поэтому я всё понимаю.
На том конце провода повисла удивлённая пауза. Свекровь явно ожидала слёз, упрёков, жалоб, на которые у неё уже был заготовлен целый арсенал ответных манипуляций. А получила… смирение?
– Вот и умница, Ирочка, – нашлась наконец Лидия Васильевна. – Я всегда знала, что ты девочка понятливая. Стасику с тобой повезло. Ты уж его не пили там. Ему и так на работе нелегко, мешки эти таскает целый день.
«Ага, мешки он таскает, – подумала Ирина. – А я, значит, в магазине бабочек ловлю».
– Не волнуйтесь, – так же спокойно сказала она. – Пилить я его не буду. У меня теперь другие планы.
И положила трубку, не дожидаясь ответа.
План созрел в её голове в тот же вечер. Он был дерзким, немного авантюрным, но единственно верным в сложившейся ситуации. Она больше не будет жертвой. С этого дня она станет игроком. И играть она будет по своим правилам.
На следующий день, в свой выходной, Ирина встала пораньше. Стас ещё спал. Она тихо оделась, взяла паспорт, и вышла из дома. Первым делом она отправилась в банк. В тот самый, где у них со Стасом был общий счёт, на котором ещё вчера лежали их несбывшиеся мечты.
– Здравствуйте, я бы хотела открыть личный счёт, – сказала она девушке-оператору. – И написать заявление о том, чтобы моя зарплата перечислялась на этот новый счёт.
Через полчаса все формальности были улажены. В сумочке у Ирины лежала новенькая, пахнущая пластиком банковская карта. Её личная карта. Это был первый шаг.
Второй шаг был сложнее. Он требовал определённой смелости и подготовки. Весь день Ирина провела в интернете, читая статьи по семейному праву. Она узнала много нового. Например, что всё имущество, нажитое в браке, является совместной собственностью супругов, вне зависимости от того, на кого оно оформлено. И что при разводе оно делится пополам. А ещё она узнала, что денежные средства, подаренные или переведённые одному из супругов его родственниками, не считаются совместно нажитым имуществом. А вот деньги, которые один супруг без согласия другого отдал своим родственникам из общего бюджета… тут всё было гораздо интереснее.
Вечером, когда Стас пришёл с работы, его ждал скромный ужин – макароны с сосиской. Он привык, что Ирина всегда старалась приготовить что-то повкуснее, даже из самых простых продуктов.
– А что, больше ничего нет? – удивлённо спросил он, заглядывая в пустую кастрюлю.
– Нет, – спокойно ответила Ирина, помешивая чай в своей чашке. – Денег до зарплаты почти не осталось. Ты же знаешь.
Стас нахмурился, но промолчал. Съел свои макароны. Потом, как обычно, уселся перед телевизором. Ирина села рядом с ноутбуком.
– Ир, ну хватит дуться, – примирительно сказал он через час, пытаясь обнять её. – Ну хочешь, я у ребят на складе подработку возьму? Заработаем мы ещё на твоё море.
Ирина мягко отстранилась.
– Я не дуюсь, Стас. Я думаю.
– О чём?
Она повернула к нему экран ноутбука. Там была открыта статья «Раздел совместно нажитого имущества при разводе».
Стас непонимающе уставился на заголовок. Потом перевёл испуганный взгляд на жену.
– Ты… ты чего? Какой развод? Ты с ума сошла?
– Почему же? – Ирина говорила тихо и ровно, без тени истерики. – Мне кажется, это очень логичный шаг. У нас с тобой, как выяснилось, совершенно разные взгляды на семью и на бюджет. Ты считаешь нормальным без моего ведома распоряжаться нашими общими деньгами. Я так не считаю. Ты ставишь интересы своей мамы и сестры выше интересов нашей семьи. Я считаю, что так быть не должно. Мы не можем договориться. Так, может, и не стоит мучить друг друга?
У Стаса отвисла челюсть. Он никак не ожидал такого поворота. Слёзы, упрёки, бойкот – это было привычно и понятно. Но развод?
– Ира, ты несёшь чушь! – наконец выдавил он. – Какой развод из-за какого-то отпуска! Я люблю тебя!
– Любишь? – она грустно усмехнулась. – Знаешь, Стас, любовь – это не просто слова. Это поступки. Это забота. Это уважение к желаниям и мечтам близкого человека. А ты мою мечту просто взял и выкинул. Не потому, что у нас случилось что-то страшное не потому, что кто-то заболел и нужны были деньги на операцию. А потому, что у твоей сестры крыша на даче протекла. Ты просто не сдержал своё главное обещание. Ты обещал мне счастье и защиту, а вместо этого принёс разочарование и показал, что я для тебя на последнем месте.
Она говорила, а он смотрел на неё, и в его глазах впервые за долгое время появилось нечто большее, чем просто вина. Там был страх. Настоящий, животный страх потерять её. Он вдруг понял, что её тихий, спокойный голос страшнее любых криков и скандалов. Он понял, что она не шутит.
– Нет, – замотал он головой. – Нет, Ира, никакого развода. Я всё исправлю, слышишь? Я поговорю с Катькой, пусть вернут деньги!
Ирина горько рассмеялась.
– Ты правда в это веришь? Они уже купили шифер и наняли рабочих. Никто ничего не вернёт. Да дело уже и не в деньгах, Стас. Дело в принципе.
Она закрыла ноутбук.
– Я не подаю на развод. Пока. Я просто изучаю информацию. Чтобы быть готовой ко всему. А пока мы будем жить по-новому. У каждого из нас теперь свой бюджет. Я свою зарплату получаю на свою карту, ты – на свою. Квартира, квартплата, продукты – скидываемся пополам. Всё остальное – личные деньги каждого. И никаких общих накоплений. Так, мне кажется, будет честно.
Стас молчал, ошарашенный. Мир, в котором он привык жить, где была удобная, всё прощающая жена, которая вела хозяйство и создавала уют, рушился на глазах. На его месте появлялось что-то новое, холодное и непонятное. Коммунальная квартира с двумя бюджетами.
– Но… как же… мы же семья, – пролепетал он.
– Вот именно, – кивнула Ирина. – Семья – это партнёрство. Равноправное. А не игра в одни ворота. Спокойной ночи.
Она ушла в спальню, оставив его одного в гостиной, наедине с выключенным телевизором и обломками его привычного мира.
Началась новая жизнь. Ирина сдержала слово. Она была подчёркнуто вежлива, корректна, но холодна, как айсберг. Она больше не спрашивала, как у него дела на работе, не готовила его любимые блюда, не гладила его рубашки, оставляя их в общей корзине с бельём. Она вела скрупулёзный учёт расходов, и в конце недели молча клала на кухонный стол чек и половину суммы.
Стас сначала пытался протестовать, потом – бойкотировать. Не давал свою часть денег на продукты. Ирина просто покупала еду только для себя – йогурт, творог, овощи. Его полка в холодильнике оставалась пустой. Через два дня голодных вечеров с чаем и хлебом он сдался и молча положил деньги на стол.
Лидия Васильевна почувствовала неладное уже через неделю. Сын стал звонить ей реже, в голосе его появились нервные нотки.
– Стасик, что у вас там происходит? Ирка совсем мышей не ловит? – вкрадчиво поинтересовалась она.
– Мам, всё нормально, – буркнул Стас.
– Да какой там нормально! Я же слышу! Это всё из-за денег, да? Ох, уж эта твоя мегера! Вцепилась в эти копейки! Ну ничего, я с ней поговорю. Я ей объясню, что такое настоящий семейный долг.
И она приехала. Без предупреждения, как всегда. В субботу утром. Ирина как раз собиралась на работу.
– Здравствуй, Ирочка, – начала она с порога, оглядывая квартиру хозяйским взглядом. – А что это у вас так… неуютно? И завтраком не пахнет. Ты что, мужа голодным на работу отправляешь?
Стас в этот день был выходной и сидел на кухне, мрачно глядя в чашку с остывшим кофе.
– Здравствуйте, Лидия Васильевна, – спокойно поздоровалась Ирина, застёгивая сапоги. – Станислав – взрослый мужчина. В состоянии сам себе сделать бутерброд.
Свекровь поджала губы. Такого ответа она не ожидала.
– Я смотрю, ты совсем от рук отбилась, – процедила она. – Корону, что ли, надела? Думаешь, раз в дорогом магазине работаешь, так тебе всё можно? Мужем помыкать?
Ирина выпрямилась и посмотрела свекрови прямо в глаза.
– Лидия Васильевна, давайте проясним раз и навсегда. Это моя квартира. Мой муж. Моя семья. И я никому не позволю указывать мне, как жить. Даже вам.
– Ах ты… – задохнулась от возмущения та. – Да я… Да я этому оболтусу всю жизнь посвятила! А ты!..
– А я его жена, – твёрдо отрезала Ирина. – И если он хочет сохранить семью, ему придётся научиться уважать меня и мои желания. И научиться говорить «нет» тем, кто пытается сесть ему на шею. Всего доброго. Мне на работу пора.
Она вышла, хлопнув дверью. Она знала, что сейчас на кухне разверзнутся хляби небесные. Что Лидия Васильевна будет рыдать, хвататься за сердце, обвинять её во всех смертных грехах, а Стас – мямлить, извиняться и клясться, что «поговорит с этой хамкой».
Пусть. Ей было всё равно. Она перешла свой Рубикон.
На работе в тот день было много покупателей. Ирина порхала по залу, улыбалась, консультировала, подбирала ароматы. Никто и не догадывался, какая буря бушует у неё в душе. Одна из постоянных клиенток, респектабельная дама в возрасте, долго выбирала парфюм для мужа.
– Посоветуйте мне что-нибудь, деточка, – сказала она Ирине. – Такое, знаете… надёжное. Чтобы пахло мужчиной, а не мальчиком. Чтобы чувствовалась основательность, стержень.
Ирина задумалась на секунду.
– Попробуйте вот этот, – она протянула даме флакон с терпким, древесно-пряным ароматом. – Здесь в основе кедр и сандал. Знаете, в ароматерапии считается, что сандал помогает обрести внутреннее равновесие и принять верное решение, а кедр – придаёт уверенности и стойкости. Это аромат не для тех, кто плывёт по течению, а для тех, кто сам строит свою жизнь.
Дама вдохнула аромат с блоттера, закрыла глаза.
– Пожалуй, вы правы. Это то, что нужно. Спасибо, милая. Вы не просто продавец, вы – психолог.
Когда клиентка ушла, Ирина подошла к зеркалу. Из отражения на неё смотрела уставшая, но решительная женщина с блестящими глазами. «А ведь она права, – подумала Ирина. – Я больше не хочу плыть по течению. Я буду сама строить свою жизнь. И свой аромат».
Вечером дома её ждал скандал. Стас был взвинчен до предела.
– Ты как смеешь так с моей матерью разговаривать?! – накинулся он на неё с порога. – Она в слезах от тебя ушла! У неё давление подскочило! Если с ней что-то случится, это будет на твоей совести!
Ирина молча сняла пальто, повесила его в шкаф. Прошла на кухню, налила стакан воды.
– Стас, успокойся и сядь, – сказала она тихо.
– Я не буду успокаиваться! – кричал он. – Ты должна поехать и извиниться перед ней! Немедленно!
Ирина сделала глоток воды. Посмотрела на него долгим, изучающим взглядом.
– Нет.
– Что «нет»?!
– Я не поеду. И извиняться не буду. Мне не за что. Я сказала твоей маме правду. Ей пора понять, что ты вырос и у тебя своя семья. И её гиперопека и манипуляции эту семью разрушают.
– Манипуляции? – он опешил. – Моя мама?! Да она святая женщина!
– Святая женщина, которая каждый раз, когда ей что-то нужно, хватается за сердце и рассказывает, как она одна тебя поднимала? Стас, открой глаза. Тебе тридцать пять лет, а ты до сих пор маменькин сынок, который боится сказать ей слово поперёк.
Это был удар ниже пояса. Самое больное место. Стас побледнел.
– Не смей так говорить.
– А я буду. Потому что это правда. И пока ты эту правду не признаешь, у нас ничего не наладится. Выбирай, Стас. Или ты мужчина, глава СВОЕЙ семьи, который несёт ответственность за свои слова и поступки. Или ты так и останешься «Стасиком», который бежит по первому зову мамы, наплевав на жену. Третьего не дано.
Она оставила его на кухне переваривать сказанное. Она знала, что задела за живое. Но по-другому было нельзя. Иногда, чтобы спасти человека, его нужно хорошенько встряхнуть.
Прошла ещё неделя. Напряжение в квартире можно было резать ножом. Они почти не разговаривали. Стас ходил мрачнее тучи. Он был на распутье. С одной стороны – привычный мир, где мама всегда права, а он – хороший, послушный сын. С другой – перспектива потерять Ирину, которая вдруг оказалась не мягкой и податливой, а женщиной со стальным стержнем.
Ирина же в это время действовала. Она твёрдо решила, что отпуск у неё всё-таки будет. Пусть не на море. Пусть в одиночестве. Но будет. Она заслужила.
Она взяла на работе отпуск за свой счёт на две недели. На свою личную, новую зарплатную карту она получила аванс. Изучив предложения в интернете, она нашла недорогой, но приличный санаторий в Подмосковье. Сосновый бор, речка, тишина, процедуры. Это было именно то, что ей сейчас нужно. Чтобы прийти в себя, всё обдумать и окончательно решить, что делать дальше.
Она купила путёвку онлайн. Собрала чемодан. Всё это – втайне от мужа.
В пятницу вечером она положила перед ним на стол распечатку брони.
– Я уезжаю, – сказала она. – На две недели. Отдохнуть. Одна.
Стас смотрел то на бумагу, то на неё. В его глазах было столько эмоций, что можно было утонуть: шок, обида, злость, непонимание и… отчаяние.
– Как… уезжаешь? Одна? А я?
– А ты остаёшься, – спокойно ответила Ирина. – У тебя есть прекрасная возможность провести эти две недели со своей мамой и сестрой. Можешь хоть каждый день ездить к ним на дачу и чинить их дырявую крышу. И подумать. Обо всём.
– Но, Ира… Я не хочу, чтобы ты уезжала! – в его голосе зазвенели слёзы. Впервые за всё время. – Я всё понял! Я был неправ! Прости меня! Я дурак!
Он упал на колени, обнял её ноги. Плакал, как маленький мальчик.
– Пожалуйста, не уезжай. Давай всё вернём. Я всё сделаю, как ты скажешь. Я поговорю с мамой, я… я…
Ирина смотрела на него сверху вниз. Какая-то часть её души дрогнула от жалости. Хотелось наклониться, обнять, простить. Сказать: «Ну что ты, глупый, вставай. Конечно, я останусь».
Но другая, новая, сильная её часть, шептала: «Не поддавайся. Это очередная манипуляция. Сейчас ты его простишь, и всё вернётся на круги своя. До следующей дырявой крыши».
Она мягко высвободилась из его объятий.
– Встань, Стас. Не унижайся. Я всё равно уеду. Мне это необходимо. Нам обоим это необходимо. Чтобы понять, можем ли мы быть вместе. И если да, то на каких условиях.
Она помогла ему подняться. Заглянула в его заплаканные глаза.
– Я не говорю, что, между нами, всё кончено. Я говорю, что так, как было, больше не будет. Никогда. У тебя есть две недели. Подумай, готов ли ты к этому.
Утром она вызвала такси. Стас стоял в дверях, потерянный и раздавленный. Он не пытался её остановить. Просто смотрел, как она уходит.
Когда машина тронулась, Ирина не оглянулась. Она смотрела только вперёд, на дорогу, которая уводила её в новую, неизвестную жизнь. Она не знала, что ждёт её впереди. Но она точно знала одно: она больше никогда не позволит никому украсть у неё её мечту. И её море. Пусть даже это море будет плескаться только в её сильной и свободной душе.
Она ещё не догадывалась, что оставила мужа не просто одного. Она оставила его на растерзание любящей семье, которая увидела в её отъезде уникальный шанс. Шанс, который они не собирались упускать. И сюрприз, который они готовили к её возвращению, был страшнее любого скандала.