Звонок раздался в воскресенье утром. Артём ещё спал — выходной же, можно до обеда.
— Артём? Это Виктор Павлович.
Хозяин квартиры. Пять лет не слышал его голоса — всё через риелтора, только переводы на карту.
— Здравствуйте. Что-то случилось?
— Я возвращаюсь. Через неделю буду в Москве. Квартира нужна.
Артём сел на кровати:
— Как через неделю?
— Контракт в Дубае закончился. Возвращаюсь насовсем. Неделю даю на сборы — это максимум.
— Но... Виктор Павлович, у нас же договор...
— Договор на год. Продлевали каждый раз. Сейчас не продлеваю. Извините, но это моя квартира.
— Неделя — это же незаконно! По закону месяц предупреждать надо!
— По закону — да. Но договор заканчивается через неделю. Я просто не продлеваю. Это законно.
— Но вы же понимаете, что за неделю...
— Понимаю. Поэтому последний месяц не беру. И залог верну полностью. Это всё, что могу предложить.
— Виктор Павлович, может, две недели? Хотя бы две?
— Неделя. У меня билеты куплены, гостиница только на неделю. Извините.
Гудки.
Артём сидел на кровати и смотрел в стену. Пять лет. Пять лет он жил здесь. Обустраивал, вкладывался. Купил шторы, потому что старые выгорели. Поменял смеситель в ванной. Повесил полки в коридоре.
Это была не просто съёмная квартира. Это был дом.
Однушка на Соколе. Старый дом, третий этаж, окна во двор. Но своя — почти своя. Консьержка здоровалась как с жильцом. Соседи знали по имени. В магазине у дома — "Артём, вам как обычно?"
Пять лет.
Открыл авито. Однушка в этом районе — от семидесяти тысяч. У него есть пятьдесят. Максимум.
Позвонил знакомому риелтору Диме:
— Дим, мне срочно квартиру надо. Очень срочно.
— Какой бюджет?
— Пятьдесят максимум.
— За пятьдесят на Соколе даже студии нет. Смотри окраины.
— А если поторговаться? Может, кто согласится?
— Артём, это Москва. Тут очередь из желающих. Никто торговаться не будет.
Стал смотреть дальше от центра. Беляево — шестьдесят. Медведково — пятьдесят пять. Мытищи — сорок пять.
Позвонил первому попавшемуся:
— Квартира ещё свободна?
— Какая именно? У меня двадцать объектов.
— Однушка в Медведково, за пятьдесят.
— А, эта. Занята уже. Но есть за пятьдесят пять...
— Где?
— Там же, только первый этаж. И ремонт попроще.
— Можно посмотреть?
— Конечно. Но там очередь. Если понравится — сразу договор, иначе уйдёт.
Артём поехал. Час в метро, потом ещё автобус.
Квартира оказалась в панельке. Первый этаж, окна на дорогу, решётки. Обои из девяностых, линолеум вздулся, из крана капает.
— Берёте? — риелтор смотрел в телефон.
— Мне подумать надо...
— Думайте. Но завтра её уже не будет.
Артём вышел во двор. Помойка, гаражи, ни одного дерева. До метро двадцать минут пешком.
Но выбор какой? Неделя — это не срок. За неделю в Москве квартиру не найти. Точнее, найти можно, но либо дорого, либо вот такое.
Позвонил Максу, другу:
— Слушай, меня хозяин выселяет. Через неделю надо съехать.
— Ничего себе! А куда ты?
— Не знаю пока. Смотрю варианты.
— Может, у меня поживёшь пока? Диван есть.
— Макс, спасибо, но я же не на неделю. Мне постоянное жильё нужно.
— Ну смотри. Если что — диван твой.
Вечером Артём ходил по квартире. Своей-чужой квартире. Вот кухня — он тут столько готовил. Научился делать том-ям, освоил выпечку. Вот балкон — курил здесь, когда ещё курил. Бросил три года назад, но балкон остался любимым местом.
Вот спальня. Кровать покупал сам — старая развалилась. Хозяин разрешил выкинуть, новую за свой счёт. "Потом заберёте", — сказал.
Как забирать кровать через неделю? Куда? В панельку в Медведково?
На работе Артём был рассеянным.
— Ты чего? — спросила коллега Ира.
— Квартиру надо менять. Срочно.
— Почему?
— Хозяин возвращается. Неделю дал.
— Неделю?! Это же незаконно!
— Формально законно. Договор кончается.
— Сволочь какая! Может, к юристу обратиться?
— И что? Судиться полгода, жить где? На вокзале?
После работы — снова просмотры. Бирюлёво. Комната в двушке, хозяйка живёт в соседней. "Гостей не приводить, после десяти не шуметь, кухню освобождать к восьми утра".
— Я работаю дома иногда, — сказал Артём.
— Дома? Нет, молодой человек. Квартира для проживания, не для работы.
Следующий вариант — студия в Новокосино. Двадцать метров, пятнадцатый этаж, лифт через раз работает.
— Зато своя! — радостно говорил риелтор. — Никто не мешает!
Своя. Двадцать метров счастья за сорок пять тысяч.
— Подумаю.
— Не думайте долго. Завтра показ ещё трём клиентам.
Дома — опять обход. Книжные полки. Собирал библиотеку годами, теперь все стеллажи забиты. Как это перевозить? Куда ставить в студии двадцать метров?
Позвонила мама:
— Артём, как дела?
— Нормально, мам.
— Что-то голос не такой.
— Переезжать надо. Хозяин квартиру забирает.
— Ой! А куда ты?
— Ищу пока.
— Может, к нам вернёшься? Комната твоя стоит.
Комната. В Подольске. Два часа до работы.
— Мам, я подумаю.
— Ты же пять лет там... Обжился небось.
— Обжился. Но это чужое. Хозяин имеет право.
— Право-то имеет, но по-человечески...
— Мам, это бизнес. Тут не про человеческое.
Артём уже готов был на что угодно. Смотрел даже койко-место в хостеле. "Долгосрочная аренда — скидка!"
Позвонил старому университетскому приятелю Паше:
— Паш, у тебя случайно никто квартиру не сдаёт?
— А что, съезжаешь?
— Хозяин выгоняет. Неделю дал.
— Охренеть! Слушай, у моей тёщи вроде квартира есть. Но она в Митино.
— Сколько хочет?
— Не знаю. Давай узнаю.
Через час перезвонил:
— Сорок пять просит. Но там ремонт никакой. И дом под снос лет через пять.
— Давай контакт.
И тут позвонил незнакомый номер:
— Артём? Меня зовут Ольга. Я от Виктора Павловича, вашего хозяина. Он дал ваш номер.
— Да?
— У меня есть квартира в Митино. Однушка. Виктор Павлович попросил вам предложить. Как компенсацию за неудобства.
— Сколько?
— Сорок тысяч.
— Сорок? В Митино?
— Ну, это не совсем Митино. Пятнадцать минут на автобусе. Зато тихо, природа.
Артём поехал смотреть. Пятнадцать минут на автобусе оказались получасом. Потом ещё пешком.
Квартира в пятиэтажке под снос. "Года три-четыре ещё простоит", — успокоила Ольга.
Ремонта не было лет двадцать. Окна деревянные, щели заклеены скотчем. Батареи еле тёплые. В ванной грибок.
— Я сама тут не живу, — объяснила Ольга. — От бабушки осталась. Продавать пока рано — за снос больше дадут. Виктор Павлович сказал — сделаю вам скидку. Обычно за сорок пять сдаю.
— А отопление?
— Ну, зима заканчивается. А на следующий год обещают дом в программу реновации включить.
Артём стоял посреди убогой комнаты и думал: вот это поворот. От квартиры на Соколе до развалюхи в Митино.
— Я подумаю.
— Думайте. Но у меня ещё желающие есть.
Вечером сидел на любимом балконе. Последние дни в этой квартире. В этой жизни.
Позвонил Макс:
— Ну что, нашёл?
— Типа того. Развалюху в Митино.
— Митино?! Ты с ума сошёл? Это же край света!
— А что делать? Всё приличное дорого. А это хоть в бюджет влезает.
— Слушай, может, всё-таки ко мне? Месяц поживёшь, найдёшь нормальное.
— Макс, за месяц цены ещё вырастут. И потом — мне своё пространство нужно.
Прошла неделя прощания с соседями. Баба Клава с третьего этажа даже всплакнула:
— Артёмушка, куда же ты? Такой хороший сосед!
— В Митино, баб Клав.
— Ой, далеко! А этот твой хозяин — совесть есть у него, баб Клав. Его право.
Виктор из квартиры напротив пожал руку:
— Жаль, что уезжаешь. С кем теперь про футбол говорить?
— Найдёте кого-нибудь.
— Да куда там. Сейчас молодёжь въедет, музыка до утра.
Артём начал паковать вещи. Удивительно, сколько хлама накопилось за пять лет. Старые журналы, провода от неизвестных устройств, одежда, которую не носил годами.
Книги складывал в коробки. Двенадцать коробок получилось. Тяжёлые, неподъёмные. В Митино есть кладовка — половину придётся туда. Остальное — раздать или выкинуть.
Отобрал самые любимые — два ящика. Остальное повёз в букинистический.
— Хорошая библиотека, — сказал приёмщик. — Но сейчас никто не берёт. Могу тысячи три дать за всё.
— Они же десятки тысяч стоят!
— Стоили. Когда покупали. А сейчас — макулатура почти.
Три тысячи за годы собирательства. Но девать некуда.
— Берите.
Ира с работы дала контакт грузчиков:
— Недорого берут. Мне помогли.
— Спасибо.
— Слушай, а может, не надо в эту развалюху? Поживи у друзей, поищи нормально.
— Ир, я уже подписал договор. И потом — мне тридцать два. Я не могу по друзьям скитаться.
Четверг. Послезавтра переезд. Виктор Павлович позвонил:
— Артём, я прилетаю в субботу утром. Вы к обеду освободите?
— Освобожу.
— Ольга сказала, вы её квартиру взяли. Ну и хорошо. Дешевле не найдёте.
— Да, дешевле не нашёл.
— Кровать свою заберёте?
— Нет, оставлю. Некуда везти.
— Отлично! Мне как раз нужна. Спасибо!
Спасибо. За кровать, которую Артём покупал на свои деньги.
Последний вечер. Артём заказал пиццу — готовить уже не в чем, посуда упакована.
Сидел на полу в пустой комнате. Только матрас и ноутбук.
Пять лет. Пять лет он считал это домом. Покупал занавески, выбирал, какие красивее. Вешал картины — теперь на стенах следы от гвоздей. Даже цветы завёл — соседке отдал.
Утро. Грузчики пришли в девять. Два таджика — молчаливые, работящие.
— Это всё? — показали на коробки.
— Всё. Книги в кладовку, остальное в комнату.
— Кровать тоже?
Артём посмотрел на кровать. Свою кровать в чужой квартире.
— Нет. Кровать оставляю. Хозяину.
Погрузка заняла час. Артём прошёлся по пустой квартире. Чужой квартире. Всегда была чужой, просто он забыл.
Оставил ключи консьержке:
— Передайте Виктору Павловичу.
— А вы что, съезжаете?
— Съезжаю.
— Ой, как жалко! Вы такой хороший жилец были! А куда?
— В Митино.
— Ух, далеко! Ну, счастливо вам там.
Счастливо. В развалюхе под снос.
Митино встретило дождём. От автобусной остановки до дома — грязь, лужи. Грузчики матерились вполголоса.
Подъезд ободранный, домофон не работает. Второй этаж, дверь покосилась.
— Тут выгружать? — таджик сомневался.
— Тут.
Коробки едва поместились. Половина книг — сразу в кладовку. Тёмную, сырую, с замком, который еле открывается.
Артём сел на коробку. Вот и всё. Новый дом.
Телефон завибрировал. Сообщение от Виктора Павловича: "Квартира в отличном состоянии! Кровать супер! Спасибо!"
Спасибо. Ему спасибо. За то, что пять лет берёг чужое, как своё.
Вечером позвонила мама:
— Ну как, переехал?
— Переехал.
— И как там?
— Мам... честно? Ужасно. Но деваться некуда.
— Артём, может, правда домой? Зачем тебе эти мытарства?
— Затем, что мне нужно своё место. Пусть убогое, но где я сам по себе.
— Всё у тебя временно. Пять лет в той квартире — временно. Теперь эта — временно.
— А что не временно, мам? Мы все тут временно.
Мама вздохнула:
— Философ. Ладно, береги себя.
Ночью Артём не мог уснуть. Машины за окном, тонкие стены — слышно, как соседи телевизор смотрят.
Встал, вышел на кухню. Шесть метров, плита времён Брежнева, холодильник гудит как самолёт.
Открыл окно — во двор. Темно, только фонарь один светит. И под ним — берёза. Огромная, старая, явно старше дома.
Красивая.
Но это же абсурд — радоваться дереву, когда живёшь в развалюхе. Когда тебя выкинули за неделю. Когда твою кровать присвоили.
Но берёза стояла. Несмотря ни на что.
Утром проснулся от грохота — мусоровоз под окном. Шесть утра.
Сделал кофе. Растворимый — турку ещё не распаковал. Сел у окна.
За окном — тот же убогий двор. Но берёза на свету оказалась ещё красивее. Почки набухли — скоро листья.
Достал телефон, написал Максу:
"Переехал. Адрес скину. Если честно — полная жопа тут. Но выживу."
Макс ответил: "Держись, братан. Приеду на выходных."
Артём допил кофе. Надо распаковываться, обустраиваться. Временно обустраиваться во временном жилье.
Открыл коробку с книгами. Достал любимого Довлатова: "Мы проживаем жизнь не как черновик, который можно исправить. И даже не как спектакль, который можно переиграть. Мы проживаем жизнь как экзамен, который можно только сдать или провалить."
Усмехнулся. Экзамен на что? На умение терять? На способность начинать заново? На принятие того, что ничего твоего нет и не будет?
Посмотрел на берёзу. Она стояла. В этой помойке, но стояла.
Может, и он выстоит.
Может.
Временно.