Квартира на улице Чехова досталась Марии от бабушки. Маленькая, но светлая, с кривыми подоконниками и теми самыми деревянными полами, которые скрипели, как старые бабки на лавке. Для неё это было не просто жильё — целый кусок памяти: запах валерьянки, который бабушка лила «для нервов» в кружку с компотом; облупившаяся плитка на кухне, которую бабушка клялась когда-нибудь поменять (и так и не поменяла). Мария берегла квартиру, как последнюю ниточку с теми, кто был рядом в её детстве. И уж точно не собиралась делить её с кем попало.
Иван, её муж, как всегда пришёл домой с лицом, будто его на работе били мокрым веником и заставляли улыбаться начальству. Снял ботинки, скинул куртку на стул (не в шкаф, как нормальные люди), и сразу к холодильнику.
— Ты опять ничего не купила, что ли? — голос ленивый, без упрёка, но с той самой интонацией, от которой у Марии начинало дёргаться веко.
— В холодильнике борщ. В кастрюле. Только разогрей. — Она даже не подняла глаз от ноутбука. — И хлеб есть.
— Борщ… — протянул Иван так, будто речь шла о похлёбке из крапивы. — А мясо?
— Мясо в борще. — Мария щёлкнула мышкой, стараясь не дать раздражению прорваться наружу.
Но этот разговор — так, мелочь. Главное было впереди. Иван присел напротив, поёрзал, будто стул ему мешал, потом наконец выпалил:
— Маша… Тут такое дело. Андрей приедет.
Она медленно закрыла ноутбук. Так, чтобы он понял — разговор серьёзный.
— Какой Андрей?
— Племянник мой. Сестры сын. Ну, ты знаешь… Высокий такой, худой.
— Знаю. — Мария скрестила руки на груди. — И зачем он сюда приедет?
— Учиться поступил. В Москву. Жить негде. — Иван говорил торопливо, будто боялся, что его перебьют. — Мать говорит, надо помочь. Ну, временно. Пока он встанет на ноги.
Мария почувствовала, как что-то внутри неё сжалось. То самое «мать говорит» прозвучало, как всегда, безапелляционно. Тамара Григорьевна могла жить на другой планете, но её голос всё равно эхом гулял по их кухне.
— Иван. — Она посмотрела прямо ему в глаза. — Ты вообще понимаешь, что квартира моя? Моя. По наследству. И я не собираюсь делать из неё общежитие.
Иван дёрнул плечом, как школьник, которому задали неудобный вопрос.
— Ну, Маш, ну чего ты… Это ж ненадолго. Он парень тихий. Поместимся.
— Поместимся?! — Мария едва не рассмеялась. — Мы и так тут вдвоём, как в банке с огурцами. И тут ещё твой племянник. А где он спать будет, на кухне под столом?
— Да можно диван в зале разложить… — начал он, но замялся, потому что зал был одновременно спальней, гостиной и рабочим кабинетом Марии.
Она встала, пошла к окну, уставилась на серый двор, где старушки кормили голубей. Внутри поднималась злость — старая, накопившаяся. Сколько раз она мирилась с «мать сказала», «мать думает», «мать считает». И вот — новый уровень.
Телефон Ивана запиликал. На экране — «Мама». Он резко подскочил.
— Я возьму. — И вышел в коридор.
Мария не слышала слов, но видела: он кивает, улыбается, как мальчик, которого хвалят. Минуты через три он вернулся.
— Маша, ну, маме трудно, сама понимаешь. У них там в Подольске места нет. А он хороший парень, не подведёт.
Она скривилась.
— Ты мне сейчас серьёзно предлагаешь поселить сюда чужого человека? На моей территории? Без моего согласия?
— Да не чужого… Родственник всё-таки…
— Твой родственник. — Мария стукнула ладонью по столу. — Не мой!
Повисла тишина. Слышно было, как по батареям бежит вода и где-то на улице орал ребёнок.
Иван тяжело вздохнул.
— Маш, ну нельзя же так. Надо помогать семье.
Она рассмеялась — нервно, сухо.
— Семье? Нашей семье? Или твоей маме с её требованиями? Знаешь, мне иногда кажется, что я тут вообще лишняя. Квартира моя, а решения ваши.
— Ты перегибаешь. — Иван нахмурился.
— Нет, Иван. — Мария поднялась. — Я просто наконец говорю прямо.
В этот момент в дверь позвонили. Звонок протянулся длинным противным звуком, будто издевался. Мария пошла открывать. На пороге стояла Тамара Григорьевна. В пальто, с сеткой в руках. И с тем выражением лица, будто пришла проверять санитарное состояние тюрьмы.
— Ну здравствуйте, дети. — Она шагнула внутрь, не дожидаясь приглашения. — Я на минутку.
Мария отступила, молча. Иван засуетился, взял у матери сумку.
— Тамара Григорьевна, — начала Мария, — мы как раз тут обсуждаем…
— Да что обсуждать? — перебила свекровь. — Андрей завтра приедет. Всё уже решено.
Мария почувствовала, как кровь ударила в виски.
— Простите, а меня кто-то спросил? — Голос её дрогнул, но она собралась. — Это моя квартира.
Тамара Григорьевна смерила её взглядом поверх очков.
— Девочка, не начинай. Ты жена моего сына. Значит, вы семья. А семья — это общее. У тебя что, сердце каменное? Парень учиться едет, а она тут хозяйка нашлась…
— Да, я хозяйка. — Мария шагнула ближе, чувствуя, как руки дрожат. — Потому что квартира моя. И я не согласна.
— Вот эгоистка… — протянула свекровь. — Сердца у неё нет, одна жадность и эгоизм.
Эти слова прорезали Марии уши, как нож по стеклу. Она резко закрыла ноутбук, схватила кружку со стола и поставила её в раковину с таким звуком, будто разбила.
— Знаете что? — сказала она, обернувшись. — Делайте что хотите, но без меня.
И вышла в коридор, натянула куртку и хлопнула дверью. На лестнице пахло сыростью, и этот запах был куда приятнее, чем воздух на кухне, где её жизнь только что превратили в проходной двор.
Мария шла вниз, почти бегом. Сердце билось в груди так, что казалось, сейчас вырвется наружу. Она впервые за долгое время поняла: терпеть больше не будет.
Мария провела ночь у подруги. Лена, соседка по прошлой жизни, когда они с Иваном только встречались, всегда говорила:
— Машка, не дай ему сесть себе на голову. А то он мамин сынок, таких я знаю.
Тогда Мария отмахивалась. А теперь лежала на раскладушке в Лениной комнате, слушала, как за стеной сопит её муж с пивным брюшком и храпом чужого мужа Лены, и думала: «Вот ведь. У самой жизнь — черт-те что, но советовать — мастер».
Утром Мария вернулась домой. На кухне пахло жареной картошкой. За столом сидел Андрей. Тот самый «тихий племянник». Худая шея торчит из футболки с логотипом какого-то рэперовского бренда, глаза в телефон. Рядом Иван, довольный, будто всё само собой разумеется.
— Привет, тётя Маша, — буркнул Андрей, даже не подняв глаз.
Тётя Маша! У неё внутри что-то оборвалось.
— Ты уже обосновался? — Мария сняла куртку и медленно повесила её на крючок, чтобы не сорваться.
— Ну да, диван норм. — Андрей пожал плечами. — Спасибо, что приютили.
Она посмотрела на Ивана.
— Значит, всё решено без меня?
— Маш, ну хватит уже. Чего ты злая? Он же мальчишка. Ему помочь надо.
— Мальчишка? — голос Марии дрогнул. — Ему двадцать лет, он взрослый мужик. Пусть снимает комнату, работает. Это моя квартира, Иван!
— Маша, хватит кричать! — Иван стукнул ладонью по столу. — Ты ведёшь себя как фурия!
И тут из спальни вышла Тамара Григорьевна. В халате. В её халате! Она уже хозяйничала так, словно переехала насовсем.
— Девочка, — протянула свекровь с показной жалостью, — ну что ты так переживаешь? Мы ведь все одна семья. Надо делиться.
Мария подошла ближе.
— Делитесь своей квартирой. Если она у вас есть.
— Ты неблагодарная, — зашипела свекровь. — Мы с Иваном тебе всё… А ты…
— Вы мне что?! — Мария сорвалась. — Квартира от бабушки! Вы тут при чём?!
Тишина. Потом Иван встал.
— Всё, хватит. Не ори. Андрей останется. Так будет правильно.
Мария схватила его за руку.
— Ты что, издеваешься? Это предательство, Иван.
Он резко дёрнул руку, толкнул её в сторону. Она отшатнулась, ударилась о край шкафа. Боль пронзила лопатку.
— Ты совсем с ума сошла, — сказал он тихо, но жёстко. — Я не дам тебе рушить семью.
— Семью? — Мария почти рассмеялась, чувствуя, как слёзы подступают к горлу. — Какую семью? Твою маму и твоего племянника?
Она метнулась в зал, начала вытаскивать из шкафа его рубашки. Вещи летели на диван.
— Собирайся! — кричала она, швыряя брюки. — Уходи к своей семье!
Иван подскочил, схватил её за запястья.
— Ты что творишь, истеричка?!
Она вырвалась и с размаху ударила его по щеке. Гулкий звук разнёсся по комнате. Андрей даже поднял глаза от телефона.
— Всё. — Голос Марии дрожал, но слова были твёрдые. — Конец. Ты уходишь. Сегодня.
Тамара Григорьевна кинулась к сыну, закрывая его собой.
— Сынок, не слушай её. Она взбесилась. Мы завтра всё решим.
Но Мария уже бросала в чемодан оставшиеся вещи мужа. Рубашки, носки, его любимый свитер. Её руки дрожали, но она чувствовала — дороги назад нет.
— Я подаю на развод. — Она посмотрела Ивану прямо в глаза. — И на алименты, если надо.
Он побледнел.
— Ты сдурела…
— Нет. — Она застегнула молнию на чемодане так, что та скрежетнула. — Я наконец проснулась.
Чемодан стоял в коридоре. Иван молчал, Тамара Григорьевна шипела что-то про «разлучницу» и «эгоистку», Андрей снова уткнулся в телефон. А Мария впервые за долгое время чувствовала себя хозяйкой в своей квартире. Пусть и среди руин.
Иван с чемоданом у двери стоял три дня. То есть физически — чемодан стоял, а сам он всё ходил по квартире, будто ничего не произошло. То картошку чистил (видимо, для демонстрации хозяйственности), то телевизор включал на полную, то делал вид, что работает за ноутбуком.
Мария стиснула зубы: не поддавайся, молчи, дождись момента. Она знала — слабина, и они снова будут втроём: он, мама и племянник.
Вечером четвёртого дня Тамара Григорьевна заявилась снова. В новой блузке, с пакетами еды. Бросила их на стол, как будто платила за постой.
— Мы тут с Иваном подумали, Маш, — начала она без предисловий. — Тебе, конечно, кажется, что это твоя квартира. Но ты замужем. Значит, это и его жильё. А он имеет право привезти кого хочет.
Мария почувствовала, как холод разлился по телу.
— Закон почитайте, Тамара Григорьевна. Наследство — это личная собственность. Муж сюда никакого отношения не имеет.
— Да ты что, умнее всех? — свекровь расхохоталась. — А я скажу по-другому: совесть у тебя есть? Женщина без детей, без сердца, только за квадратные метры держится!
Мария дернулась, как от удара. Иван молчал, глаза в пол. Андрей снова в телефоне. Всё как всегда.
— Иван, — спокойно, даже слишком, сказала она. — Либо сейчас ты уходишь, либо я вызываю полицию и пишу заявление о нарушении неприкосновенности жилья.
Он поднял голову, впервые за эти дни. Лицо серое, измученное, будто он сам понял, что зашёл слишком далеко. Но слово «мама» застряло у него в горле.
— Ты же не выгонишь меня… — пробормотал он.
— Уже выгнала. — Мария подошла к чемодану, открыла дверь и выкатила его в подъезд. — Ты сделал свой выбор.
Тамара Григорьевна вскрикнула, как будто у неё сердце прихватило.
— Да как ты смеешь! Он твой муж!
— Бывший. — Мария посмотрела на неё так, что та отшатнулась. — Завтра подам на развод.
Она закрыла дверь прямо перед их лицами. Тяжёлый щелчок замка разнёсся по квартире, как выстрел.
Мария прислонилась к двери. В груди — пустота, но и странное облегчение. Она знала: теперь всё. Никаких «мать сказала». Никаких племянников на диване. Только она и её квартира, её жизнь.
Через неделю она продала обручальное кольцо и купила билет в Сочи. Не навсегда — просто подышать, вспомнить, что есть море и солнце, а не только скандалы на кухне. И впервые за годы позволила себе думать: «А вдруг впереди у меня будет не просто свобода, а и настоящая жизнь?»
Финал.